Дело с телом

– У вас остались копии документов?

– Нет, – покачал он головой. – Зачем?

* * *

Попрощавшись с бывшим ментом, я отправилась к машине и надела наушники. Может быть, господину Шалимову придет в голову поговорить с кем-нибудь о чем-то для меня важном?

Машина моя стояла таким образом, что из правительственного здания ее увидеть было сравнительно сложно, зато я все прекрасно видела. И если бы Шалимов вышел, я бы с легкостью проследила за ним.

В наушниках царило мертвое молчание. Господин Шалимов пока, видимо, не собирался ни с кем общаться по телефону. Только «жучок» под сиденьем кресла, в котором сидела я, передал его бесценную (потому что бесполезную) беседу с секретаршей относительно качества кофе. И вскоре Константин Львович появился на улице.

Я не трогалась с места, не зная, каковы его планы. А Шалимов с нарочито беззаботным видом огляделся и направился на противоположную сторону улицы. Там располагались театр, площадь, в сегодняшнюю жару совершенно пустынная, и несколько телефонов-автоматов.

Политик шел медленно и уверенно. Интересно, что ему нужно на площади? Он не сел ни в одну из машин, стоявших перед местом его работы, следовательно, вряд ли направляется далеко. Может быть, он решил посетить театр? Это вряд ли – ну никак не похож этот толстячок на любителя искусства. Может быть, конечно, я чего-то в жизни не понимаю, но, на мой взгляд, Шалимову место отнюдь не в театре. Тогда где?

Скорее всего у телефона. Вот дьявольщина! Я не смогу услышать его разговор – на уличные телефоны как-то не додумалась понаставить «жучков». А следовательно, неплохо бы поторопиться.

И я стремительно выудила из сумки все необходимое – благо, машина располагалась в безлюдном месте и никто не мог подивиться, увидев мое преображение. После чего напялила прямо поверх элегантного костюма мешковатое платье в пошлых мелких цветочках. Оно было длинное, почти до пят, и с рукавами чуть не до кончиков пальцев на руках. Парик непонятно-землистого оттенка взгромоздился на моей голове. Ноги я сунула в шлепанцы с закрытыми носами, бросив туфли под сиденье. Нацепила на нос солнцезащитные очки, купленные на одном из многочисленных лотков, подмалевала губы блекло-сиреневой губной помадой и выудила из «бардачка» безвкусный желто-фиолетовый пакет. Бросила в него свою сумочку, подогнала машину поближе к площади и мешком вывалилась на тротуар.

В преображенном виде меня бы даже родная мать не узнала – этакая тетка непонятного возраста, с вороньим гнездом на голове и авоськой в руке, шлепающая за продуктами. Вот только машина… Но придется рискнуть – вдруг мне понадобится что-нибудь из салона? Надеюсь, никто не обратит внимания на скромную обывательницу, выгружающуюся из бежевой «девятки». Впрочем, что в моей машине хорошо – она совершенно не бросается в глаза.

В это время Шалимов как раз подошел к телефону. Стараясь не очень торопиться, я прошествовала мимо. Солнечные очки скрывали то, что я отчаянно косила глазами – страшно хотелось увидеть номер, который будет набирать Шалимов. Я не спешила. Сумка болталась в руке и ощутимо хлестала по бедру. Но номер я увидела.

Шалимов звонил в редакцию «Тарасовских ведомостей»! Может быть, есть те, кому бы это не понравилось? Меня же вполне устроило. И я ринулась в машину, стараясь не слишком привлекать к себе внимание. Но Шалимов и не думал замечать меня – не в его вкусе такая тетка, наверное. Так что я благополучно уселась в салон и прижала к уху «жучок». Какое счастье, что редакция «Тарасовских ведомостей» располагается совсем недалеко от площади, то есть в пределах досягаемости моего подслушивающего устройства. Что бы я делала в ином случае? Впрочем, придумала бы. Скорее всего, наплевала бы на правила дорожного движения и долетела бы до редакции.

На всякий случай я решила записать разговор. Мало ли, вдруг обнаружатся полезные факты?

Шалимов общался с Эдом – этот слащавый голос я прекрасно помнила. И они обошлись без экивоков – сразу приступили к делу.

А я задумалась – что, у Шалимова нет сотового телефона? Обязательно звонить из автомата? Или политикан перестраховывается, боясь прослушки? Тогда зачем говорить о важных вещах по редакционному телефону, который ведь тоже можно прослушать? Что я, собственно, и делаю. А обсуждали эти господа действительно чертовски важные вещи…

И еще один вопрос – почему Эд разговаривает по телефону главного редактора? Впрочем, это можно объяснить: ведь босс осведомлен о проекте, и Эдуард, наверное, сказал, что разговор с политиком важен именно в этом плане.

– Эдуард Ефимович, я уже устал ждать, – властно вещал Шалимов. – Когда вы доставите мне пакет?

Я насторожилась. Что за пакет нужен Шалимову, о котором нельзя поговорить по обычному офисному телефону?

– Константин Львович, я же говорил вам – все утеряно, – осторожно ответил Эд. – Я пытаюсь найти, но пока не получается.

– Извините, господин Гуренко, но если вы его не найдете, проблемы будут не только у меня. Вам я их тоже гарантирую. Говорил же вам – действуйте быстрее, – хмуро бурчал Шалимов. – Вы слишком долго тянули.

– Я не мог взять необходимое, чтобы не вызвать подозрений у сотрудников, – оправдывался Гуренко. – Поближе ко времени публикации, когда информация хранилась бы у нас в отделе, добыть ее оказалось бы проще.

– Эдуард Ефимович, меня не интересуют ваши сложности. Нужно было действовать быстрее – вот и все. Теперь думайте сами. Но если информация попадет в органы или печать, боюсь, вам тяжело придется. – В голосе Шалимова звучала откровенная угроза. – Разумеется, если все наконец окажется в моих руках, я заплачу, можете не беспокоиться…

Я начала догадываться, о чем идет речь – о той папке с компроматом, которая хранится у меня. По всей видимости, она была у Клюжева, а Гуренко собирался воспользоваться информацией в своих целях – продать заинтересованному в этом политику. Но не смог получить ее – Валентин Арсеньевич оказался достаточно дальновидным, чтобы не делиться всей информацией с коллегами. А сейчас, со смертью Клюжева, компромат затерялся. Так выгодно ли было Шалимову или Гуренко убивать Валентина Арсеньевича? Кажется, не слишком – значительно проще было получить документы у живого журналиста.

Что ж, эту версию я пока оставлю в покое.

Только я отключилась и проводила взглядом Шалимова, как назойливо заверещал сотовый. Я буркнула в трубку:

– Слушаю.

– Таня, это вы? – раздался голос Анны Клюжевой.

Глупый вопрос, надо сказать. На него так и хочется ответить: «Нет, это вовсе не я». Но эту мысль перебила другая – острая тревога за женщину. Может быть, у нее проблемы, а я тут ехидничаю, когда нужно спешить на помощь?

– Да, Анна, я слушаю вас. Что случилось?

– Ничего, – с недоумением в голосе ответила женщина. – Я просто подумала – может быть, это важно…

– Что именно? – нетерпеливо осведомилась я. – Что вы сочли достаточно важным?

– Олег Камышин сегодня зашел ко мне и вернул деньги, которые брал в долг.

Да, новость впечатляющая. Но… далекая от неожиданности. Значит, Олег продал-таки свою квартиру. Конечно, можно было предположить, что Камышин решит «свалить» из Тарасова с деньгами, полученными от продажи, и плюнет на все долги. Наверное, он сильно боялся своего другого кредитора, поэтому и решил расплатиться. Хотя кто знает – может, он и сбежит из города.

Но в данной ситуации говорить о его причастности к преступлению практически не имеет смысла. Зачем ему нужно было убивать Клюжева? Чтобы потом продавать квартиру и все равно расплачиваться? Глупости.

Впрочем, проверить версию до конца я просто обязана – чувство долга, знаете ли…

* * *

Я вела машину к Набережной, куда переместилась нужная мне оптика. Версия с политиком, несмотря ни на что, все больше мне нравилась. Может быть, господин Шалимов сам убил Клюжева, чтобы компромат достался ему одному? Если Константин Львович пользуется контактными линзами – кстати, глаза у него голубые, – тогда моя версия полностью подтвердится, и нужно будет… Кстати, давненько я не советовалась с магическими «косточками».

Остановив машину, я сосредоточилась на вопросе: «Верна ли моя версия?» – и бросила двенадцатигранники на сиденье рядом.

24+33+7 – «Вы найдете удачный выход из затруднительного положения». Вот что они мне ответили. Очень приятно. Только где это самое затруднительное положение?.. Пока у меня все идет вполне нормально.

Камышин оказался полностью чист. На остатки денег, как я выяснила, он купил коммуналку в захолустье. Более того – он устроился на работу на один из находящихся почти в коме экс-советских заводов Тарасова и теперь вел совершенно правильный образ жизни, без своих «обогатительных» идей.

До оптики я добралась в считанные минуты и оставила машину на стоянке. Надеюсь, наконец смогу узнать, кому продали безумно дорогие голубые линзы, если документы при переезде не потеряли.

Шикарное здание с зеркальными стеклами окон сразу бросалось в глаза. Эффектная лепнина имитировала разработки барокко.

Я вошла в тяжелую дверь и окунулась в прохладу мрамора – именно этим камнем был магазин отделан изнутри. Охранник гордо нес свою нелегкую службу, сидя в кожаном кресле у входа. Он, кажется, не узнал меня. Лениво скользнул взглядом, встрепенувшись при звуке открывающейся двери, и успокоился.

За стойкой красовалась уже знакомая мне худенькая рыжая Ольга. Она демонстрировала всевозможные виды линз высокой девушке с тяжелыми пепельными волосами и что-то объясняла. У стендов с оправами очков лениво прохаживалась дама бальзаковского возраста. Ее бриллианты тянули на мой месячный гонорар – при условии, что я буду трудиться не покладая рук и без выходных. Рядом с этой «нуворишкой» невозмутимо стояла темноволосая девица лет тридцати.

Я прошлась по магазину, посмотрела на стенды, ожидая, пока Ольга освободится. Рыжеволосая продавщица, узнав меня, улыбнулась. Я кивнула в ответ и продолжила лицезрение оправ.

Наконец Ольга проводила клиентку, и к стойке подошла я.

– Ну так что, Оля, – вежливо поздоровавшись, сразу перешла к делу я, – теперь вы сможете показать мне документацию?

– Да, конечно, – живо ответила девушка. – Вам же нужны заказы на голубые линзы, не так ли? Спецзаказ…

Меня восхитила столь глубокая профессиональная память, и я кивнула. Ольга тут же скрылась в подсобном помещении и, вернувшись, положила на стол толстый журнал.