На грани доверия. Книга третья.

– Да любит, конечно! – всплеснул руками Владимир Григорьевич. – Я уверен, что на этот раз нам всем повезло с женами: мне, твоему отцу и дяде.

Грандпа что-то ещё вещал об идеальных браках, о взаимопонимании, компромиссе, Вилли слушал вполуха и думал о своём. То, что он узнал от грандпа о Вики, совсем его не обрадовало, но не отбило охоты познакомиться с ней поближе. Такую женщину пропустить было бы досадной оплошностью. Теперь у него в семье было два интереса – женщина и раритет.

Он поджал губы, вытянул длинные ноги, покачал мыском ботинка. У грандпа зазвонил сотовый телефон. Фертовский-старший вышел из гостиной. Через минуту вернулся.

– Володя, мальчик мой, у меня деловой разговор и это, похоже, надолго. Я пойду в кабинет, буду там. Ты пока займи себя чем-нибудь, я, как только освобожусь, вернусь к тебе, – сказал Фертовский-старший.

Вилли ещё некоторое время посидел в кресле, пощёлкал подаренной грандпа зажигалкой, поскучал, затем решил выйти размяться. Изящные светильники в виде бутонов тюльпана мягко освещали длинный холл, от этого создавалось ощущение особого уюта.

Дверь одной из комнат была приоткрыта, оттуда струилась полоска света. Молодой человек заглянул в эту полоску. Жена грандпа сидела за круглым миниатюрным столиком, Вилли был виден её склонённый профиль. Она смотрела на свои сложенные – одна на другую – ладони. Распущенные волосы были заправлены за уши. Вилли бесшумно открыл дверь, Маша его не заметила. Он подошёл к ней сзади и заглянул за плечо. Его удивлению не было предела – жена его деда держала в руках православную икону и, похоже, молилась.

Однажды Вилли с матерью был в православном храме, там, в Штатах. Она нацепила на себя непривычно длинную юбку, а на голову повязала платок, отчего стала похожа на старуху. Вилли это не понравилось, как и то, что сначала мать стояла у портрета беловолосого старика с грозным взглядом. Потом уже парень узнал, что портреты в православных храмах называют иконами. Старик, казалось, смотрел именно на Вилли, а ещё ему почудилось, что он знает обо всех его проделках. Вилли отвернулся от старика, но всё равно ощущал на своём затылке его взгляд.

Потом мать долго разговаривала с высоким мужчиной в чёрном одеянии. На его шее висел большой крест, говорил мужчина так тихо, что Вилли, как не прислушивался, не разобрал, что же такого он вещал его матери, а она слушала и терпела эту духоту, непривычную обстановку и взгляды с икон. Всю дорогу до дома мать была молчалива и задумчива. Спустя день Вилли узнал, что его дед и бабушка по линии матери погибли здесь, в России. Их сбил на пешеходном переходе пьяный водитель. А их дочь заказала панихиду, для того и ездили в храм. Для Вилли это известие мало что значило, он не помнил ни деда, ни бабку, мать про них почему-то мало рассказывала, созванивались они крайне редко. И лишь известие об их гибели её взбудоражило, заставило задуматься о том, хорошей ли она была дочерью. Не было ли её вины в том, что случилось. Пусть и косвенной. Вилли без особого интереса выслушал покаянные воспоминания матери. Ведь она сама хотела оторвать его от России. Сделать так, чтобы он стал настоящим американцем, хотя дома всегда разговаривала с ним на русском – принципиально.

В матери было много всего намешано: мужской ум, логика, деловая хватка, сарказм, быстрота реакции – одним словом, все данные для успешной карьеры. Однако временами она вдруг впадала в сентиментальность и меланхолию, говорила о какой-то своей вине. Вилли в такие моменты совсем её не понимал.

Маша, наконец, почувствовала на себе взгляд, обернулась. В следующий момент вскочила и быстро спрятала икону в карман:

– Вы что-то хотели? – спросила испуганно.

Возникла неловкая пауза, Вилли лихорадочно придумывал причину своего вторжения в комнату.

– Я ещё плохо ориентируюсь, – наконец сказал он, пожал плечами, – заблудился. Наверное, в этой огромной квартире полно тайных мест?

– Тайных мест? – удивлённо переспросила Маша.

– Да, таких, где могли бы храниться семейные секреты, – шутливо пояснил Вилли.

– Никогда не слышала ни о каких семейных секретах.

– Да? Но где-то вы, к примеру, храните свои украшения? Наверняка, грандпа их дарит вам, он щедрый супруг.

– Я не ношу украшения, а то, что есть, лежит в шкатулке спальни, но их немного.

– Правильно, сдержанность – путь к аристократизму, – одобрил молодой человек, он не переставал улыбаться, а глаза были холодными.

Маша удивлённо смотрела на внука своего мужа – куда делось его высокомерие и грубость, которую она уже успела испытать на себе? Он сразу пришёлся ей не по душе, впрочем, как и Наде, они говорили на эту тему. Более того, почему-то Надя просила её – Машу – быть с ним особенно осторожной. И держаться от него подальше, сослалась на плохие предчувствия. Но быть совсем незаметной, когда он в доме, у неё не получалось, потому что её муж каждый раз был искренне рад приходу внука, звал Машу на совместную трапезу, отказаться никак не получалось. Володя бы просто не поверил тому, что думала о его внуке Маша. А сейчас он ещё и уставился на неё так, что Маша ощутила мурашки по коже.

– Мария, – ситуацию буквально спасла Елена Степановна, она появилась в дверях, – нам надо обсудить меню на ужин, сейчас, – сверкнув глазами, громко сказала она.

– Да-да, конечно, – Маша бросила быстрый взгляд на молодого человека и покинула комнату вслед за экономкой. Когда они свернули за угол коридора, Маша обернулась, убедившись, что Вилли нет поблизости, она сжала руку экономки и чуть ли не плача, сказала, – Степановна, ты моя спасительница! Как ты догадалась так вовремя появиться?

– Я не догадалась, я видела, как он входил в комнату, – сразу пояснила экономка, – ему нечего там делать. А ужин мы давно уже обсудили, разве не так? – на её губах промелькнула улыбка.

– Так, конечно, так, – Маша прижалась к её плечу.

– Ох, и не нравится мне всё это, – пробурчала Елена Степановна, – совсем не нравится.

Глава 29

– Мира, вы чем-то расстроены? – заметил Дмитрий, когда она отказалась и от чая, и от кофе и вообще сидела насупившись. – Мне показалось, что мы хорошо провели время, нет?

– Мы? – переспросила она. – А, ну да, мы.

– Что-то не так? Ещё недавно у вас было прекрасное настроение, а когда я вернулся, оно радикально изменилось. За это время что-то случилось? – он смотрел на неё внимательно, пытаясь угадать по лицу, что произошло. Девушка молчала. – Мира, может, вы просто устали? – предположил он.

– Да, точно, я устала, – ухватилась она за эту версию. – Устала и хочу домой, – на миг прикрыла глаза, голова вроде перестала болеть.

– Я понял, конечно, – сказал Дмитрий, быстро расплатился карточкой, помогая одеться Мире, подал пальто. Она чуть не забыла вернуть ему шарф.

Вышли из кафе, девушка поёжилась, к ночи ещё похолодало, лужи подмёрзли, теперь в их ледяной пленке отражались огни городских фонарей и иллюминация. Мира направилась было к метро, но Дмитрий, дотронувшись до её руки, остановил:

– У меня на Сухаревке автомобиль, Мира, я довезу вас до дому? – спросил он. Она удивлённо приподняла брови.

– А зачем вы спускались в метро, если у вас машина наверху?

– Но мы же договорились сначала встретиться там, – просто ответил он, – и я обещал вам пешую экскурсию. Иначе бы вы вряд ли согласились.

– Само собой, – проворчала она, опять поёжилась от холода. Вспомнила, как он, глянув на свой айфон, почему-то не стал перезванивать. Неужели и, правда, этот или эта Мишель ему менее важна, чем Мира? Задумалась. А вечер ведь приятный, что греха таить. Дима хороший рассказчик, внимателен к ней, галантен. И так смотрит… Мира сдвинула брови, не хватало ещё ему уступить, сдать свои позиции.

– Так что – едем? – Дмитрий заметил её колебания, пытался понять, где же он совершил ошибку, почему настроение Миры так изменилось, она ведь только-только стала оттаивать, благодаря стольким его усилиям, а тут опять холод и презрение, – он вздохнул. Сам не понимал, зачем бегает за этой девчонкой, чего от неё добивается. Она и, правда, не его круга, да ещё своенравная, характерная, отталкивает его, не давая ни единого шанса. Так в чём же тогда дело?

– Ладно, едем, – наконец согласилась Мира, – где ваша машина?

В автомобиле было тепло и комфортно, Мира никогда не ездила в таких больших машинах – перед глазами табло с электроникой, обивка явно дорогая, везде чистота, чуть ли не стерильность. Дмитрий попросил разрешения тихо включить музыку, она пожала плечами – пожалуйста. Зазвучал классический джаз, неплохо – решила Мира. Дмитрий снял пальто, аккуратно положил его на заднее сиденье автомобиля, затем достал из бардачка кожаный футляр, в котором лежали очки в тонкой серебристой оправе. Надев очки, молодой человек нажал на педаль газа автомобиля, крутанул руль и ловко влился в поток машин на шоссе.

Мира искоса поглядывала на Дмитрия, немного была удивлена тем, что он надел очки, ни разу при ней в них не был, однако она теперь поняла, почему временами он прищуривался – вовсе не потому, что оценивал её, он просто близорукий. Хотя, надо признать, что в очках он смотрелся довольно элегантно. А впрочем, элегантность – это как раз признак его социума.

Пока выезжали с Сухаревки, стояли на светофоре, Мира окончательно согрелась и успокоилась. Чувство неловкости прошло, наверное, потому, что Дмитрий молчал, внимательно смотрел на дорогу, хотя, Мира заметила, что вёл он машину легко, без напряжения. Вот так ехать на самом деле здорово, – подумалось ей.

Опять зазвонил айфон, молодой человек не глядя на экран, нажал отбой.

– А если что-то срочное? – с иронией заметила Мира, – или очень важный для вас человек?

Он не ответил, лишь на секунду повернул голову и посмотрел на неё, блеснули стёкла очков. На перекрёстке лихо развернулся и поехал к мосту. Обогнал пару машин, перестроился.

– Самый важный человек для меня тот, кто находится рядом, сейчас, – сказал негромко, – остальное подождёт.

– Неужели? Я думала, для деловых и богатых важнее те, от кого практическая польза и прибыль, – усмехнулась она.

– Это узость мышления, – ровным тоном ответил Дмитрий, – нельзя делать выводы на основе распространённых и весьма наивных клише.

– Да? – Мира даже улыбнулась. – Получается, я для вас важна, Дмитрий?

– Да, вы мне важны, – не стал отрицать он.

– Чем же?