Трижды Александра. Серия «Трианон-мозаика»

– Лика, я неслась к тебе, чуть ли не сутки в перелетах, и еще лететь предстоит. А ты меня отчитываешь, как школьницу. Ты у меня единственная дочь, я о тебе не перестаю беспокоиться. Прошу тебя, не наделай глупостей. У тебя еще есть, на что жить? В крайнем случае, у нас с тобой еще квартира в Ленобласти. Это, конечно, смешные деньги, но можно ее продать, если я выйду замуж за своего старичка.

– Вот именно, «если». Он, случайно, не в инвалидной коляске передвигается? А вдруг помрет еще до свадьбы?

– Оставь свой сарказм! Со временем не исключено, что коляску буду возить, и ничего в этом плохого нет. Даже удобно – муж всегда на глазах, никуда не денется.

Ольга простилась с дочерью, расцеловав ее, и уехала в аэропорт со смутным ощущением того, что они поговорили, как будто не слыша друг друга.

Санкт-Петербург, февраль 1732 года

В день именин императрицы в «Ведомостях» извещено было: «Обручен при дворе майор лейб-гвардии Измайловского полку Густав фон Бирон с принцессою Меншиковой. Обоим обрученным оказана притом от Ее Императорского Величества сия высокая милость, что ее Императорское Величество их перстни Высочайшею особою сама разменять изволила».

Так и было, как газетиры пропечатали. Только не написали, как невеста бледна смотрелась, так что Анна Иоанновна заметить изволили, дескать, «румяна надобно употребить». Не написали, как стояла Александра, уронив руки и глядя не на жениха, а куда-то в пол под его сапогами. Не написали, как вздрогнул Густав фон Бирон, когда брал нареченную за руку, а пуще того, как встретился он с невестой глазами. Столько тоски в ее черных глазах было, что никакие газеты об этом поведать не смогут.

Обменялись кольцами при всем дворе, музыка грянула, но возгласы величальные еще громче слышались. Невесту Анна Иоанновна по-матерински обняла, на ушко что-то шепнув, а жениха изволила ласково по щеке потрепать. За ужином императрица весела сделалась, ни одной здравицы не пропускала, все перемены вин откушала. Сидела она между женихом и невестою, по правую руку жениха обер-камергер Эрнст Иоганн фон Бирон помещался, рядом с невестою брат ее младший, Александр.

Раскраснелась Анна Иоанновна, веер подать приказала. Обмахиваясь страусиными перьями, в воспоминания пустилась, к Александре повернувшись:

– Моя-то свадьба с Фридрихом Вильгельмом у твоего батюшки во дворце игралась! Давненько уж это случилось, ты, должно быть, и на свет не появилась. У светлейшего князя Меншикова лучшие кухни, лучшие погреба, лучшие залы во всем Петербурге имелись. У дяди моего, Петра Алексеича, и близко таких хором не бывало. Тот любил покои низенькие, теплые, без лишнего свету и блеску. Это ему смолоду еще так полюбилось. Мне сказывали, когда в Париж он наведывался, к регенту тогдашнему, под житье ему старый королевский дворец определили – Лувр, кажись. Так дядюшка токмо половину часа там пробыл и ретировался – зело огромен и неприютен тот дворец. Давит громада каменная, сказывал.

Оттого для себя строенья приказывал делать небольшие, померные, и чтоб не боле двух этажей. А вот батюшку твоего, Александра, всяко понуждал дворцы строить, и отделывать их как можно великолепнее. Так что зря люди говорят, что светлейший князь Меншиков гордостью непомерной возносился. Батюшка твой токмо приказы своего государя исполнял. Знаешь историю со шпалерами? Коли не знаешь, слушай. Петр Алексеич однажды, у батюшки твоего сиживая, приметил, что шпалеры на стенах зело дурны и дешевы. Осерчал – где прежние, на лионской мануфактуре заказанные? Батюшка твой оправдывался, дескать, ты сам, мейне камарад, на меня начеты за поставки наложил, и дабы с казной раздолжаться, пришлось из дому имущество продавать. Петр Алексеич еще пуще гневаться изволил: ты и начеты верни, и перед иностранными послами и именитыми гостями меня позорить не смей! Где их еще принимать, как не у тебя в дому?

Свадьба моя роскошная была! А пуще всего гости веселились, когда перед ними из разрезанного пирога две карлицы выскочили, по последней моде наряженные, и танец менувет прямо на столе сплясали. Потом прочие карлы с карлицами в залу набежали, числом невиданным – по всей стране их нарочно разыскали и ко двору батюшки твоего свезли. Для них и мебель, и посуду смастерили, посередине расставили, и пировали они прямо как настоящие люди! А как подпили крепких вин, то-то насмешили гостей!

Анна Иоанновна, довольная рассказом, оглядела своих соседей по столу.

– Вы чего скучные, как на поминках сидите? Ладно, невесте невместно сильно веселиться, примета дурная, но ты-то чего? – толкнула она локтем Густава. – Эрнст! – по-немецки, худо выговаривая слова, крикнула она своему обер-камергеру. – Скажи своему братцу, что я ему веселиться велю!

Потом перешли в залу для танцевания, невесту с женихом рядом с собой императрица оставить изволила. Стояли они по бокам от ее кресла, на гостей смотрели. Под утро свечи трещать от духоты начали. Анна Иоанновна платком махнула, встала, на руки Густава и Александры опираясь, подвела их к высокому окну с частыми переплетами. Раздался грохот, и в темном небе закрутились, шипя и искры разбрасывая, огненные шутихи. Сначала огромная буква «А» высветилась, фиалкового цвета, а за нею две поменьше – белая и зеленая, с инициалами обрученных. Гости в окнах сбились, русские горланили, иностранцы в ладошки хлопали. Потом долго еще ракеты пускали, всех цветов, но на том праздник закончился.

Петербург, июль 201… года

Лика еще более укрепилась в своем намерении продолжить воплощение составленного плана. В тот же день она встретилась с Верой. К вечеру небо затянуло облаками, пошел мелкий дождь. Девушки медленно шли под крытыми галереями Гостиного двора, когда Вера одновременно смущенно и радостно сказала:

– Знаешь, Андрей приглашает меня съездить отдохнуть с ним на недельку.

– Куда, если не секрет?

– У него есть друг, который имеет права на вождение яхты, и он собирается арендовать небольшое судно где-то на греческих островах. Там две каюты, вот они с женой и пригласили нас… – Вера осеклась, произнеся это вырвавшееся «нас», испуганно посмотрев на Лику.

– Поезжай, это, должно быть здорово. Стасовы предложили, да? Нас тоже приглашали, только мне тогда больше нравилось в крупных отелях останавливаться. А на яхте должно быть хорошо, тишина, море, можно швартоваться у разных островов, выходить прогуляться, осмотреться.

– Ты так спокойно к этому отнеслась, а я боялась…

– Я же тебе говорила, что с Деминым у меня все, продолжения не следует. Могу даже выдать тебе один его секрет – он боится летать. Скрывает, но боится ужасно, начинает принимать успокоительное еще за сутки до полета.

– Никогда бы не подумала! А это серьезно?

– Да нет, ты лучше предложи ему немного выпить перед самой посадкой. Скажи, что тебе страшно. Думаю, ему будет приятно опекать тебя, а не дрожать самому.

– Не знаю, как и благодарить тебя!

Десять дней спустя девушки снова встретились. Загорелая и оживленная Вера сочувственно поглядывала на скучную Лику, которая вполне сознательно натянула на себя трикотажное платье, испорченное неудачной стиркой.

– Рада за тебя – тихо произнесла Лика, меланхолично помешивала в чашке остывающий кофе.

– Прости, я все о себе да о себе. Ты-то как, что с работой?

– Да пока никак – сказала Лика чистую правду. – Лето – не лучшее время для поисков работы, все, кто принимает решения, в отпусках.

– Да… – протянула Вера. – А через считанные недели хлынет очередная партия соискателей – закончились выпускные экзамены и новая партия дипломированных дизайнеров начнет обивать пороги. Сама была в таком положении, вот и пошла работать в магазин. Чем я могу тебе помочь? – участливо протянула она руку, дотрагиваясь до Лики.

– Чем же ты мне можешь помочь? У самой зарплата, наверное, кот наплакал – подняла Лика скорбные глаза.

– Это верно! – улыбнулась Вера. – Но… понимаешь, перед поездкой Андрей дал мне денег на наряды для отдыха, а я потратила совсем немного. Мне девочки в нашем магазине оформили при продаже все скидки, которые только были возможны. Я на остаток хотела ему подарок купить, но… Я себя такой виноватой чувствую перед тобой, ты не представляешь!

– Да перестань ты! Я тебе все верну, как только начну работать.

– Вот, возьми, они у меня с собой…

И, глядя как Лика прячет в свою сумку стопочку купюр, Вера поделилась еще одной новостью:

– Знаешь, Андрей предлагает мне переехать к нему… Как ты к этому отнесешься? – она смотрела на Лику с робостью и надеждой.

– Ну, сколько тебе повторять! Мы с Деминым чужие люди. Ты тоже взрослый человек и имеешь право распоряжаться своей жизнью так, как считаешь нужным, разве нет? Если тебе нужны какие-то условия с моей стороны, то пожалуйста: никогда ни при каких обстоятельствах не упоминай моего имени. Мы с тобой просто учились на одном курсе и практически не пересекались.

– Так и есть…

– Да, но никто не должен знать, что мы с тобой сблизились в последнее время. Будь уверена, что Демин не придет в восторг, узнав, что мы встречаемся.

Лика могла позволить себе отпраздновать небольшую победу. Деньги у нее оставались и до того, как она получила приличную сумму от Веры. В последнее время тихая, незаметная жизнь, которую она вела, принесла ей даже два ощутимых плюса – сознание своего умения влиять на чужую жизнь и реальную экономию средств. Деньги с карты, оставленной ей Деминым, перестали улетать с катастрофической быстротой. Лика поняла, что имел в виду бывший муж, когда намекал, что полгода она сможет прожить гораздо обеспеченнее, чем среднестатистический россиянин. Она обнаружила, что продукты из ближайшего супермаркета не слишком отличаются по качеству от тех, которые продаются в дорогих магазинах, если внимательно их выбирать, и вспомнила кое-какие из простеньких блюд, которые готовила еще в школе.

Мало того, она даже познакомилась с хозяйкой, сдавшей Демину эту квартиру, когда та наведалась снять показания счетчиков. Лика испытывала настоящее удовольствие, когда намеками заставила добродушную тетку представить и поверить, что господин, снявший на полгода квартиру для молоденькой девушки – подлый соблазнитель, который воспользовался неопытностью девчонки из Ленобласти, и теперь не появляется. Хозяйка прониклась горячим сочувствием к Лике, и даже пообещала снизить плату за квартиру, когда закончатся полгода, оплаченные «соблазнителем».

– Я сразу поняла, что ты девочка хорошая. И соседи в один голос говорят – мужиков к себе не водит, музыку громко не включает, в лифте здоровается, одевается прилично. Родители у тебя есть? Только мать? Не помогает? У самой проблемы? Пьющая, наверное… А тот козел, даром что на вид представительный, потом локти кусать себе будет, что такую милую девочку бросил.

С этим Лика была полностью согласна. А паспортные данные только подтвердят правоту выводов хозяйки – в новом паспорте, выданном после развода, даже фамилия уже не связывала ее с бывшим мужем. Жизнь словно начиналась с белого листа. И теперь Лике это нравилось.

Петрорецк, ноябрь 201… года

Вернувшись вместе с Хьюго в дом Полтавцевых, Юлия занялась устройством на новом месте. Они приехали сюда с Михаилом три дня назад, согласившись на предложение Юрия, хозяина дома. Приехав, они обошли дом, оба этажа. Он оказался невелик – внизу просторная кухня-столовая, через коридор – гостиная. Из нее наверх вела узкая, довольно крутая лестница. На втором этаже располагались супружеская спальня, комната сына и кабинет хозяина. На Юлию дом произвел странное впечатление: обжитыми и имеющими собственное лицо выглядели только те помещения, в которых обитали мужчины. Спальня, гостиная и кухня оставляли ощущение не то мебельного магазина, не то гостиницы.

Михаил, ставя чемодан и дорожную сумку на ковер в спальне, усмехнулся:

– Для одного из отцов города домик довольно скромный! Верно говорят, что Юрка – единственный честный мент у нас в стране. Зато преступность в Петрорецке самая низкая в Ленобласти.

В тот день супруги Асташины успели немало: познакомились с симпатичными соседями, Полянскими, которые в отсутствие хозяев присматривали за домом, узнали, где находятся магазины и куда можно выйти прогуляться, если позволит погода. За покупками сразу идти не было надобности, Юлия все содержимое своего холодильника прихватила с собой. Вечер прошел в блаженном ничегонеделании. Михаил рано улегся спать, а Юлия долго читала при свете прикроватного светильника. В кабинете хозяина обнаружились несколько довольно неожиданных для этого дома книг. Это были иллюстрированные альбомы по искусству – Русский музей, Музей имени Пушкина, Третьяковская галерея, и даже несколько специальных изданий, посвященных старинной русской живописи, преимущественно иконописной. Юлия с трудом могла представить себе Татьяну, жену хозяина, увлекающейся на досуге разбором отличий икон новгородского письма от работ Палехской школы. Но и самого Юрия Полтавцева сложно было заподозрить в подобном хобби. Его увлечения легко определялись по содержимому шкафов в его кабинете. Михаил долго переходил от одного к другому, восторженно ахая:

– Ну, Юрка! Понятно, почему никуда не хотел уезжать! Ты только посмотри, какие у него тут сокровища!