Последний консул

3

В первый воскресный день ноября 1904 года на клубном корте Дабазов и встретил Кири.

Ах, кабы знать, чем обернётся для него эта встреча! – Алексей, возможно, даже и не встал бы с постели в этот день! Однако, он встал, с удовольствием облачился в спортивный костюм, и, хотя пришёл он на корт чуть позже обычного, был полон сил и предвкушал хорошую разминку и приятные беседы.

Он сразу увидел своего спарринг-партнера – Майкла Киттинга из Британской миссии, который беседовал с незнакомой высокой девушкой с ракеткой в руке, одетой в кремовое теннисное платье. Со смешанным чувством восторга и удивления Алексей, издали, рассматривал собеседницу Майкла: её смуглая кожа выдавала неевропейское происхождение, но весь облик – прямая осанка и стать – говорили о том, что она не из простых тайцев. Алексей засмотрелся на экзотическую внешность девушки – её дикая красота, как магнит притягивала, влекла и, пожалуй, немного пугала. Его даже начала бить легкая дрожь от предчувствия чего-то неизбежного, что вот, сейчас, должно случится нечто… и, будто в омут, он кинулся в эту неизвестность.

* * *

Когда Дабазов наконец вошёл на корт, Майкл с девушкой уже начали перебрасываться мячами. Их разминка показывала, что играет она очень технично и, одновременно, грациозно, и что Майкл – явно ей уступает.

Заметив Алексея, девушка остановила игру и уже собралась было уйти, но тот замахал руками, показывая, чтобы они продолжали. Майкл тоже остановился, чтобы представить Алексею свою партнершу. Он назвал её только имени – мисс Кири, и предложил играть втроем. Алексей встал на её сторону, Кири приветливо кивнула и они разыграли первую подачу.

Майкл старался изо всех сил и сопротивлялся достойно. На их стороне, в основном, играла она, будто летая по площадке! Кири легко брала самые трудные мячи и Алексей чувствовал, что он ей только мешает. Он уже и не пытался играть, а только следил за её прекрасным, гибким телом, скрытом удлиненным теннисным костюмом. Её ноги выделывали невероятные прыжки и просто балетные па на их травяном корте и всё это Кири сопровождала победными криками.

В какой-то момент, вскрикнув, она упала прямо рядом с ним, и Алексей увидел, что у девушки неловко подвёрнута нога. Он бросился помочь ей встать, но она опять вскрикнула от боли и повернулась к нему. Тогда-то он, впервые, близко рассмотрел её. Он уже не мог оторвать глаз от этого прекрасного лица, слегка тронутого азиатскими чертами с немного раскосыми скулами, смуглой кожей и миндалевидными зелёными глазами.

Дабазов осторожно поднял её на руки и понес к выходу – Кири не сопротивлялась, лишь немного морщась от боли, она тоже не отрываясь смотрела на него. Он уловил нежный аромат её кожи и попытался его запомнить. Неизбежное, что мелькнуло в голове Алексея всего час назад, произошло – у них возникло то самое неземное притяжение, которое в одну секунду и навсегда, связывает двух, совершенно незнакомых людей.

Подбежал испуганный Майкл, но Кири спокойно сказала, что просто подвернула ногу и хорошо бы отнести её к воротам, где ждёт слуга, который знает, что делать дальше.

Алексей нёс ее на руках, а она продолжала не отрывно смотреть в его лицо и при этом, обращалась только к шедшему рядом Майклу, который причитал и, как наседка, кудахтал о случившемся. Дабазов, слушая их забавный диалог, отметил про себя, что её английский имеет легкий французский акцент, но, в общем, безупречен.

Так они дошли до ворот клуба, где стояло несколько джин-рикш и к ним сразу подбежал маленький тайский человечек – возчик одной из них, и защебетал что-то, обращаясь к Кири на своем языке. Она, повелительно, ладошкой прикрыла его рот, и улыбнувшись Дабазову, сказала по-английски, что всё будет хорошо, и нога скоро заживет. Молодые люди положили её на заднее сидение коляски и потом ещё долго смотрели вслед, пока она не скрылась из вида в конце главной алеи клуба. Потом они понуро поплелись в бар – выпить свою обычную порцию спиртного, но разговаривали мало, так как каждый про себя думал о случившемся.

4

Всю следующую неделю Дабазов мог думать только о Кири и был рассеян и невнимателен. Даже Оларовский заметил неладное и поинтересовался участливо, не болен ли, и не хочет ли Алексей ходатайствовать о переводе? Влажный тропический Сиам считался, для европейских дипломатов, тяжелым местом службы.

В Бангкоке – мучительно жарко и влажно всегда. Правда, с ноября по февраль, температура слегка снижалась и выпадало меньше дождя, но летом влажность достигала ста процентов и лило каждый день, и в этой вечной сырости невозможно было ничего высушить. Укусы мух и москитов обращались в зудящие воспалённые язвы и, если уж местные жители были замучены фрамбезией, бери-бери и малярией, болезнями печени и селезенки, то, на что тут было надеяться европейцам!? Оларовский даже установил негласное правило для своих сотрудников – без крайней необходимости с 9 утра до 4.30 вечера на улицу не выходить. Под его началом Алексей уже дослужился до надворного советника и вполне мог претендовать на перевод в Европу, на более высокую должность. Однако, на участливый вопрос Оларовского – и к удивлению его, – ответил, что, пока уезжать не хочет и, даже, готов остаться на следующий срок!

Каждый вечер после службы Алексей приходил на клубный корт, надеясь увидеть Кири. Он, конечно, понимал, что с вывихнутой ногой она там вряд ли появится, но делал это по инерции – а вдруг? Пытался разузнать у Майкла, кто она и где её искать, но тот ничего о девушке не знал. Хотя, нет! Он вспомнил, что, в тот день, когда сам пришел на корт, – Кири там уже играла с миссис Рой. У Миссис Рой, вскоре, лопнула струна на ракетке, и она предложила Майклу занять её место. Вот эта милая дама и представила их друг другу, а потом сразу же ушла. Майкл запомнил только имя – Кири, и, уловив французский акцент, поинтересовался, – не француженка ли она? На что та рассмеялась и сказала, что он правильно подметил акцент: её мама – француженка, и живут они в Париже, а в Бангкок она приехала с визитом. Потом, как известно, пришёл Дабазов и все остальное он и сам знает.

Больше ничего из Майкла вытрясти не удалось и единственной зацепкой была миссис Рой. Обращаться с таким вопросом к этой даме – известной всему Бангкоку сплетнице, было всё равно, что дать объявление в газету – на следующий день все дипмиссии знали бы о его интересе к незнакомке с экзотической внешностью по имени Кири… И Дабазов решил, что разыщет её сам.

Проверив клуб, он обычно шёл в сторону реки Чао Прайя, в отель «Ориентал», где останавливались европейцы. Отель стоял на самом берегу, и Алексей усаживался там в ресторане, на террасе, заказывал что-то лёгкое и сидел часами, наблюдая за входившей и выходившей публикой. Возвращался к себе в миссию за полночь и не мог спать – физически ощущал тепло её тела, запах кожи, видел лицо, внимательно рассматривавшее его, когда он нёс её на руках к воротам клуба…

Её образ стоял перед глазами и превратился в наваждение, от которого не хотелось избавляться. Единственное, чего он желал, это – снова увидеть её и знать, что она – не миф, не плод его фантазии, а реальная девушка, подвернувшая ногу у него на глазах…

Майкл живо интересовался его поисками и как-то посоветовал проверить – нет ли её в госпитале? И на следующий день, Дабазов, полный надежд, отправился туда – на правый берег Чао Прайа.

5

Река делила Бангкок надвое – постоянных мостов ещё не было, и с берега на берег люди переправлялись лодками. Когда-то давно, – после захвата и варварского разрушения древней столицы Сиама Аютии бирманским королём Хсинбиушином, – тайский король Таксин перенёс столицу в местечко Тонбури, расположенное на правом берегу Чао Прайя. После его смерти, новый король Рама I в 1782 году начал восстанавливать столицу на левом берегу, но уже – чуть южнее прежней. Он приказал прорыть канал так, чтобы центр Бангкока оказался на острове, который назвали Раттанакосин.

На правом – западном берегу, располагался – единственный в городе – госпиталь Сирираж. Король Рама V основал его после смерти от дизентерии своего любимого 18 месячного сына – принца Сирираж Какуттапан.

Когда Алексей переправился на правый берег и дошёл до госпиталя, уже совсем стемнело и зарядил проливной дождь. Он все-таки разыскал приёмное отделение и даже смог объяснить тайскому фельдшеру, что ищет девушку по имени Кири, с вывихнутой лодыжкой. Тот долго листал регистрационные журналы и, наконец, сообщил, что в Сирираж никто с повреждённой ногой не обращался уже давно – у них все больные были с холерой или, в лучшем случае, с дизентерией…

В ужасе от возможности подцепить эту заразу, Алексей выскочил на улицу и побежал обратно к реке. Там ему почти сразу удалось найти лодку и пока сплавлялись на другой берег, он с грустью решил, что, видно, не судьба ему найти Кири и значит продолжать поиск – бессмысленно… Голодный и насквозь промокший, он всё же по привычке высадился у «Ориентал» и прежде, чем идти домой, решил поесть.

Он сидел на террасе и ждал свой обед, бездумно устремив взгляд на вход, как вдруг, увидел её, выходящей из отеля под руку с высоким, военной выправки пожилым тайцем. От напряжения Алексей вцепился в край стола, подавшись вперед. Да, это была она, но кто был её спутник? – Кири весело и ласково общалась с господином, прижимаясь к нему. Вместе они подошли к рикше и, видно было, что нога её не в порядке – она всё ещё прихрамывала. Прежде, чем сесть в коляску, господин наклонился и нежно поцеловал Кири, а она обняла его и несколько секунд стояла так, прижавшись к его груди.

Коляска уже отъехала, но Кири ещё долго провожала её глазами. Потом она повернулась и пошла прямо на террасу, где сидел Алексей. В легком замешательстве, чтобы не обнаружить себя, он передвинулся за колону и продолжал смотреть на неё из своего укрытия. Она же спокойно села за столик у самого парапета, подозвала официанта и что-то заказала.

В голове у Алексея мелькали догадки. Первое, что пришло в голову – она содержанка, парижская куртизанка, приехавшая развлекать своего богатого покровителя!.. «Нет, не может быть! – подумал он. – У неё такое чистое, милое и неискушенное лицо, нет, она не может быть порочной женщиной, продавать себя за деньги! Ей на вид – лет восемнадцать, не больше, а тайцу, как минимум! – шестьдесят… Да, но ведь такие женщины были, – думал Дабазов. – И не всегда они продавали себя за деньги, пусть даже – за очень большие… Им важен был успех, социальный статус, власть, наконец».

Он вспомнил невероятную историю Эстер Лахманн, которая родилась и выросла в Москве, в семье бедного еврейского ткача, эмигранта из Польши. Пройдя через будуары европейских столиц, она стала маркизой де Пайва – блестящей куртизанкой, в роскошном особняке которой, на Елисейских Полях, собирался высший парижский свет того времени – империи Наполеона III. Алексей тут же и устыдился своих мыслей, решительно встал и направился к ней.

Кири увидела его ещё издали и улыбнулась. А, когда он уже подошел, воскликнула: «Алексей, – Вы!? Как же я рада, что мы опять встретились!» От неожиданности, что она запомнила его имя, он обрадовался как мальчишка и зарделся.

Забыв свою ревность, наклонившись, он поцеловал её руку, поздоровался и спросил: «Вы здесь кого-то ждете, Кири?» Она ответила, что живёт в этом отеле уже почти две недели и только что проводила своего отца, приехавшего навестить её.

Алексей с трудом смог скрыть свою радость – значит, таец был её отцом! На душе стало хорошо и легко, но, чтобы как-то скрыть нахлынувшие эмоции, он начал говорить какие-то слова о том, что «Ориентал» – самый лучший отель в городе, и что он часто приходит сюда посидеть на террасе в ресторане у воды. Он не слукавил – последние дни он действительно только этим и занимался.

– В таком случае, где же Вы так промокли? – весело заметила Кири. – На Вас как будто только что вылили полное ведро воды…

Алексей даже не придал значения тому, насколько комично он, – весь дрожащий, выглядит в своем мокром костюме, и стал рассказывать ей, что только что зашёл в отель, а до этого, три мили под дождем, переправлялся на лодке с правого берега. Кири, слушая его, быстро подозвала слугу и что-то ему сказала. Потом обратилась к Алексею:

– Вам нельзя оставаться в мокром, здесь можно переодеться в сухое платье пока будут сушить и гладить ваше.

Ему стало приятно, что она беспокоится о нём и послушно отправился вслед за слугой.

Когда, уже облаченный в тайское мужское платье, Алексей вернулся на террасу, то увидел, что Кири не отрываясь смотрит на реку. Он тихо присел рядом.

Широкая, тёмная полоса реки вся была словно светлячками, утыкана огоньками лодок-джонок, которые беспорядочно двигались по воде, – там кипела своя жизнь, раздавались гортанные тайские голоса, ветер доносил запахи пряностей и еды, которую прямо на лодках же и готовили, тянуло гниловатым запахом речной воды… Кири завороженно смотрела на этот простой и таинственный мир реки, – такая отрешённая и прекрасная, нездешняя в своей задумчивости, что его охватила безумная нежность к ней.

Он осторожно взял её руку – ладошка Кири была тёплой, мягкой и Алексей стал целовать её пальцы. Из темноты ночи блеснули раскосые глаза, в которых стояли слезы.

– Вы плачете, Кири? Я Вас обидел?

– Нет, Алексей, что вы?! – мне сейчас очень, очень хорошо…

И он вдруг отчётливо осознал, что вот сейчас – мгновение назад, – окончательно произошло, – где-то там на небесах, – соединение их судеб! Теперь вся его жизнь будет связана только с ней. Ему хотелось остановить этот миг, запомнить эту счастливую минуту их близости! Он боялся отпустить её руку, а она и не возражала, и тихо произнесла:

– Расскажите мне о вашей России – она такая огромная и мне всегда хотелось туда поехать, и, почему-то – зимой…

Её вопрос вернул его в реальность – он вспомнил, что на дворе декабрь и скоро – Новый год. Россия, уже почти двенадцать месяцев, воюет с Японией и эта война – здесь, совсем недалеко, – в Маньчжурии и Корее. Что Японский флот уже напал на русские корабли в Порт-Артуре, и произошло сражение на реке Ялу на китайско-корейской границе, и русская крепость Порт-Артур уже восемь месяцев в осаде и несёт огромные потери…

Эта война обострила промышленный и аграрный кризис и осенью 1904 года по России прокатилась волна стачек и серьёзно запахло революцией.

В его родном Петербурге – зима уже в разгаре, день совсем короткий, в освещённых окнах домов видны наряженные ёлки. Нева, скорее всего, уже встала и весь город накрыт шапкой пушистого снега, и сияние газовых фонарей, отраженное снежным настом, кажется волшебным и, в этом сказочном мире, дома оживают, глядя вокруг своими яркими окнами-глазницами. Зимняя ночь быстро сменяет сумерки, морозит и, на затянутом дымкой и облаками небе, можно все-таки разглядеть неяркие звезды… Везде топятся камины, и их дым приятно щекочет нос… И так хорошо идти морозным вечером по Невскому, любуясь нарядной рождественской толпой, полётом саней, под крики извозчиков, кружась со всем этим невероятным мельканием снега и суеты его любимого, ослепительного Петербурга.

Алексей, хотя и родился в их Харьковском имении, считал себя петербуржцем. Он начал рассказывать Кири о Петербурге, об их доме на Екатерининском канале, об Александровском лицее, где он провёл шесть счастливых лет, а, потом и о странах, где ему довелось работать…

Они совсем забыли о времени, когда, внезапно, прибежал её тайский человечек и стал что-то возбужденно говорить. Кири сказала, поднимаясь, что уже далеко за полночь и её слуга Ком очень беспокоится – он ещё лечит её ногу специальными массажами, так что, она должна идти.

– Могу я надеяться увидеть вас еще? – спросил Дабазов.