– Вам повезло, что брат ваш еще очень мал. Будь он старше хотя бы на неделю, полное восстановление оказалось бы невозможным. Ребенок остался бы инвалидом без надежды на коррекцию.
Стерх говорил, не глядя на нее, по-прежнему вглядываясь в страницу журнала.
– Возьмите следующий диск… Последовательно проработайте первый трек. Только первый.
Сашка сделала несколько шагов – к столу. Протянула руку; ее ногти, уродливые, черные, загибались крючками. Она зажала конвертик с диском между ладонями и так, стиснув ладони, отступила назад.
– Вы свободны.
Сашка вышла, не сказав ни слова.
* * *
Все-таки она очень любила учиться. Эта почти противоестественная страсть спасла ее ночью, когда десять упражнений Портнова обступили ее, как убийцы, и ни одно не желало сдаваться без боя.
Поначалу она уговаривала себя: еще шажок, и отдохну. Еще одно мысленное превращение. Еще. Вектор, вектор, преобразование, вот и протянулись ниточки, вот и сопряглись два мысленных потока, вот и почти готово упражнение номер один…
Когда-то она пыталась понять, что именно в организме работает, выполняя эти задания. Мозг? Да, конечно. Воображение? На полную катушку. Интуиция? Наверное, да… Но это были части большого механизма, причем не главные; когда механизм, разогревшись, начинал работать в полную силу, Сашке казалось, что вся она, Александра Самохина, – всего лишь фрагмент его. Заднее колесо.
Был тихий февральский вечер. Длинная витая сосулька, свесившись с жестяного козырька, заглядывала в форточку комнаты номер двадцать один. Где-то играл магнитофон – грохотали барабаны, и низкий чувственный голос ворковал по-английски; потом и магнитофон устал, погасли на улице фонари, погасли соседние окна, и заснеженный газон перед общежитием сделался темным. Сашка одолела упражнение номер пять и приступила к шестому.
Понимать связи. Складывать из обломков картину. Разбирать механизм на детали, собирать из деталей новый механизм, вдруг – случайно – обнаруживать новые возможности и, перепрыгнув на другую орбиту, видеть вокруг бесконечное поле деятельности. Сашка увлеклась; временами возвращаясь, повторяя по памяти упражнения из первого семестра, попадая в тупик, обходя все на свете кружным путем и неожиданно натыкаясь на простое решение, – она сидела над книгой до шести часов утра.
Упражнение десять. Все.
Сашка замерла, чувствуя себя – свое тело – старой башней на берегу океана, тяжелым каменным строением, над которым пронеслись века. Внутри гулял ветер и струился песок. Напуганная подлинностью этого ощущения, Сашка пошевелилась – и пришла в себя. Руки затекли до бесчувствия. Очень хотелось пить и хотелось в туалет.
Она выпила полбутылки минеральной воды. Прошлась по коридору в санузел и обратно. Улеглась в кровать и нащупала на тумбочке плеер с наушниками.
Проявились цифры на крохотном дисплее. Первый трек…
«Ребенок остался бы инвалидом без надежды на коррекцию».
Еще раз первый трек. И еще. А потом второй. И третий.
«Ребенок остался бы инвалидом без надежды на коррекцию».
Пятый, восьмой. Сашка таяла в тишине, будто кусочек сахара. Распадалась. Растягивалась длинными тягучими ниточками от себя к маме. Что-то шептала ей на ухо, и мама ворочалась в тяжелом сне; спал младенец, положив кулачки на подушку. А Сашка тянулась и тянулась, как телеграфные провода, и чувствовала, что сейчас не выдержит, порвется. Слишком далеко…
И слишком поздно.
Сделав над собой усилие, она сорвала наушники. Плеер беззвучно повалился на пол. Ни стука, ни шороха. Отлетела, раскрываясь, круглая крышка, вертящийся диск поймал отражение уличного фонаря и остановился. Ни ветра, ни скрипа, ни привычной возни спящего общежития; чужое молчание продолжалось.
Она закричала – и не услышала себя.
Путаясь в одеяле, она рухнула с кровати, но даже боль в ушибленных коленках не смогла прервать Молчания. Она вскочила на ноги, понимая, что вот-вот захлебнется в тишине, но в этот момент грянул будильник.
Простое электронное устройство играло «Чижика-пыжика». И как только этот звук прорвался в Сашкино сознание – тишина пропала. Слышны стали и ветер, и далекое радио, и шлепанье тапочек в коридоре, и чей-то недовольный голос:
– Миха, ты не знаешь, кто это так орал?
* * *
На первой паре была физкультура.
Кажется, этой ночью не спал никто; группа «А» второго курса сидела и лежала на подоконниках, на матах и просто на полу, никто не желал смотреть другому в воспаленные измученные глаза. Только Денис Мясковский был неестественно весел, бегал по залу, то и дело подпрыгивал и повисал на баскетбольном кольце.
Лиза хмуро сидела на скамейке, глядя то на свою ногу в кроссовке, то на обрывок шнурка у себя в руке. Дим Димыч насилу заставил всех построиться и долго втолковывал, что физкультура на втором семестре второго курса нужна студентам как воздух, потому что учебные перегрузки плохо скажутся на здоровье, если его не укреплять.
– Дмитрий Дмитриевич, я не могу прыгать, – сказала Сашка. – У меня нога болит.
– У вас все время что-то болит, Саша. А курс, между прочим, недосдал нормы!
– Я сдам.
– Вы все мне обещаете. Короткая дистанция, прыжок в длину, тройной прыжок…
Он замолчал, обеспокоенно глядя Сашке в лицо.
– Ну, Саш… Что с вами?
– А что? – Она потрогала щеки. – Чешуя?
Кажется, Дима обиделся.
* * *
Она закрыла за собой дверь аудитории. Еле слышно поздоровалась – не надеясь на ответ. Замерла, глядя в коричневый щелястый пол.
– Вы работали с первым треком?
Стерх сидел за преподавательским столом, занавеска напротив была отдернута, и в потоке света с улицы Сашка могла разглядеть только темный силуэт.
– Подойдите ближе.
Сашка подошла. Стерх встал, обошел стол, остановился перед ней – высоченный, горбатый, едва ощутимо пахнущий хорошим одеколоном. Вспышка – резанул по глазам солнечный зайчик, отразившись на металлической пластине браслета. В ту же секунду Стерх издал короткий звук – не то шипение, не то астматический вздох.
– Я сказал – какой трек?
– Я включала первый. Я не виновата, что…
– Я велел работать с каким треком?!
– Оно само так получилось! Я тут ни при чем!
Пощечина прозвучала, как выстрел стартового пистолета. Сашка отлетела и ударилась спиной о стол.
– Когда вы без разрешения открыли сотый фрагмент – «оно само»? Когда вы решили поэкспериментировать с младенцем – тоже «оно само»? Вы решили учиться по собственной программе? Тоже «оно само»?!