Вопль закончился. Раковина захрипела и заговорила, быстро и едва разборчиво:
– Я промахнулся, но другие тебя убьют. Ты сдохнешь за то, что сделал с моей провинцией… Они ведь уже сдались! Они сдались, а ты что с ними сделал?! Теперь их дети растут немые, они онемели от ужаса! Тебе конец. Это заговор, большой, это паутина, в которой ты муха. Но если возьмешь кого-то живым, как меня, он не будет знать ничего! Ничего, ничего! Ничего!
Снова вопль. Пауза. Звук серебряного камертона. Далекий шум моря.
– Мне важно, что ты об этом думаешь, – сказал Эрно.
– Это бред. – Когда ей было страшно, делались холодными руки, а правая ладонь становилась и вовсе как лед. – Такому огромному заговору неоткуда взяться. Нет… опоры, ты же всё вычистил. Всех. Рядом только верные. Этот человек, возможно, и не врал, но он сам обманывался.
– Как ты считаешь, – спросил он задумчиво, – карательный поход на Счастливый Остров был ненужным зверством – или стратегически оправданным актом устрашения, который в результате спас многие жизни?
Она молча порадовалась, что он смотрит на нее без повязки на глазах.
– Он был оправданным зверством… Эрно… зачем ты записал допрос?
– Чтобы ты его потом услышала.
– Зачем?!
– Потому что мне важно, придешь ли ты к тому же выводу, к которому пришел я.
Она подобралась; его манера всех вокруг испытывать и проверять бесила многих, но уж ее-то он мог избавить от этих экзаменов.
– Этот человек… не имел шансов тебя убить. Стрела летит слишком долго. Либо заговорщики тебя совсем не знают… а это вряд ли. Либо тебя не собирались убивать.
– Тогда чего они хотели? – Он улыбнулся краешками губ. У нее заболело сердце: эта улыбка будила запретные воспоминания. И снова некстати.
– Отвлечь, – просто сказала Тереза. – Я не понимаю от чего, и это меня тревожит.
– Не «от чего», – пробормотал он. – От кого… Спасибо, Тереза. Ты мне очень помогла.
* * *
После обеда Алекс повез ее на экскурсию по городу, с обязательным визитом в ювелирный квартал. Как ни пыталась Ирис отвертеться, мягкая настойчивость Алекса не оставляла ей шансов. Проще было бы договориться с приливом на океанском побережье.
– Это дело нашей чести, госпожа Айрис. Стоит вам увидеть все эти камни вблизи – и вы тут же забудете, что не носите украшений!
«Я ни на секунду не отойду от провожатого, – твердо сказала себе Ирис. – У тех людей, кем бы они ни были, не будет шанса еще раз со мной связаться».
– …Обратите внимание, это настоящий музей! Милейший, открой-ка для нас еще вон ту витрину…
В огромном магазине кроме приказчика, Алекса, Ирис и стражника у двери никого не было. Сверкали камни, текли застывшими ручейками золото и серебро, Алекс почти силой заставлял Ирис примерять то один набор, то другой, то третий. Всякий раз из зеркала на Ирис смотрела новая женщина; в конце концов она увлеклась этой игрой, даже проявила слабую инициативу, указав на ожерелье, которое ей чем-то понравилось. Не прошло и секунды, как ожерелье было упаковано в резную шкатулку.
– Не вздумайте спорить, госпожа Айрис! Лорд-регент снимет с меня голову, если вы не примете подарка! Кстати, на завтрашний музыкальный вечер, где вы будете играть, вы ведь не откажетесь надеть обновку? Она потрясающе вам к лицу!
Ни о каком музыкальном вечере ее никто не предупреждал. Узнав об этом, Алекс сделал большие глаза:
– Это форменное безобразие, вам должны были прислать приглашение! У нас есть еще время до часа Свиньи. Что бы вы хотели увидеть в городе?
Он надоел ей со своей бесцеремонностью и навязчивой опекой.
– Я хочу увидеть человека, который наполняет ракушки музыкой. Он еще держит магазин, как я поняла.
– Ракушки? – Алекс на секунду замешкался. – Хм… Это не магазин, это лавка на нижнем базаре, не очень удачное место. Там полно мусора и голодранцев.
– Едем, – сказала Ирис.
* * *
Не так уж и много мусора, в любом порту побольше будет. А людей в самом деле много, хотя торговый день уже заканчивался, многие лавки закрывались. Ирис настороженно оглядывалась – она уже пожалела о своем решении. В этой толчее может скрываться кто угодно, за ней могут следить, это проще простого – она выделяется из толпы. Хорошо, что есть сопровождающие – Алекс, кучер, охранник. Ирис старалась не отставать от них ни на шаг, да они и сами не позволили бы.
– Где же? Где-то здесь, – бормотал себе под нос Алекс. – Эта лавчонка куда подевалась? А, вот… вот, госпожа!
Ирис увидела аккуратную маленькую лавку. На деревянной доске над входом была нарисована морская раковина, и ниже криво приклеено рукописное объявление: «Распродаю лавку. Все по двадцать монет». Женщина-горожанка и девочка лет пятнадцати шепотом препирались у входа:
– …у тебя уже есть поющая ракушка!
– Но мне же мало одной! Ну давай же зайдем, там есть «Пляски осьминога»…
– Не вздумай слушать эту дрянь! Любая музыка – трата времени, денег, разврат, бесстыдство, что она дает порядочной женщине?! Нет-нет, пойдем, и не проси…
Она потащила девочку прочь от прилавка. Ирис, проводив их взглядом, сделала шаг, другой ко входу…
Оттеснив ее и даже не заметив этого, в лавку вошли двое мужчин. Алекс посмотрел на Ирис с тревогой: разве она не видит, что место неподходящее? Оставаться тут – значит нарываться на оскорбления, и что прикажете делать?! Ирис успокоила его взглядом и вошла следом за бесцеремонными визитерами.
– Ольвин! – с порога крикнул первый, высокий и необъятный. – Я нашел покупателя, возьмет все оптом.
– Сто монет, – сказал второй, щуплый и быстрый, как плетка. – Прямо сейчас.
– Твоё, – сказал лавочник. – Забирай.
Высокий, бледный, очень молодой, но с погасшими глазами, он стоял над столом, на котором горой лежали ракушки. Здесь не меньше полусотни, подумала Ирис. По самой бросовой цене – не меньше тысячи монет.
– Нет, я это куплю. – Она не узнала своего голоса.
Сделалось тихо. В тесной лавке на нее смотрели четверо мужчин: Алекс, потерявший дар речи. Оба покупателя, как на говорящую вошь. И лавочник – взглядом человека, только что очнувшегося от тяжелого кошмара.
– Я покупаю все записи, – сказала она, интонацией напомнив всем и себе, что она – свободная жительница континента, которой никто не смеет приказывать. – Две тысячи за всё. Господин Алекс… – Она обернулась к провожатому. Тот выпучил глаза:
– Но…
– Вы хотели сделать мне подарок? Вот это он и есть. Выдайте деньги хозяину, а мне, пожалуйста, упакуйте раковины…
Она снова посмотрела на лавочника. Тот стоял и смотрел, она не смогла истолковать этот взгляд и растерялась.
Чужая жизнь, чужие нравы. Она вмешалась в ход событий, ничего толком не понимая. Зачем она это сделала? Зачем, наконец, ей груда кустарных ракушек с народными песнями?!
– Что ты мне голову морочишь? – сказал щуплый покупатель, развернулся и вышел. Другой поспешил за ним всей телесной массой и чуть не вышиб дверной косяк.