Один из семидесяти

Варфоломей и сопровождавшие его ученики, предупрежденные о том, что их ожидает расправа, вынуждены были удалиться в языческую Кавказскую Албанию. Но и там они подверглись преследованию в лице двоюродного брата правителя Атропатены и родного брата албанского басилевса[52 - царь в Кавказской Албании], ярого зороастрийца Астиага.

Ненависти у Астиага в отношении Варфоломея прибавилось после того, как он узнал, что его брат, албанский басилевс, объявленный жрецами безнадежно больным, благодаря иноверцу вдруг выздоровел и приступил к своим царским обязанностям. И начал проверку с состояния государственной казны…

Даже несмотря на то, что прилюдно Варфоломеем была исцелена еще и дочь басилевса, апостол был схвачен Астиагом. У счастливого выздоровевшего басилевса волосы встали дыбом, когда Астиаг в подробностях изложил ему план действий жрецов в отношении иноверца: с Варфоломея, еще живого, решили прилюдно снять кожу и подвесить вниз головой до тех пор, пока он в страшных муках не истечет кровью до последней капли…

Зороастрийцы – народ мирный, и все их помыслы направлены на мирный труд и мирное сосуществование. Но что касается защиты веры, тут прибегать к крайней жестокости не возбранялось. О чем еще говорил железный Астиаг с совершенно растерявшим самообладание в тяжелой болезни албанским басилевсом, не слышал никто. Только басилевс отрекся от новой веры с той же легкостью, с какой в порыве благодарности и нахлынувшей радости принимал крещение от иноверца Варфоломея.

О самом страшном грехе басилевса – о его предательстве зороастрийской веры знали только самые близкие – вскоре они по разным причинам покинули этот мир. Вышибить душу из простодушного мирянина зороастрийский маг способен был одним щелчком пальцев даже на расстоянии.

Для показательной расправы иноверца Варфоломея привезли в поселение Барук[53 - название древнего Баку], где у подножия зороастрийского храма – на ступенях капища Арты[54 - Девичья башня – памятник, символ Баку] апостол был распят вниз головой…

И умолкли благочестивые уста апостола…

Один из семидесяти

…После сего избрал Господь и других семьдесят учеников и послал их по два пред лицом Своим на всякий город и место…

    Евангелие от Луки

Поистине не оскудеет земля смельчаками и истинно уверовавшими. Ученик и последователь Святого Варфоломея – Фаддей – «один из семидесяти», избранных Иисусом Христом, прошел несколько лет спустя по следам Учителя своего. Как и Варфоломей, успел просветить множество умов и излечить несчетное число язычников и зороастрийцев, и точно также был предан мученической смерти на глазах у своих учеников. Это случилось в области Артаз, Фаддей принял там мученическую кончину от албанского рекса Санатрука.

Елисей, сопровождавший апостола Фаддея, чудом остался в живых, после чего вынужден был вернуться в Иерусалим.

В Иерусалиме Елисей был крещен именем Егише и рукоположен во епископы первым патриархом Иерусалима, братом Господним Иаковом. От него же Егише получил в удел те самые восточные земли, где погибли Варфоломей, Фаддей и он уже раз испытал свою судьбу, едва оставшись жив. Но ему было предписано свыше продолжать проповедовать учение Христа по примеру своих предшественников. Поэтому, оправившись от ран, Егише через короткое время отправился в уже известном направлении…

Егише на свой счет, также как и его учителя-предшественники, не питал напрасных надежд. Он почти не сомневался в том, что в далеких землях, где слишком крепки устои зороастризма и правят бдительные маги-жрецы, его, скорее всего, постигнет участь святых Варфоломея и Фаддея…

Но он не горевал по этому поводу. Напротив, Егише считал смерть во имя веры, во имя бога – благом, которого удостаивается не каждый. Несмотря ни на что, он считал себя особенно счастливым при мысли, что живет в такое прекрасное время – в эпоху Христа. Когда разрушится, наконец, стена отчуждения между людьми, ведь после того, как все люди наполнятся верой и благочестием («отойдут от греха») закончатся войны и исчезнут болезни. Люди должны понять, что краткосрочная земная жизнь – это всего лишь хорошая возможность заслужить расположение Господа и безмятежную жизнь вечную…

…Учитель благий! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Знаешь заповеди: почитай единого Бога, не сотвори себе кумира, не употребляй имени Господа всуе, помни день субботний, чти мать и отца своего, не убей, не прелюбодействуй, не укради, не лжесвидетельствуй, не пожелай жены и ничего ближнего твоего[55 - 10 заповедей пророк Моисей получил от Господа на Синайской горе]…

Этот мир создан Всевышним для человека, для счастья и любви. Полнись любовью – люби и будь любим, – а значит, не обременен грехом, спокоен, здоров, свободен и счастлив…

Счастливый человек – человек богоугодный.

Мидийская женщина

На свете все найдешь, кроме отца и матери.

    Народная мудрость

Махлиатена лежала на постели поверх синего покрывала и смотрела в потолок. Глаза ее давно просохли, и на смену отчаянию пришла полнейшая покорность судьбе. Значит, так угодно богам. Отец в свободное от походов время любил вести с дочерью беседы о благодеяниях Ахура-Мазды и его божественном окружении. Надо принимать с достоинством все, что посылают боги, и смерть не исключение, говорил он. Даже если по какой-то причине она настигает человека в самом цветущем возрасте.

Это было ужасно – заставить себя смириться с подобной мыслью. Как же все преходяще в этом мире. Еще вчера, полная жизни, радостная и счастливая, Махлиатена беззаботно и весело проводила время с сестрами. За ночь, пока она спала, боги решили ее судьбу, и девушка проснулась со страшной болью в животе, истекающая кровью. Что ж, как учил ее отец, невозможно воспрепятствовать тому, что предписано свыше…

Рекс Демрел был двоюродным братом правителя благословенной Газаки и всей Атропатены, царя царей Киаксара. Махлиатена была любимой дочерью рекса Демрела.

Он был с ее матерью недолго. Всего два благословенных Новруза посчастливилось им пережить вместе. Боги призвали Мию внезапно, словно спохватившись, что в мире мертвых не хватает ровно одной чистой души – совсем еще юной красавицы Мии. Златокудрая Мия, казалось, навсегда пленила сердце смелого воина Демрела, честно заслужившего свое высокое звание «непобедимый» в боях с римлянами и парфянами.

Махлиатена положила рядом на подушку любимую глиняную куклу Гурджу и приготовилась умереть еще до того, как кто-нибудь войдет в эту дверь. Скорее всего, первой спохватится старая служанка Хума. Она постоянно ходит за Махлиатеной, ворчит и при каждом удобном случае старается сунуть ей в рот что-нибудь съестное. Хуме кажется, что для дочери уважаемого человека Газаки Махлиатена недостаточно пышнотела, и это умаляет ее достоинства в глазах окружающих, а главное, в глазах возможных претендентов на руку.

На крик Хумы (когда она увидит бездыханное тело своей госпожи) прибежит тетка, сестра отца Эдае. Вдвоем они начнут голосить и причитать, да так, что сбежится весь дом. Последним об ужасном известии узнает отец. Махлиатена представила омраченное лицо любимого родителя, и в уголках прикрытых глаз появились слезы. Первая слезинка прочертила блестящую дорожку на виске, и вскоре по ее руслу заструились ручейки горьких прозрачных вод…

– Махлиатена! – голос прозвучал внезапно у самого уха. Девушка вздрогнула. – Красавица моя, что с тобой?! – Эдае, надушенная розовым маслом и наряженная, погладила племянницу по щеке.

– Тебя кто-то посмел обидеть? Тебя?! В доме твоего могущественного отца?! Скажи кто, и ты увидишь, как он будет расплачиваться жизнью за это!

Эдае с тревогой заглянула в глаза племяннице.

– Я умираю, Эдае… – прошептала та, устремляя на тетку затуманенный взгляд.

– Умираешь?! – изумилась Эдае. Она заметила, что щеки племянницы были, и правда, бледнее обычного. – Почему?!

Махлиатена тяжело вздохнула и перекатилась на бок. На покрывале Эдае заметила кровавое пятно. Она некоторое время рассматривала его, затем ужас на ее лице сменило лукавое выражение. А далее она просто рассмеялась.

– Доченька моя, – в минуты нежности она нередко так называла племянницу, – тебе не придется умирать. Это просто знак того, что ты стала женщиной. – Эдае поцеловала ее.

– Но что означает сия кровь? – недоверчиво переспросила Махлиатена. – Раньше со мной такого не приключалось.

– А ты забудь про то, что было раньше, – погладила ее по голове тетка. – Раньше ты была ребенком, а сегодня стала настоящей женщиной. – Эдае вздохнула, невольно проникнувшись сочувствием к ребенку, для которого с этого дня беззаботное существование и впрямь, скорее всего, закончилось. – Скоро отец выдаст тебя замуж, и тебе придется испытать все тяготы, которые посылает женщине великая Мах.

Эдае заметила, как глаза племянницы округлились при последних словах. Эдае знала, что напугала ее подобной речью. Наверняка Мия, покойная мать Махлиатены, преподнесла бы все, что должно знать дочери, по-другому. Но Эдае не была ее матерью. Мало того, она никогда не сможет стать матерью сама. И не потому, что неспособна. И ей до сих пор всесильная Мах посылала точно такие же знаки, свидетельства ее женской силы. Но Эдае была уверена, что это благодатное жнивье никогда не будет оплодотворено…

Чувство материнской любви

Доброта отца – как гора высока,

любовь матери – как море глубока.

    Японская пословица

Эдае вспомнила свое такое же, как у племянницы, вольное житье в доме отца. Тогда еще они жили в высокогорном яйлаге, рядом с родственниками. У всех были большие семьи, помногу детей. В яйлаге жилось вольготно. Дети пасли коз, гурьбой резвились в высокой траве, среди медоносных цветов…

Эдае была чуть постарше Махлиатены, когда на яйлаге появился отряд парфян. Обычно перед лицом войны все племена, населяющие Атропатену, объединялись, чтобы отразить нападение общими силами. Но в тот раз небольшой отряд появился внезапно, проскользнув незаметно мимо пастухов, расположившихся на склоне, с которого просматривалось ущелье и подступы к яйлагу. Весь скот был угнан, да и пастухи, проглядевшие врага, убиты. Многие из родственников были также истреблены, в том числе старики и дети.

Местных женщин обычно подобная участь миновала – слишком высоко ценилась их редкая природная красота.

У Эдае до сих пор время от времени перед глазами всплывала картина несущихся всадников с перекинутыми поперек седла женщинами. Длинные золотые волосы касаются ног быстрых как ветер нисейских лошадей[56 - одна из древнейших пород восточных лошадей, выведена в Мидии]…

Так она стала женой одного из парфянских военачальников. Он обращался со своей юной возлюбленной хорошо, но Эдае с первого дня возненавидела его.

Ведь он взял ее силой, не испросив на то соизволения ее богов, родственников, которых как скот перерезали его свирепые воины. Муж воплощал в себе все мужские черты и повадки, ненавистные Эдае, и потому ее душа, разум и сердце отторгали его. Это чувство перекинулось на невинного ребенка, которого она понесла от парфянина.

Перед родами она решила, что не уподобится неверной Друдж[57 - пособница повелителя Тьмы Ахримана], которая оплодотворяется грешниками и порождает свои бесчисленные исчадия ада в ненависти во славу повелителя злых духов Ахримана.

Кем, если не врагом ее рода, станет их общий сын, когда подрастет? И на кого поднимет свое оружие, если придется воевать?

Этот несчастный ребенок так и остался для нее чужим, сыном врага ее рода. Ребенка, зачатого в ненависти – его ребенка – она умертвила собственноручно, едва успев родить, благо рожала, как положено, без посторонней помощи.