Если счастье близко…

– Объяснитесь потом, в полиции.

– Не понял, – нервная усмешка исказила лицо Ростика.

– Уж кто-кто, а вы, голубчик, знаток уголовного права, должны понимать меня!

– И все же?

– У нас в России, конечно, сексуальные домогательства не так караются, как в США, но ничего, хватит и того, что есть, чтобы привлечь вас к ответственности.

– Какие сексуальные домогательства? К кому я домогался? – Ростик опешил. Он, конечно, предполагал, что Офелия в сердцах наговорит всякой чепухи, но обвинять в том, чего не было – чересчур.

Семен Николаевич снял очки, откинулся в кресле и с презрением посмотрел на молодого доцента:

– Да ты наглец! Я тебя из ямы вытащил. Дал возможность выбиться в люди. Доверял, как себе. А ты сидишь тут, прикинулся дурачком и думаешь, что сойдет с рук?

– Я так не думаю. И готов нести ответственность, но только за то, что действительно сделал. Семен Николаевич, – решительно сказал Ростик, – поговорим по-мужски.

– По-мужски? – ухмыльнулся профессор. – Давай попробуем. Говори, по-мужски.

– Я правильно понял, речь об Офелии? – спросил Ростик.

Профессор молча встал, подошел к окну, с минуту смотрел, как ветер колышет зеленые макушки деревьев, потом обернулся к Ростику и с суровым видом сказал:

– Да, речь об Офелии.

Ростику хватило пятнадцати минут, чтобы рассказать, как было на самом деле с той первой минуты, как Офелия вошла на кафедру после лекции.

– Я не отрицаю, что виноват. Но только в том, что допустил, чтобы она полюбила меня, если, конечно, это так. Но я не домогался! Я женат, в конце концов. И люблю жену. Да и потом, – выдохнув, прибавил Ростик, – вы же просили меня приглядеть за Офелией… Вы думаете, я бы посмел…

– И все-таки, ты подлец! – перебил его профессор, достал смартфон и включил аудиозапись, где четко прослушивался разговор двоих – Ростика и Офелии.

– Потрясающе выглядишь сегодня, – зазвучал голос Ростика.

– Спасибо! – был робкий ответ Офелии.

– Ты подумала над моим предложением?

– Мне неловко, Ростислав Олегович!

– Ну что ты, милая. Иди ко мне.

– Не надо, прошу вас…

– Почему же? Иди сюда, я тебя обниму. Какая ты красивая!

– Пожалуйста, перестаньте…

– Не могу держать себя в руках. Ты возбуждаешь меня… Обещаю, если сделаешь, как я хочу, мы напишем и защитим диссертацию так скоро, что ты не успеешь оглянуться. А без поддержки тебе не справиться…

В записи послышались какие-то шорохи. Звук прекратился.

Семен Николаевич смотрел на Ростика. Тот раскраснелся, как рак.

– Это не то, о чем вы думаете, – стыдливо сказал он.

– Неужели?

Ростик встал, налил в стакан воды и выпил.

– Понимаю, это странно, – сказал он, волнуясь, – но мы играли. Офелия дала мне лист бумаги с текстом и умоляла меня проиграть этот эпизод – очень хотела понять, что чувствуют жертвы, когда к ним домогаются… Я… я, – заикался Ростик, – не думал, что она перевернет этот невинный театр в обвинение в домогательстве. Мы сидели на расстоянии метра друг от друга, когда я зачитывал текст. Понимаю, глупо…

– Глупо? – сорвался профессор. – Глупо? Мерзавец! Видеть тебя не хочу! Значит так, – Семен Николаевич встал, – если ты сейчас же не напишешь заявление об увольнении, мы обратимся в полицию, и я приложу все усилия, чтобы ты получил сполна.

Ростик вытер вспотевший лоб, недолго подумал, взял лист бумаги, написал заявление и, попрощавшись, вышел с кафедры.

«Надо было отодрать ее, как последнюю шлюху, и жить спокойно. Сучка!» – подумал он, когда сел в машину, и вслух прибавил: