Похождения бизнесвумен. Крутые восьмидесятые. Лихие девяностые. Коварный Миллениум

– Их вообще не было, я за всё свои деньги платил, – встревает Витя.

Валерка потиранием пальцев даёт мне понять, что это не совсем так, и продолжает:

– Уже полгода мы ведём переговоры с рядом спонсоров, как зарубежных, так и наших, так сказать советских.

– Про зарубежных пока опусти, давай сразу к нашим, – направляет Витя.

Валерка трогает дужки очков, из чего сразу понимаю, что про зарубежных тоже есть что сказать.

– Самым перспективным в этом отношении нам виделся нефтеперерабатывающий комплекс, а конкретно, Тобольский нефтехимкомбинат, ТНХК. Его генеральный, Владимир Васильевич Юдин, – мужик современный, хоть и не молодой. Замы его, Филатов и Коханов, весьма передовые, да к тому же нашего возраста. Так что взаимопонимание достигнуто, мы имеем конкретные обещания по финансированию нашего проекта, причём в ближайшие годы. – Валерка делает паузу, ожидая реакции.

И тут я понимаю, что он не всё знает, что остальные догадываются об этом, и что сейчас последует самое главное, совершенно другое по масштабу значимости. И ещё я понимаю, что Витя подставил Валерку, он намерен показать всем, кто в этой избе хозяин.

– Не в ближайшие годы, а в ближайший год, – поправляет Витя, и эта незначительная поправка действует на Каштана, как удар хлыстом, лицо его дёргается и застывает в улыбке, а Витя продолжает:

– Только вчера были подписаны документы, из которых следует, что ТНХК даёт под проект «Звёздного инкубатора» один миллион инвалютных рублей.

Последняя фраза производит неслыханный эффект, все начинают говорить разом, что-то спрашивать, протягивать Вите руки для рукопожатия, просто хлопать по столу и приплясывать. Только у Валеры, улыбающегося всеми своими искусственными зубами, пот льётся со лба, стекает по носу и капает на важные бумаги. Вижу, что уязвлён, ведь именно он вёл переговоры, без конца мотался в Сибирь, именно он нашёл этот комбинат, а теперь его недвусмысленно поставили на одну доску со всеми нами. Я пятернёй зачёсываю волосы назад, это знак ему – ничего, прорвёмся. Вижу, понял и посмеивается, утирая пот.

Выдержав паузу, Витя продолжает:

– Есть одно небольшое, но важное условие: этот миллион мы обязаны освоить в течение года. Со вчерашнего дня время пошло.

Похоже, собравшиеся не придают этому никакого значения, были бы деньги, а уж мы их не упустим. Только Каштан сразу напрягается и вытягивает губы трубочкой, что явно означает: «Вот это засада». Он тут же пересаживается к Вите поближе, начинает внимательно читать документы, делает пометки, что-то тихо говорит ему на ухо. Конфликта как не бывало, есть задача – её надо решать.

Вечером пристаю к Валерке: в чём проблема, неужели года мало для того, чтобы купить то, что нам надо.

– Понимаешь, ведь мы имеем дело с условными деньгами. Что такое инвалютный рубль? Таких денег нет, это не доллары, не марки, не фунты-стерлинги, это чёрт знает что. Мало толку в его объявленном курсе – за него якобы должны дать один и шесть десятых доллара. Но никто ничего не даст, ни один банк. По большому счёту, это всего лишь обязательства банка. Насколько западные банкиры поверят нашим, а клиенты западных банков убедятся, что подвоха нет, а наши банки смогут соблюсти условия сделки… В принципе, всё возможно, но не в такие сжатые сроки. Если начать немедленно, вокруг этого дела создать шумиху, чтобы потом труднее было всё замять, да ещё чтобы из наших никто не рыпнулся, не принялся доказывать, что он умнее, честнее, надёжнее… В общем, в любой момент всё может рухнуть. Но работать надо, другого выхода нет. Думаю, даже если ничего не выйдет, за год мы на этом деле завоюем такой политический капитал, что сможем получить следующие инвестиции на очень хороших условиях.

И Валерка принялся разворачивать передо мной различные варианты развития событий. А я смотрела на него, слушала вполуха и думала: ты неисправимый мечтатель, видимо, за это я и люблю тебя, поддерживаю при любых раскладах, прощаю враньё. Знаю, увидев красивую комбинацию, ты посмотришь на меня поверх очков, выстроишь в тонкой улыбке свои твёрдые губы и чуть заметно кивнёшь – давай, мол, начинаем.

Это собрание стало водоразделом в жизни «Рекорда», всё наше существование разделилось на «до» и «после». Первое мы спешно завершали, второе стало настоящим смыслом нашей работы. О чём бы ни заходила речь, с кем бы ни вели дел, мы обязательно упоминали наши блестящие перспективы и возможности. И надо сказать, срабатывало всегда. Конечно, врать на эту тему было бы бессмысленно, ведь только наша вера пробуждала в партнёрах желание соответствовать, быть в игре.

Дела стремительно шли в гору. Валерка начал прорабатывать поставщиков и нашёл финскую фирму «MS-Audiotron», которая производила концертное акустическое оборудование, но остальное тоже бралась поставить. Финны хороши были ещё тем, что традиционно вели торговлю с Советским Союзом, и не нужно было завоёвывать режим доверия. Матти Сарапалти, владелец фирмы, приезжал несколько раз, делал всем маленькие подарки, шутил, обсуждал технические детали поставки.

Заметив, что его толстые пальцы всё время соскакивают с кнопок микрокалькулятора, выдавая ошибки, я предложила поменяться на мою «Электронику», самый большой микрокалькулятор в мире. Матти был в восторге – всё работало, цифры складывались, а главное, он вдруг увидел, что не всё у нас так уж плохо, своя техника есть, и это, возможно, повлияло на размер скидки. Он заинтересовался колонками Петра Жеромского и даже договорился с ним о поставках.

Я спросила Матти про эмблему фирмы, на мой взгляд, она какая-то эскизная, незаконченная. Он добродушно улыбнулся и поведал, что нарисовал её сам, будучи сильно навеселе, в каком-то ресторане – прямо на салфетке. Но это же несолидно и непрофессионально, удивилась я, как можно с такой эмблемой вести бизнес. Тут он ещё больше развеселился и заметил, что бизнес никак не зависит от эмблемы, а вот от бизнеса будет зависеть, запомнят её или нет.

Предварительные переговоры подходили к концу, до срока оставалось ещё семь месяцев, и мы вполне укладывались. Матти должен был приехать в Тобольск для окончательного подписания контракта, все процедурные моменты были обсуждены и утверждены руководством ТНХК, приезд наметили на начало июня.

Контракт чётко укладывался в один миллион инвалютных рублей. За эти деньги мы получали студию звукозаписи на шесть мест, видеостудию, укомплектованную японской техникой, концертное оборудование, включая свет, всю звуковую аппаратуру, английские микрофоны, микшерский пульт, а ещё мини-кинотеатр и настольную издательскую систему. Главной покупкой был синтезатор «Synclavier» для Вити, чтобы он мог записывать музыку, не выходя из дома.

А в последних числах мая, в один из четвергов, на Совет директоров пришёл тихий, скромный молодой человек. Витя представил его как своего консультанта по вопросам развития, звали молодого человека Сергей Рогов.

Так и хочется, перескакивая через годы и события, сказать: «Ну, вы же следили за криминальной хроникой 90-х годов, вы же знаете про все эти громкие дела». Но не буду, пусть всё идёт своим чередом.

Он пришёл, скромный и тихий, слегка косноязычный, какой-то весь блёклый, в застиранной джинсе, давно не стриженный, со свисающими на небритые щёки сосульками светлых волос.

Витя сообщил нам, что Сергея командировал химкомбинат, что он теперь – член Совета директоров «Рекорда», и вся дальнейшая работа по контракту пойдёт под его непосредственным руководством.

Рогов принёс с собой какие-то бумаги, которые Витя громко назвал альтернативным предложением. Мы полистали эти бумажки – там не на что было смотреть, какие-то предварительные запросы, причём безответные, фирмам-посредникам, торгующим чем попало.

Когда Рогов ушёл, Валерка прямо спросил, нужно ли ему продолжать заниматься контрактом. На что Витя мягко ответил: конечно, продолжай, чем больше будет предложений, тем лучше, мы с Сарапалти скидку получим. Но ведь контракт на стадии подписания, зачем воду мутить, возразил Каштан. Время есть, ответил Витя, а Рогова нам прислал комбинат, ничего не попишешь…

Не знал Витя, не мог знать, что вовсе не комбинат прислал Рогова, а те, кто решили взять нефтеперерабатывающий гигант в свои руки. А что для этого нужно сделать? Правильно, обездвижить. В тот день и начался этот процесс.

Дальше покатилось всё как по писаному.

Матти приехал и уехал, контракт так и пропал, а на его месте, с подачи Рогова, возник другой, всего на 180 тысяч этих самых условных денег. Какие-то шалабушки всё же появились в «Рекорде»: несколько видеокамер, парочка проекторов с экранами и микрофоны, вроде даже английские. Издательская линейка тоже пришла, но мне в руки не попала. Рогов решил, что сам будет обеспечивать её сохранность, и установил в каком-то подшефном ему вычислительном центре, так что мы, когда нам было очень надо, ездили на другой конец города сканировать и делать распечатки.

А красный будильник и простенький фен для волос – которые подарил мне Матти Сарапалти – до сих пор живы и исправно работают, хотя прошло много лет.

ГОДОВЩИНА «ЛЕНВЕСТА»

«Рекорд» стал известен как организатор культурных программ. То мы Рудика Фурманова с его «народными» собираем на гастроли за рубеж и экипируем рекламой. То выставку плаката «Волга – боль России» устраиваем, печатая футболки, плакаты и разную мелочёвку.

В этих футболках с новой российской символикой мы гордо ходим по Чебоксарам, и местные жители, кто с удивлением, кто с восхищением, кто со злобой читают на наших спинах названия затопленных водохранилищами городков и сёл. Руководство города на открытие выставки не пришло, зато с местными художниками набратались вволю. Странновато это было ощущать: мы, питерские, болеем за погибшие под водой волжские церкви, а они, коренные волжане, молчат и терпят. Да, многое позволено в провинции столичным жителям.

В Тобольске тоже культурные акции проводим: то известных артистов, вроде Ларисы Долиной и Михаила Боярского, на гастроли отправим, то по всей Тюменской области выискиваем лучших художников Сибири, готовим выставку.

В один из обычных рабочих дней прихожу в «Рекорд» и застаю Витю в компании с высоким, представительным мужчиной. Я знаю, что мы поджидаем Николая Ивановича, главного связиста Тобольска, которого все зовут просто Коля-Ваня. Встречаться мне с ним не пришлось, но по телефону пару раз общались весьма тепло и свободно. Улыбаясь как старому знакомому, подхожу поближе и протягиваю руку:

– Ну, наконец-то! Я думала, что вас не дождусь. Всё обещаете, обещаете, а сами забрались в свой медвежий угол, тащи вас оттуда.

Витя тоже улыбается и безмятежным голосом спрашивает:

– Машенька, ты думаешь, кто перед тобой?

– Коля-Ваня из Тобольска, мы его давно ждём, – бойко отвечаю, а сама уже понимаю – ошибочка вышла.

– Маша, познакомься – это Владимир Петрович Городний, вице-президент концерна «Ленвест». А это наш главный художник – Марина Важова, для друзей – Маша.

Владимир Петрович сиял своей белозубой улыбкой и рассматривал меня, как ребёнок – запущенную шутиху. А беседу мы продолжили уже на «Ленвесте». Речь шла о празднике в честь первой годовщины основания совместного германо-российского предприятия. Прибудут немецкие партнёры из фирмы «Саламандра», так что ответственность большая.

– Понимаете, Маша, гостям должно всё очень понравиться. Они пробудут всего один день, и этот день они должны провести с максимальным удовольствием. Немцы – традиционные любители искусства, особенно живопись уважают. Надо сделать так, чтобы у них был выбор, и они могли увезти с собой то, что выбрали.

– Владимир Петрович, можете не волноваться, по части выставок Маша – просто спец, всё есть – и художники, и связи. Давайте обсудим лучше остальную программу. Как насчёт концерта?

И чего это Витя за меня всё решил? Я только хотела признаться, что никогда вывозом картин не занималась, пусть помогают. Но беседа уже перешла на другие аспекты, меня не затрагивающие, так что оставалось только думать, с какого конца к неизвестной теме подойти.

Есть у меня знакомый художник, даже близкий друг, Коля Кириллов. Он живописец, что-то из его картин иностранцы (кстати, немцы) покупали, спрошу-ка его, что к чему.

Уже вечером сидели с Колькой в его мастерской на Петроградке, пили вермут и обсуждали всё подряд. Надо ли ремонт в мастерской сделать, – вроде, говорят, на коммерческую основу всю аренду переведут, не потянуть будет. Тут же перешли к вопросу заработков, Колька про последний худсовет рассказал, как все его натюрморты завернули.

– Говорят, тёмные очень, упаднические. А я ещё свой последний триптих с крестами вздумал показать, так просто руками замахали – давай уноси.

Коля никогда не расстраивается, даже про неприятности рассказывает – посмеивается.