Удержи меня

– Даня…не надо…

– Я только поцелую тебя, и все, – прошептал он, беря меня за руку и вытаскивая из-за стола, чтобы усадить к себе на колени. – Машка… прогони меня, иначе я никуда сам не уйду, так здесь и останусь насовсем, – попросил он, прижавшись головой к моему плечу.

– Не выдумывай, Данька, ты прекрасно понимаешь, что это невозможно.

– Да, – вздохнул он, соглашаясь. – Невозможно.

Юлька и Артем вернулись рано утром, но я успела встать и к их приезду испечь пирожки, накрыть на стол и привести себя в относительно божеский вид. Дочь с визгом повисла у меня на шее, прилипла всем телом:

– Мамуся! Как же я соскучилась по тебе!

– Я тоже, заяц, – я села вместе с ней на диван, чуть отстранив ее и разглядывая покрытую загаром мордашку. – Ты как негритенок стала, совсем черная!

– Ой, мама, как же на море здорово! – взахлеб рассказывала дочь, спеша поделиться впечатлениями и эмоциями. – Я столько ракушек собрала – ужас! Прямо мешок! Сейчас покажу!

– Юляша, может, сначала завтрак, вы ж с самолета?

– Нет, сначала ванну, потом завтрак и спа-ать! – зевнула она, открывая свою сумку и доставая из нее всякую всячину.

Артем молча сидел в кресле и, казалось, не замечал того, что происходит в комнате – мыслями он был где-то совсем в другом месте. Кроме «здравствуй», он не произнес ни слова, и я не знала, как мне вести себя.

Набрав Юльке ванну и посидев с дочерью несколько минут, я пошла на кухню. Артем курил, стоя у окна. На плиту из джезвы выливался кофе, но муж этого не замечал, продолжая думать о чем-то. Я сняла почти пустую емкость, вытерла конфорку и стала варить кофе заново. Затушив сигарету, Артем, наконец, повернулся ко мне:

– Ну, что, давай поговорим.

– Давай, – я удивленно посмотрела на него – что-то в тоне показалось странным.

– Ты сядь, пожалуйста, я не могу разговаривать, когда ты мечешься туда-сюда.

Я опустилась на стул, не понимая, о чем именно он собрался говорить со мной через полчаса после двухнедельного отсутствия. Артем закурил новую сигарету, глядя прямо перед собой, потом поднял глаза на меня и начал:

– Маша, так больше продолжаться не может. Я устал жить в этом, понимаешь? И я ухожу. Только не перебивай меня, иначе я уже не смогу все сказать, что хотел, и мы опять будем тянуть эту резину, ненавидя друг друга. Так будет лучше для всех – для тебя, для Юльки и для меня. Я ухожу, потому что не могу больше жить с тобой, с твоей надуманной болячкой, с которой ты носишься уже долгое время. Я устал от твоих слез, от твоего страдальческого вида, я чувствую себя виноватым в чем-то. Поэтому лучше будет, если мы перестанем жить вместе. Юльку я не брошу, буду оплачивать все по-прежнему. Если что, можешь звонить, я буду приезжать.

Высказавшись, Артем встал, сунул в карман ключи от машины, мятую пачку сигарет и вышел в прихожую, даже не потрудившись взглянуть на меня. Через пару минут хлопнула входная дверь. Все. Десять лет совместной жизни перечеркнули несколько фраз и бронированная дверь.

Не соображая, что делаю, я встала, достала аптечку и нашла упаковку димедрола. Нет, я не собиралась травиться таблетками, даже в мыслях не было – я просто посплю, и все пройдет, во сне всегда все проходит…

Я не заметила, что машинально выдавливаю одну таблетку за другой и глотаю их, даже не запивая. Еще какое-то время спать не хотелось, я слышала, как плещется в ванной Юлька, что-то напевая, как по телевизору идет очередная «мыльная опера» с Хуанами и Верониками… Потом глаза начали слипаться, я прилегла на диван, накрывшись пледом. И только когда ноги стали ледяными, а пальцы рук начало сводить судорогой, до меня дошел смысл происходящего со мной. Кое-как встав, я побрела, шатаясь, в ванную, постучала.

– Я уже вышла, мамуся, – сообщила Юлька, открывая дверь и в полотенце направляясь в свою комнату. – Пойду, посплю, потом поболтаем, да? – она чмокнула меня в щеку и закрыла за собой детскую.

Я уже не понимала, зачем зашла в ванную, тупо посмотрела в зеркало, но, кажется, даже не увидела собственного отражения. Держась за стену, добрела до дивана и упала на него, стараясь не закрывать глаза. Какой-то внутренний голос твердил мне, что нельзя закрывать их, иначе – конец. Единственная мысль долбила в голове: «Нельзя, потому что Юлька, проснувшись, напугается до смерти… я не могу напугать ее… не могу…». Но глаза закрывались сами собой, я уже не в состоянии была сопротивляться, но остатки сознания все же держали меня на этом свете. Нашарив лежащую рядом телефонную трубку, я набрала номер Даниила.

– Да, Машуль, привет! – раздался его обрадованный голос.

– Даня… я умираю… – прошептала я, собравшись с силами.

– Ты что несешь?! – заорал он. – Что случилось?!

– Я… я, кажется… димедрола…перебрала… – язык заплетался, мешая четко выговаривать слова, но Даниил, к счастью, все понял и спросил:

– Ты дома одна? Маша, не молчи – ты одна дома?

– Юлька… спит…

– Машка, вставай немедленно, пей воду, сколько сможешь, литра три, и дверь открой, я сейчас приду! Только не ложись, Машка, слышишь? Пей воду и жди меня! – и он бросил трубку.

Я с трудом заставила себя встать и пойти в коридор, поставить входную дверь на предохранитель. Потом, взяв на кухне бутылку с минералкой, начала пить ее, обливаясь. Пальцы по-прежнему сводило судорогой, глаза закрывались, но я старалась держаться. В окно я увидела, как бежит к подъезду Даниил в хирургическом костюме и накинутой сверху куртке. Буквально через пару минут он влетел в квартиру, схватил меня за плечи и развернул к себе:

– Зачем?! Зачем ты сделала это, дуреха?!

– Я…не хотела… – лепетала я, мотаясь в его руках, как тряпка.

– Ладно, потом разберемся.

Уложив меня на диван, он достал из кармана две упаковки со шприцами, какие-то ампулы и жгут. Я боролась с навалившимся сном, как могла, старалась сосредоточиться на том, что делает Даниил, но это удавалось мне все меньше. Вдруг подкатила тошнота, я почувствовала, что сейчас меня просто наизнанку вывернет, попыталась встать, и Даниил, заметив мои телодвижения, подхватил на руки и понес в ванную. Стало заметно легче, Данька заставил меня выпить еще почти два литра воды, сделал два укола в вену и сел рядом на диване, укоризненно глядя в мое побледневшее лицо.

– Господи, как ты меня напугала! – проговорил он дрогнувшим голосом. – Машуля, ну, нельзя же так! Что произошло?

Я молчала, не в силах произнести ни слова. Сказать, что от меня ушел муж, я не могла, я и сама в это до конца еще не верила.

– Ну, молчи, потом разберемся, – повторил Даниил фразу, сказанную совсем недавно. – Тебе лучше? – он погладил меня по щеке, потрогал влажный, холодный лоб, и я кивнула. – Ну, вот и хорошо. Ох, Машка-Машка! – покачав головой, он вздохнул.

– Даня… – пробормотала я, – спасибо… ты иди, вдруг Юлька встанет… как я ей объясню?

– Так и объяснишь – врач пришел, плохо тебе стало. Я посижу немного, подожду.

– Мне лучше…

– Это хорошо, но я все же посижу.

Он пробыл рядом со мной почти час, его мобильный надрывался, вибрируя в кармане робы, но Даниил не обращал внимания, держал меня за руку и все смотрел, смотрел…

Мне, действительно, стало лучше, сознание немного путалось, но спать больше не тянуло. Зато стала мучить совесть – как я могла так безответственно поступить по отношению к собственной дочери? Почему я не подумала о ней, прежде чем полезть в аптечку? Какая дура…

Даниил собрался уходить, попросив непременно позвонить ему вечером:

– Я дежурю, мне будет спокойнее, если услышу тебя.

– Хорошо, я позвоню…

Сказав это, я впервые осознала, что сегодня мне не придется для этого идти на улицу…

Даниил.

Услышав в трубке Машкин голос, я едва со стула не упал – до того ужасно звучало то, что она сказала. Я думал только об одном, хватая с вешалки куртку и выскакивая из ординаторской на глазах изумленно замолчавших коллег – хорошо, что рядом, через дорогу, значит, успею, успею… Перемахивая через две ступеньки, я добежал до ее квартиры, рванул дверь – Машка стояла на кухне, держась за подоконник обеими руками, бледная, как смерть. Мне показалось, что она меня не узнала в первый момент. У меня сердце вдруг сжалось, до того она была потерянная и несчастная. Что же случилось, чтобы Машка моя вдруг решилась на такое безумие? С Юлькой что-то? Так нет – сказала ведь, что дома и спит, значит, все нормально. И где ее муж? Неужели с самолета сразу на работу поехал? Две недели дома не был, между прочим, жена болеет, мог бы и остаться. Господи, какая чушь в голову лезет – надо быстрее с Машкой что-то делать, пока не все лекарство еще в кровь всосалось…

…Спустя час Машке полегчало, она больше не закатывала глаза, дышала спокойно, руки немного согрелись. Я смотрел на нее, лежащую передо мной на диване, и никак не мог угадать причину, заставившую ее сделать это. Но спрашивать не стал, да и бесполезно это сейчас – все равно не скажет. Мне постоянно звонили, телефон надрывался, но мне не было дела ни до кого, я беспокоился только о Машке, только о ней. Убедившись, что она уже более или менее в порядке, я собрался уходить.