Хозяйка. Рассказы о людях и нелюдях

– Так и заявите в суд, к чему меня оставлять здесь? – Истерически крикнул он. – Она всё-таки позвонила вам, да? Бате?

– Я тебе не судья. А батя её утоп давно. – Старик подошел к Егору и застегнул молнию на его куртке. Подумал и нахлобучил на голову профессора капюшон. Поклонился Варе, перекрестился и споро зашагал к деревне, парни топали рядом. Егор смотрел вслед им, пока не исчезли из виду. На живот Вари грузно села чайка. Егор стоял, переминаясь с ноги на ногу. Ночь продержаться… наверняка схватишь грипп, а то и воспаление лёгких, вон ветер какой. Он стал дергать руками, надеясь перетереть веревку о дерево, немного согрелся.

В кармане внезапно зазвонил мобильник. Первые ноты популярной песни диссонировали с первобытной обстановкой. Наверное, напоминает о себе Катя. Вспомнилась последняя встреча – спальня, загорелая девичья спина, упругие ягодицы. Стоны, смех. Потом она лежит рядом– и он любуется нежным профилем… А потом отвратительно-рябое лицо Вари, которая упрекает его, напоминает о ребёнке. Но он уже не хочет ребёнка от этой уродины, их связь – ошибка. Удивительно, как быстро начинает вызывать отторжение то, что раньше привлекало. И милые веснушки кажутся грубыми пятнами, делающими кожу нечистой. Словно пелена падает с глаз, бросаются в глаза недостатки человека – раньше они не имели значения для тебя, но теперь невыносимы.

Ветер подул сильнее, и простыня сползла с покойницы. Оказалось, Варя не только босая, на ней не было ни клочка одежды, кроме нитки жемчуга.

Вдруг со стороны моря послышался глухой утробный звук. Егор посмотрел влево и похолодел – из воды поднималось тёмной грудой неведомое существо, двигалось к берегу, вырастая всё выше. Егор разглядел массивную голову с широкой пастью, набитой частыми длинными зубами. Передние лапы, молитвенно прижатые к широкой чешуйчатой груди, казались отвратительно слабыми, как ручки карлика. Монстр брел на задних лапах, мощных, жилистых. Высотой он был около трёх метров. Шкура облеплена водорослями, ракушками, из загривка торчал трухлявый обломок то ли остроги, то ли копья. Егор хотел позвать на помощь, но боялся привлечь внимание. Зверь приблизился к голой беззащитной Варе. Наклонился. Присматриваясь? Принюхиваясь? Егору вдруг вспомнился рассказ старика о том, как придонный хозяин овладел одинокой рыбачкой. Но хищник деловито ухватил зубами Варю возле предплечья, раздался хруст. Ящер вскинул голову, проглатывая белую руку. Егор зажмурился. Послышалось чавканье, треск костей.

– Батя. – Обморочно думалось. – Так вот кого здешние считают своим предком. А морской берег – вместо кладбища. Покойников просто оставляют живому тотему, а тот их жрёт ничтоже сумняшеся. К утру ветер утащит простыню в воду. Нитка бус порвётся, оставив россыпь жемчужин среди гальки. Остатки мяса склюют птицы…

Проклятый мобильник в кармане снова разразился заливистой трелью. Вдруг настала тишина. Егор открыл глаза. Ящер смотрел на него, вывернув корявую шею, полусогнувшись над кучкой окровавленных костей. Повернулся и сделал несколько дёрганых шагов, словно сомневаясь. Егор истошно закричал, надеясь, что услышат в деревне, но там, над невидимым в сумерках лабиринтом, не было ни огонька, даже собаки молчали. Массивные бревенчатые избы горбились в тумане, как стадо дремлющих динозавров.

Теперь ящер стоял перед ним, хрипло дыша сквозь частокол зубов. Смрад старой гнили и свежей крови смешался в тошнотворное амбре. Егор продолжал ожесточенно перетирать о столб веревку, стянувшую руки. Ящер наклонил морду. Только сейчас среди буро-зеленых выростов Егор заметил его глаза – золотистые, с вертикальным зрачком. Холодно-внимательные, словно у птицы, заметившей жука. Егору вдруг почудилось – из какой это былины – «и будто в сон заснул он», в любой миг может проснуться, а раз так, чего бояться?

– Я её не нарочно убил. – Произнёс он. – Я и не думал убивать, толкнул сгоряча. Она сказала: Батя рассудит. Это ты? Постой… я вспомнил о Садко: «Не пошлины придонный царь требует – а требует он голову человеческую», студентам цитировал несколько дней назад…

Пращур-ящер высился перед профессором в застывшей позе, словно превратился в экспонат Палеонтологического музея.

– Он слушает, – подумал Егор. – Пока я говорю, возможно, не тронет.

И бедный профессор объяснял, втолковывал придонному хозяину, как до жизни такой докатился. Когда кончились осмысленные предложения, стал городить чепуху, вздор, припевать, смеяться. Но нужно было говорить ещё и ещё. Тут, кстати, вспомнились мерзости, которые скрывал даже от близких, Егор поведал безмолвному существу и эти стыдные скользкие тайны, мутные липкие мечты, спрятанные в недрах его компьютера видеофайлами, где извиваются голые детские тела. В Кате было что-то такое, незрелое, словно у тех острогрудых двенадцатилетних… Он выговаривал, выворачивал наизнанку свою душу. Потрошил, как рыбу, вытягивая и выдергивая бесконечные перламутровые внутренности. Батя слушал.

…Празднично-розовым утром из деревни на пустынный берег прибрёл Варин дед с ножом. Перепилил на запястьях Егора верёвку, и тот упал ничком, не в силах удержаться на онемевших ногах. Старик постоял над ним, дымя самокруткой. Потом помог подняться, повёл к деревне, приговаривая:

– Вот, видишь, парень, всё хорошо. Батя милостив. Глядишь, и рыбки косяк пригонит, ребятам далеко не плавать.

Егор смотрел равнодушно и ничего не отвечал. Поселили его во времянке, научили чинить сети. По вечерам бывшего профессора видят на берегу, он собирает в карманы засаленного ватника разноцветные камешки. Теперь Егор ни о чём не тревожится, никому не мстит, ничего не стыдится. В его душе царит тихая бессмысленная радость.

2014 год.

Дар

Рассказ

Я закрывал дверь на замок, когда сосед Миха, унылый мужик с лошадиной физиономией, подъехал к своему палисаднику на грузовике и вывалил из кузова груду песка. Кузов опустился, машина уехала. На пороге Михиного дома появился маленький старик с взлохмаченными седыми волосами и бородой, в нелепой зелёной кофте и спортивных штанах. Опираясь на клюку, кряхтя, неуклюже сполз по ступенькам и примостился на лавке напротив кучи песка. Потом достал глиняную трубку и стал набивать табаком из жестяной табакерки. Вот так раритет, мог бы папиросы купить. Я кивнул ему и зашагал по осенней улице, вдоль разномастных одноэтажных домов провинциального поселка, во дворах которых шелестели бронзово-золотые кроны деревьев.

В Узварово я приехал из села, окончил здесь колледж, потом курсы программистов. Всё больше людей обзаводились компьютерами, и время от времени нуждались в помощи мастера. У меня появилась своя клиентура. Прежде ютившийся в общаге, я снял дом и теперь надеялся выкупить его у хозяев, перебравшихся в Москву. Особняк справа от моего пустовал, а слева жил Миха. Песок к своему палисаднику мрачный неразговорчивый сосед привозил каждое утро, а к вечеру эта горка постепенно исчезала. И меня удивляло одно – куда? Ведь не было рядом стройки, и никто не брал его, чтобы готовить раствор для кладки. Однако несколько тонн белого речного песка истаивали за день, рассеивались, распылялись.

Впрочем, нужно было думать о работе. Сейчас я направлялся в районный Дом культуры, решить проблему с компьютером директрисы. Но рутину будня расцвечивало ожидание более интересного события. Сегодня, насколько я знал, в ДК должна состояться репетиция студии восточного танца, которой руководила Леночка Осинина. А насчёт Леночки я строил серьёзные планы. Она не из тех простушек, которых можно снять на ночной дискотеке и увести домой, угостив пивом. Эффектная брюнетка с глазами арабской принцессы была умна, амбициозна, высокомерна, но я нравился ей. Обычный парень двадцати двух лет с ничем не примечательной физиономией. Что-то она во мне заметила? А может быть, я просто тешил себя иллюзиями. Мы познакомились год назад, когда она помогала готовить выпускной бал в колледже и часто заглядывала к знакомым студенткам в общагу, где я жил тогда. В тесной комнате с ободранными обоями мы пили кофе и говорили о жизни. Меня, увлеченного литературой, прочитавшего, наверное, вагон книг, не могли надолго заинтересовать дочки местных фермеров. Симпатичное личико – это замечательно, но если собеседница глупа как пробка, её нельзя воспринимать серьёзно. Лена читала и слушала классику, легко рассуждала о современном искусстве, у неё был собственный взгляд на любое явление. Может быть, я преувеличивал? Но для восхищения всё-таки нужны основания. Елена Премудрая… Вспоминая её восточные очи под ровной чёрной чёлкой, словно у принцессы с египетской фрески, я невольно улыбался. Синее небо с парой ослепительно-белых облаков казалось безмятежным. Вдруг под ногами я заметил мёртвую птицу в сером оперении. Присмотрелся – маленькая сова. Наверное, ночью разбилась о лобовое стекло машины. У меня возникло неприятное чувство, словно что-то неясное, но жуткое таилось за жёлто-рыжими садами и шиферными крышами безлюдной улицы. Так иногда мы вспоминаем: смерть неизбежна для каждого живого существа – что для жалкой птицы, для которой главное – поймать и съесть ещё более жалкую мышь, что для человека…

Двухэтажное здание Дома культуры таращилось на белый свет огромными мутноватыми окнами, где криво отражалась площадь с памятниками – Ленину и Александру Невскому. Я распахнул тяжелую дверь и шагнул в просторное холодное фойе. Поднялся по лестнице и оказался в кабинете директрисы, где должен был поставить антивирус и пару программ на компьютер, но когда из-за стены послышалась музыка, отправился в зал, где репетировала моя красавица со своими ученицами, которые были лишь на пару-тройку лет моложе её. Ох, Лена – по праздникам она будоражила наш степной посёлок восточной экзотикой. Сейчас кресла зрительного зала пустовали, а на широкой сцене кружились, взмахивая обнаженными руками, узваровские старшеклассницы. Наряды они шили рискованные, полупрозрачные. Зачастую Лена играла главную роль, оставляя в тени своих подопечных. И сегодня она в алой, летящей, просвечивающей одежде казалась центром радужного хоровода, солнцем маленькой галактики. Я словно грезил, заворожённый плавными змеиными движениями под чувственную стонущую музыку. Когда номер окончился, ослепительная дева не спустилась, а скорее, снизошла со сцены ко мне, и спросила с гордой улыбкой, уверенная в своём обаянии, понравился ли танец.

– Это потрясающе, слов нет, – сказал я, конечно, имея в виду её лично.

– Приходи на концерт, Игорёк. – Пригласила она, как наверняка приглашала всех своих знакомых. Но у меня сердце на миг остановилось.

– Обязательно! Может быть, посидим в кафе?

– О нет, не сегодня. – Тронутые розовым блеском губы изогнулись в гордой усмешке. – Мне нужно в РОНО, приглашают работать инспектором.

Стало лестно, что Лена посчитала нужным сообщить мне эту важную новость – всё, связанное с ней, казалось мне важным. В центре мира оказалась руководительница кружка. Я шёл домой в приподнятом настроении.

Издалека заметил, что дед Михи всё так же сидит напротив кучи песка и смотрит на неё, но не тупо, а сосредоточенно, сдвинув лохматые брови, впившись взглядом в холмик, который стал на две трети ниже.

– Дед, это из тебя песок высыпался? – Ухмыльнулся я.

Он вздрогнул и глянул, словно не узнавая – так смотрят люди, выходя из кинотеатра, где за три часа успели погрузиться в виртуальный мир. Потом склонил голову набок и произнёс:

– Ничего у тебя с ней не выйдет.

– С кем?

– Сам знаешь. – И снова сосредоточился на куче песка.

Я ощутил озноб, вспомнив улыбающееся, с чертовщинкой в глазах, лицо Леночки, шёпотом пробормотал:

– Да пошёл ты…

Вбежал на порог и открыл замок. Дома поужинал и решил выйти в сад за яблоками. Взял пластмассовую чашку. Под деревьями стоял янтарный полумрак от солнца, клонившегося к закату. На плотной чёрной земле, усыпанной листьями, алело и желтело многоцветье крупных плодов. Сады – мой и соседский – не разделяла изгородь. Миха сидел за трухлявым столом на пеньке и пил пиво из большой деревянной кружки. Его длинное лицо, как всегда, казалось грустным. Я сказал:

– Здорово, сосед. – И стал трясти яблоню, потому что плоды на ветке казались аппетитней, чем падалица.

Миха кивнул и глухо произнёс:

– Пива хочешь?

– У меня дома бутылка. – Я пошёл и принёс литровую, прихватив вяленую рыбу.

Миха обычно был неразговорчив, но тут его потянуло на общение.

– Дед твой чудной какой-то. – Заметил я.

– Он не дед мне.

– А кто?

– Может, прадед…

– Ничего себе! – Вырвалось у меня. – Тебе-то, наверное, за сорок, а ему сколько тогда?

– Чёрт знает. Жена пробовала документы найти, да так и не нашла. Заново всё делали.

– Жена? – С тех пор, как переехал, женщин не видел здесь.

– Ушла она. Боится.

– Кого?