Усадьба у края болот

– Не ходи, – проводив мальчика взглядом, сказал Кузьма. – Не время ныне по болоту ходить. Нежить там.

– Что?! – Савелий усмехнулся. – Нежить?

– Лошади разбойничьи встали.

– Да что ж за невидаль такая? Что с ними не так?

– Это долгий сказ, но изволь, послушай… Когда-то давно, даже прадед мой тех времён не помнит, проходил по этой земле торговый тракт. Два их имелось: верхний и нижний. Нижний шёл по реке, но был не очень удобным, река норовистая ниже по течению, с порогами, а верхний тракт шёл лесом, широким был, ровным и удобным. И шли по нему торговые караваны – кто до ближайшего города, а кто и дальше… Да вот беда, разбойники в лесу появились, грабить караваны принялись, людей не щадили. И не было спасения от них, налетали, будто из ниоткуда, убивали купцов и свиту, да и уводили обозы куда-то в леса. Не помогало оружие, не спасали наёмные стражи – всё без толку. И тогда напуганный люд к колдуну за подмогой потёк, он и пообещал подсобить, извести разбойников. Сдержал ли обещание, нет ли, мне то неведомо, да только однажды лошади разбойничьи будто рехнулись, словно по команде гарцевать начали, вставать на дыбы, падать на спину… Скидывали всадников, топтали их, да не с испуга, намеренно будто, а затем в трясину поскакали. Вот ведь как колдун подсобил…

– Газу болотного надышались и только, – сделал вывод Савелий и Кузьма с ним спорить не стал.

– Однако, после совсем уж странное началось. Дорогой той люди ездить перестали, говорят, призраки разбойников тех до сих пор по лесу рыщут, но купил эти земли богатей не из наших, местных. Имение отгрохал, красиво было… Да только недолго длилась благодать. Болото всё ближе к людям подбираться стало, с каждым годом всё ближе. Ныне… да ты и сам видал, прямо за избой твоей начинается.

– Видал, – согласно кивнул Савелий, – Так с лошадьми-то что? Отчего малец перепугался насмерть?

– Да оттого и перепугался, что лошади те смерть несут. Как появятся, жди беды.

– Да полно тебе! Лошадь не может нести беду.

– Эти могут… Или предвещать… Савелий, я почитай, всю жизнь тут живу, мне ли не знать. Стоит этой нечисти появиться, так бабий вой по округе летит. Непременно помирает кто-то… – И Кузьма, как давешний парнишка, осенил себя крестом.

– Что ж, поглядим, – хмыкнул Савелий. – Кузьма, схожу я на болото, лукошко с ягодами поищу, не то осерчает барыня, накажет мальца ни за что…

– Не ходил бы, – попытался остановить его Кузьма, – Кабы беды не случилось.

– Чему быть, того не миновать, – подмигнул ему Савелий. – Схожу. Выручать мальчонку надо.

Лукошко он нашёл почти у своей избушки, так и стояло в траве полнёхонько. Странно, лукошко малец где-то на болоте обронил, да и ягода растёт в стороне от топи, далече, там, где лес ещё с болотом кое-как борется, тогда как же лукошко оказалось на берегу возле его жилища? Кто принёс? Савелий шагнул на гать, прошёлся… Нетвёрдая земля пружинила, раскачивалась под ногами, а над болотом стелился плотный туман, и тишина стояла такая, что уши закладывало. Савелий снова шагнул, чтобы хоть живым себя ощутить, чавканье болотной жижи под ногами услышать. Заволновалось болото, потянулись к пришельцу языки белёсого тумана, окутали, оплели ноги. Ох, не врут местные байки, место действительно, нехорошее, страшное. Вот только не разбойничьи лошади тому виной, а кровь пролитая. Много крови в этих лесах пролилось, напитала она землю без меры, смешалась кровь невинно убиенных с жижей болотной, и родилось проклятие, а лошади… что лошади? Скотина подневольная, разве могут они зло в себе нести? Если не ошибается Кузьма, так предвестники они, а это совсем другая ипостась, предвестники, хоть и предвещают близкую беду, но сами по себе зла не несут, напротив, понимать бы их, столько бед предотвратить можно было бы!

Савелий повернулся и… избушки не увидел. Вместо неё сплошной стеной висел плотный туман. А всего-то шагов пять с твёрдой земли сделал. Поёжившись, он шагнул. Раз, другой… Будь Савелий чуть впечатлительней, и поддался бы панике, но его так просто не пронять, он ступил на берег и, нахмурившись, пошёл к усадьбе. Лукошко, полное клюквы, прикрыл тряпицей. Ну как хозяева увидят, что не малец ягоду принёс, влетит тому, да и незачем им знать лишнего.

Но до дома сразу дойти не получилось, ещё с моста услышал Савелий детские крики в лесу. Один ребёнок, постарше, судя по голосу, смеялся, второй – ревел, упрашивая о чём-то старшего. Ну как не проверить, что там случилось? А тут ещё к детским голосам дикий крик истязаемого животного прибавился. Поставив лукошко на землю под осиной, Савелий бегом кинулся в лес.

Мальчишки. Двое. Один лет одиннадцати, второй младше, девяти, вероятно. Младший ревёт, голосит на всю округу, не стесняясь собственных слёз, а старший… Ох… подвесил на дерево котёнка, отошёл на несколько шагов и целится в бедолагу из самодельного лука. Толкнув стрелка на землю, Савелий бросился к дёргающейся жертве. Тут повезло. Не за шею котёнка привязал негодник, под лапами верёвку пропустил. Савелий освободил малыша, сунул за пазуху, и только тогда обернулся, поглядел на мальчишек.

Старший сидел на земле, нахохлившись смотрел на мастерового, посмевшего так обойтись с ним, младший уже не ревел, стоял, хлюпая покрасневшим носом, смотрел на Савелия с надеждой.

– Да жив он, жив, – заверил Савелий.

Мальчишка улыбнулся сквозь слёзы, а старший вскочил на ноги.

– Ты! Ты за это ответишь! – злобно выкрикнул он.

– Полагаю, Николай, твоему батюшке вряд ли понравятся игры, которые затеваешь. Он, верно, не догадывается, каким жестоким сын растёт.

– Это просто кот!

– И он живой. И ему больно, когда в него стреляют из лука, и страшно, когда на дерево вешают. Ежели тебя подвесить, обрадуешься?

Мальчик засопел, но всё же покачал головой отрицательно, буркнул что-то меньшому братцу и, повесив голову, поплёлся в сторону дома. А Савелий, поглаживая спасённого котёнка, пошёл к себе. Вот сейчас отнесёт нового жильца, и снова пойдёт к господскому дому. Может, на этот раз даже поработать получится…

И поработал. Всё выполнил, что Кузьма ему наказал, и странное дело, меньшой сын барина – Александр всё рядом ошивался. Ходил, смотрел, будто сказать что хотел, но молчал, сопел только угрюмо.

– Алексашка, чего крутишься? – не выдержал Савелий. – Про кота спросить хочешь? Так у меня он. Живой, бедолага. Напуганный только.

Мальчик заулыбался и, наконец, обрёл дар речи.

– А можно мне посмотреть на него?

– Отчего же нельзя? Вам всё можно. Да только папенька не заругает, коли к мастеровому в избу зайдёшь?

– Нет, – уверенно ответил мальчуган и застеснялся. – Я кота Угольком назвал. Он чёрный.

– Добро! – усмехнулся в усы Савелий. – И я так звать буду.

– Спасибо! – тихонько поблагодарил мальчик, коснувшись тонкими пальчиками грубой руки мастерового.

Савелий кивнул и не ответил.

Под вечер суета началась в доме. Все забегали, куда-то Кузьма гонял экипаж, кого-то привёз из деревни. Савелий работал и внимания не обращал, не особо любопытен он был, а позже в людской, за вечерей проговорился Кузьма, сказывал, что барыня рожать удумала, так он за повитухой ездил. Посетовал, что в дурное время, снова лошадей помянул, а Савелий лишь хмыкнул. И без лошадей понятно, не справиться барыне, слишком слаба, истощена болезнью. Ничем ей уже не помочь, разве посочувствовать…

Вернувшись к себе, Савелий отправился в мастерскую. Работа работой, но есть ещё нечто, что в удовольствие делает, там, в мастерской, под сильными умелыми руками расцветали причудливые узоры на большом куске дерева. Ему предстояло со временем превратиться в оправу для напольного зеркала, а пока падала стружка на земляной пол, мастер творил волшебство.

Мастер так увлёкся, что не сразу расслышал робкий и неуверенный стук в дверь, настолько тихий, что и услышал-то его только чёрный котёнок, дремавший на скамье. Поднял голову, навострил уши, и лишь тогда Савелий догадался, что странный звук не из подпола идёт, не мыши балуют, а кто-то за дверью стоит. А ещё незваному гостю очень нужна помощь.

Откуда пришла догадка, бог весть, но мастер откликнулся, рванул дверь на себя и в жарко натопленную мастерскую, прямо в подставленные руки Савелия, ввалился замёрзший мальчуган.

– Алексашка! – охнул Савелий, узнав меньшого барского сына. – Откуда ты здесь? Что стряслось?

Мальчишка не отвечал, лишь выбивал громкую дробь зубами. Замёрз. Неизвестно сколько времени провёл малец на улице, а он одет к тому же совсем не по погоде: в лёгкую рубашонку, штаны, да ботики, смешно сказать, расшитые. В таких только по коврам турецким ходить да по паркету натёртому, но точно не грязь дворовую месить.

– Обожди, я сейчас! – Савелий аккуратно усадил мальца на лавку, сунул ему в руки разомлевшего от тепла котёнка. – Ждите! – и выскочил во двор.

Вернулся он почти сразу, завернул мальчонку в принесённое из избы одеяло, снял с замёрзших ступней туфли, принялся растирать пахучей мазью детские ножки. Потом подоткнул под них край одеяла, усадил мальчонку к стене, поставил на печь котелок.

– Я, Алексашка, сейчас травки заварю, а ты выпей. Непременно выпей, чтобы не захворать. Куда ж ты, малец, к ночи да в таком наряде отправился? Почто тебе дома не сидится?

– Ой страшно дома, дядька Савелий! – с трудом разомкнув губы, прошептал мальчик, – Страшно…

И тут вспомнил Савелий, что Кузьма привёз повитуху из деревни, нахмурился, отвернулся от мальчика, боле не спрашивая его ни о чём. Поставил на верстак две железные кружки, налил отвар.

– Ну, Алексашка, давай чаёвничать? Не обессудь, угостить мне тебя нечем, – развёл руками он, понимая, не за угощением прибежал парнишка, за поддержкой. Только почему к нему, вот вопрос. До сего дня они и парой слов не перекинулись, да и не след барчуку с дворовой челядью общаться. Видно, сильно впечатлило мальчика спасение котёнка, так впечатлило, что в самый страшный момент своей жизни не к близким за поддержкой побежал, а к чужому, незнакомому мужику.

Савелий пододвинул к лавке верстак, сел рядом с гостем, протянул ему кружку.

– Пей, Саша. Это не очень вкусно, но ни одна хворь не привяжется.

Мальчик послушно протянул руки за кружкой, завёрнутой в холстину.