Антипсихопатия. Токсичные отношения и выход из них

в) Отставной козы барабанщиком издревле называют человека, не заслуживающего уважения и внимания. Часто так называют тех, кого отстраняют от дел, увольняют как не справившихся с работой.

История 2. Океан слёз: самое несчастное существо на планете

Но теперь, пройдя через долину тьмы, я знаю: я грустил потому, что слишком долго видел себя самого гадким утенком.

Я никогда не думал, что смогу преобразиться в прекрасного лебедя.

    Jackson MacKenzie, «Psychopath Free»

Валентина с детства была красивой, бойкой девочкой. Очень рано она заметила и хорошо усвоила, что окружающие больше всего давали внимания, когда ей было плохо. Привычка говорить только о себе и привычка жаловаться закрепились.

Валентина выбрала в мужья интеллигентного отзывчивого парня, который влюбился в неё по уши. Он не только хорошо зарабатывал и подрабатывал на стороне, но умел вкусно готовить, везде был душой компании, подружился с родителями Валентины.

Все её родственники полюбили Юрия. А сама она с каждым годом охладевала к нему несмотря на то, что он сдувал с неё пылинки и боготворил её.

Cын был нежеланным ребенком, но Валентину отговорили от аборта. Первую беременность прерывать рискованно для здоровья. Коля любил рисовать, любил домашних животных и рос спокойным, послушным и добрым мальчиком. Юрий любил своего сына и старался научить всему, что хорошо умел делать сам. А вот с матерью у Коли отношения не ладились.

С раннего детства Валентина во всём и во всеуслышанье критиковала своего сына. Вначале он был для неё «уродцем», «гадким утёнком», слишком толстым и слишком «себе на уме», и только портил книжки и тетрадки, в которых рисовал свои каракули.

Она ставила сына в угол так часто, что он полюбил его. Tайком брал туда книжки, игрушки и проводил время играючи. Однажды Валентина заметила это и стала ставить Колю в другой угол на колени на горох, чтобы не хитрил. Коля сделал специальные дощечки, спрятал их рядом с местом своего наказания. A когда оказывался в углу, незаметно засовывал дощечки под штанины и стоял на коленях как ни в чём не бывало. Тем более, что на расстоянии вытянутой руки под матрасом всегда лежала одна из любимых книжек.

После тяжелой болезни Коля стал тощим как дистрофик и стал для своей мамы чересчур худым, «глистой». Теперь Валентина ругала его за плохой аппетит. Однажды шестилетний Коля возразил маме по какому то пустяковому поводу и Валентина ударила его кулаком под дых. Ей казалось, что она просто замахнулась на сына, а он подвернулся некстати. У Коли на несколько минут перехватило дыхание. Не только от удара, а ещё и от сильной обиды. Ведь он не заслужил, чтобы его били. Да ещё так больно. Коля долго не мог разогнуться от боли и шока, сидел и тихонько скулил. А Валентина еще сильнее стала ругать его и обзывать обидными словами за то, что он ещё и притворяется.

Часто Валентина закрывала сына на замок, запрещая играть на улице и встречаться с друзьями. Особенно часто она так делала, когда папа уезжал на несколько месяцев на сессию в город. Коля до дрожи в коленках боялся мать, но сидеть взаперти целый день, пока она на работе, было невыносимо. Коля открывал форточку, в деревенских домах тех времен не было створок у окон, но были форточки, и вылезал на улицу, рискуя сломать шею. Бегом несся к почтовому ящику, брал «Мурзилку» или «Советский экран» или просто носился по двору, потом залезал обратно и чувствовал себя преступником и героем одновременно.

Мама отдала Колю в первый класс, и Коля с интересом стал учиться. Первая Колина учительница была необычная, веселая и добрая. Но перед Новым годом она разонравилась маме. Валентина запретила ходить сыну в школу, объясняя это тем, что Коля еще слишком мал, семь лет иcполнилось перед Новым годом. Чему могла научить Колю «эта тупица»? Пусть еще годик сынок «отдохнёт». И хотя Коля не чувствовал себя усталым, даже папа не сумел разубедить маму в её импульсивном решении.

Потом сестренка родилась. Из арбузного семечка, которое мама нечаянно проглотила. С тех пор Коля боялся есть арбузы, потому что у него мог вырасти такой же большой живот, и он родит ребенка. Коля прeвратился в няньку. Но мама по-прежнему была недовольна им. И постоянно сравнивала его с кем-то из соседских мальчиков, которые лучше чем Коля помогали по хозяйству и лучше учились. Когда мама по неосторожности роняла сестрёнку на пол, доставалось Коле, потому что он мог бы быть внимательнее, расторопнее и подхватить малышку.

Дети были обузой для Валентины, и она постоянно отправляла их на все каникулы к своим родителям или к другим родственникам, объясняя это трудностями с работой и в отношениях с Юрием.

Любовь бабушки, дедушки, тёток отогревала сердце Коли. Папа, как ему казалось, больше любил его сестрёнку Таню. Все свободное от работы время водился и водился с нею, почти забросив сына.

Из-за постоянных маминых проблем на работе, где ей все строили козни, семья часто переезжала с места на место, даже в городе, куда они в итоге переехали. Там Коля по капризу Валентины сменил четыре школы. Она везде находила недостатки и не собиралась «потакать капризам» сына, который только-только успевал адаптироваться в новом коллективе.

Валентина постоянно жаловалась на козни на работе, на то, как она там устаёт и теряет здоровье. Очень часто она с царственным, но несчастным видом лежала на диване и командовала мужем и детьми: принеси то, подай это. У Коли было ощущение, что все они слуги в доме, где главной была мама. В присутствии папы мама всегда чувствовала себя особенно плохо. Она даже не могла сама застегнуть сапоги, и Коля часто был свидетелем картины, как папа сидит на коленях перед мамой и застегивает длинные замки-молнии на сапогах.

Когда Коля подрос, он стал замкнутым мальчиком. Он мог дать отпор мальчишкам, но дрался только в крайних случаях, стал вести дневник. Его считали странным в школе, но обижали редко, потому что он хорошо учился, давал списывать и многие побаивались его резкую и острую на язык маму. Однажды Валентина обнаружила Колин дневник и выставила его на посмешище перед девочкой, с которой он успел подружиться, зачитав при ней Колины интимные стихи, посвященные первой любви.

В младших классах Коля рисовал много и с упоением. Рисуя, он ощущал облегчение, погружался в выдуманный мир. Но Валентина все его рисунки называла мазнёй и сравнивала их с полотнами великих художников, которые в отличие от Коли были гениями и заслужили право быть известными.

В старших классах Коля почти забросил рисовать и делал это тайком на уроках или когда гостил в деревне у бабушки с дедушкой. И хотя его талант в школе учителя заметили и даже просили его нарисовать то портрет какой-нибудь знаменитости, то стенгазету, то оформить альбом, Коля стал считать себя никчёмным художником и стеснялся того, что его художества очень далеки от совершенства. На уроках он испытывал странную сонливость и не мог от усталости сидеть прямо, мог только лежать за партой, когда учителя не особо смотрели в его сторону. Выучив урок на отлично, он мог выйти к доске и потерять дар речи. Рот не открывался, голова казалась подушкой, набитой ватой. Он получал единицу, и дома его, уже почти парня, снова ждал угол с горохом или фасолью.

Чем старше становился Коля, тем больше он отдалялся от родителей. Записавшись в бесплатную туристическую секцию, стал всё чаще пропадать на тренировках. Однажды Валентина встретила сына на улице после того, как он возвращался из секции. Он был в это время нескладным подростком. Валентина прилюдно стала ругать и стыдить его за то, что он бросил младшую сестренку, умотав в свою секцию, не сходил в магазин и не сделал дома уборку. Коле было стыдно выслушивать всё это, и он стал возражать. В ответ она стала избивать его, а он так боялся сделать ей больно, что не смог защищаться, а лишь вырывался. В тот момент, когда он вырвался, оставив в маминой руке клок своих волос, ему прилетела в затылок увесистая затрещина. Такая, что у Коли помутнело в глазах, зазвенело в ушах и на какое-то время от шока он оказался в невменяемом состоянии, не слышал, что кричит Валентина, только краем глаза видел как прохожие останавливаются и наблюдают за этой сценой. Стыдно было.

После этого случая Коля как зомби пошел на мост, не реагируя на угрозы матери, с решимостью покончить с собой немедленно, так ему было стыдно. Он шел очень быстро, а Валентина вернулась домой, громко по дороге объясняя зевакам, что сын оставил малолетнюю сестренку без присмотра из-за чего та оказалась в опасности.

Глядя с середины моста в воду, Коля постепенно успокоился. Он знал, что папа и сестрёнка будут очень переживать, если он утонет.

После этого случая Коля категорически отказался вставать в угол и попросил разрешения папы установить шпингалет в своей комнате, чтобы мама не заходила без разрешения когда он переодевается или рано утром делает зарядку в одних трусах. Валентину так взбесил этот шпингалет, что она тут же хотела вырвать его, но сломала ноготь и зaхотела избить сына за то, что «он делает ей все назло». Коля только успел захлопнуть дверь и задёрнуть шпингалет. Валентина сначала ломилась в дверь, потом успокоилась и ледяным голосом стала говорить унизительные вещи про Колю, принесла дневник и стала цитировать его записи, комментируя самым издевательским образом. Вначале Коля хотел встать на подоконник и сделать шаг вниз. Восьмой этаж. Мучения закончатся через несколько секунд. Но вспомнил лицо папы и голос сестренки.

Слушать маму было невыносимо. Коля достал спички. Стал зажигать их одну за другой и тушить о кожу руки. Это перебивало боль от того, что он слышал. Сильно запахло палёной кожей. Эмоции куда-то исчезли. Коля удивился тому, что почти не чувствует физической боли. Вернее чувствует, но она гораздо слабее той боли, которую вызывали в нём слова и действия матери. Валентина сообщила ему, что порвала весь его поганый дневник с «грязными эротическими» стишками и непотребными записями, и сейчас спустит в унитаз всё это дерьмо. Коля чувствовал отупение и равнодушие. Он взял свои редкие рисунки, порвал их на мелкие клочки и тут же на подоконнике сжёг их.

С тех пор у Коли стали постоянно болеть голова и желудок. Однажды папа заметил это, отвёл его к врачу, голову просканировали и обнаружили расширение сосудов мозга, острый гастрит и поставили еще какой-то диагноз. На это Валентина отреагировала, что он слишком молод, чтобы болеть, и что он притворяется и врёт врачам, а вот она действительно болеет очень сильно. И сын, «этот неслух», делает все, чтобы «свести в могилу» свою мать.

Очень быстро сестрёнка Таня из хорошенькой милой куклы для мамы превратилась в раздражающий её фактор. Ей тоже стало попадать от Валентины, но реже, чем Коле, и не так сильно, потому что и Коля и Юрий всегда вставали на защиту девочки.

Отношения между Юрием и Валентиной стремительно неслись под откос. Валентина постоянно демонстрировала своё недовольство и неуважение по отношению к мужу. Дошло до того, что она обвинила его в нездоровом влечении к родной пятилетней дочери, которую Юрий часто купал в ванной, потому что Валентина постоянно была занята на работе или плохо себя чувствовала по вечерам.

Ещё два года Юрий терпел унижения и издевательства жены, извиняясь перед сыном и дочерью за то, что что-то случилось с их мамой и он не может их защитить от неё. Но однажды он узнал, что Валентина изменила ему с её коллегой. Чаша терпения переполнилась, и Юрий развелся с женой. Так как у отца были отличные характеристики, хороший доход и репутация заботливого отца, который всё свободное время проводил с детьми, суд постановил оставить детей с отцом, оставить ему квартиру, а Валентине выплатить компенсацию деньгами в размере половины стоимости имущества. Так как Коля к этому времени уже закончил школу и устроился к отцу на работу, он не раздумывая встал на защиту Юрия и подтвердил, что сестру надо оставить с отцом.

Избавившись от жены-тирана Юрий и его дети получили лишь частичное облегчение. Валентина забрала свои деньги, половину вещей и уехала в соседний город. Но с этого момента Юрий с детьми стали её заклятыми врагами, и она всем своим родным и знакомым постоянно рассказывала о том, как подло с нею поступил бывший муж, лишив её дочери, квартиры и настроив против неё старшего сына.

Вот воспоминания Тани из её детства:

«Память человека не знает границ времени… сегодня ты можешь вспомнить то что было с тобой много лет тому назад и то, что было вчера и воспоминания будут одинаково красочными… У воспоминаний не существует морщин…

Самые первые моменты жизни, так скажем, начало моего осознанного существования. Голуби на подоконнике, окно открыто. Много-много голубей, что-то клюют, о чем-то разговаривают. У нас первый этаж в двухэтажном деревянном доме. Я могу залезть на табуретку, не страшно, первый этаж. Громко-громко кричу в окно: «Поцелююююй, поцелююююй!» Это папа пошел на работу. Я его должна проводить, это традиция. Он подходит и целует меня: «Дочка, пока, я на работу»…

В этом же доме… Корь… мне плохо, слабость такая, что я не могу поднять голову от подушки, ощущение, что подушка проглотила меня всю… Мой любимый старший брат, с грустными ВСЕГДА глазами. Читает мне книжку Козьмы Пруткова. Я не понимаю смысла, но мне весело, наверно потому как он читает. Помню про клопа – был на шее… смешно… и мне легче…

Зима, огромные сугробы в которых моя старший брат выкопал ходы. Это волшебные пещеры, нас никто не видит.

Прожили мы в этом доме недолго… Маму в этом доме не помню совсем. Теперь я понимаю, что ее рядом не было НИКОГДА. Нет, не так… она была, появлялась только тогда, когда хотела и ВСЕГДА я хотела, чтобы она ушла. Нет, я ее не боялась, совсем не было страха, даже когда получила ремнем по руке, тоненьким ремешком, не помню за что. Было больно. Но страха не было. Как не было и любви и желания подойти и обнять свою мамочку.

В садик с папой или братом, из садика тоже. Маму не помню в садике совершенно. Повторюсь, в деревянном доме не помню ее вообще.

Мы переехали в большой дом, очень большой. У нас квартира на восьмом этаже. Огромная квартира для пятилетнего ребенка… три комнаты и кухня. Между мамой и братом что-то произошло, он бежит к балкону, мне страшно и жалко его, кричу «Коля! Не надо!» Возможно мой крик был только в моей голове, но я отчетливо вспоминаю этот ужас. Я всем своим маленьким существом почувствовала, что может случиться беда…

С папой и братом всегда было интересно, я благодарна им за то, что не оставалась одна НИКОГДА. Возможно эта привычка с детства так и осталась: кто-то всегда должен быть рядом…

Педагогический талант папы был именно талантом и призванием, а не способом зарабатывать деньги для семьи. Но никакой нищеты, о которой постоянно говорила мама, я не помню, значит ее и не было. У мамы всегда были новые красивые вещи. Она ни в чем себе не отказывала, хотя всегда жаловалась на то, что у других есть все, а у нас ничего. Дети замечают ВСЕ, просто дети всегда говорят о том, что волнует ИХ, а не окружающих людей. Жаль, что с возрастом это проходит.

Учим буквы с папой. Вот и происходит яркое появление мамы, сложно было понять, что произошло. Папа схватился за голову, кровь, дальше я плохо помню… был шок…

Со стороны папы НИКОГДА и НИЧЕГО плохого о маме сказано не было. До конца его дней. «Дочка, иди к маме, пожелай ей спокойной ночи…» – желания нет, но если папа сказал… в детском сердце всегда надежда на ласку, это как у собак… но приходит время и собака поджимает хвост и никогда уже не вильнет хвостом… но это собака. Человек вырастает, старается объяснить все, что происходило в его детстве. Иногда пытаясь вилять радостно хвостом… но… чудес не бывает, и хвост возвращается на свое место… он в привычном поджатом состоянии…

Захожу в комнату. Мама на кровати, забираюсь к ней и как-то захотелось обнять и прижаться к мягкому и женскому, пытаюсь ее поцеловать… Секунда, и я на полу. «Иди к своему любимому папочке». Больше желания обнять и поцеловать свою мать не возникало НИКОГДА. Даже если я это делала позже, в возрасте собственного материнства, то только ради социальной обязанности и русской традиции – целовать и обнимать своих родных.

…Мне лет 7—8… грузовик с вещами, подходит мама: «Дочка, я уезжаю». Я не помню что я ответила, помню чувство облегчения и тоски. Я уже понимала, что скандалов больше не будет, но и прекрасно понимала, что и мамы уже не будет. Даже в своем сочинении в первом или во втором классе к 8 марта я написала: «У меня нет мамы». Это было написано не для того, чтобы меня пожалели, нет, я никогда не любила чувство жалости. Это была констатация факта, моего факта…

Мама появлялась несколько раз. Папа объяснял мне, что мама соскучилась и хочет меня видеть, отпускал меня с ней. Лучше бы он этого не делал. При таких встречах особых эмоций мы не испытывали и не показывали. У меня возникали противоречивые чувства… я скучала по маме, но когда она приезжала, то через несколько минут, я уже хотела убежать. Мы шли к ее подруге, они сидели и обсуждали, не скрывая от меня, моего отца. Отца которого я любила… У меня возникал протест, я хотела домой, я не хотела слушать их злую болтовню…

В 15 лет я осознанно поехала в гости к маме… со своей школьной подругой, это было наше первое взрослое путешествие. Мама встретила нас не то чтобы с радостью, но посадила за стол и стала кормить с дороги.

Говорить с ней было не о чем, она не расспрашивала меня про мою жизнь, про девичьи моменты подросткового периода тоже… я уже все знала от подруг и из книг. Папа не мог мне все объяснить по женской линии. И все повторилось как и раньше, как в детстве… упреки, обида, и сплошной негатив…

…И вот мы с подругой встаем из-за стола и говорим маме: «До свидания»…