Грудь словно сдавило чем-то тяжёлым, воздух с трудом удавалось втягивать в лёгкие, напрягая мышцы и издавая громкий хрип. Астма, мучавшая его в детстве, не давала знать о себе уже много лет, но изнурительная работа истощила и ослабила и без того немолодой организм. Сергей, помогая себе руками, поднялся и смог добраться до окна, чтобы его распахнуть. В лицо подул ночной майский ветер, но и он не принёс никакого облегчения. Изо всей силы Сергей сжал руками выступ подоконника, лихорадочно соображая, есть ли у него в чемодане ингалятор. Осознание прошло по телу холодной волной мурашек: нет, его нет, последний флакон с истёкшим сроком годности полетел в мусор ещё в феврале. Мышцы свело острое чувство приближающейся смерти – так всегда бывало во время приступов, но каждый раз как впервые. Единственной фразой, которая пульсировала в голове, было: «Только не сейчас! Я ещё не закончил работу!..». Перед глазами заплясали тёмные пятна.
– Сергей Васильевич! Возьмите скорее!
Инженер обернулся: позади стоял Мишутка с испуганными круглыми глазами, протягивая ингалятор. Пара нажатий – и стало уже терпимо. Понадобилась ещё пара минут, чтобы отдышаться.
– У тебя что, тоже астма?
– Ага. Ещё с детства. Так странно: люди сейчас могут вылечить СПИД, но всё ещё страдают от обычной астмы.
– Ничего… странного, – всё ещё с небольшими паузами говорил Сергей, – У нас энергетический кризис уже… больше полувека. Давно всем ясно, что к осознанному снижению потребления люди никогда не будут готовы. Поэтому государства… постепенно снижают экологические ограничения для предприятий, желая их поддержать. А это, как видишь… отрицательно сказывается на здоровье. Особенно на нашем с тобой.
Мишутка поник. Молодёжь во все времена плохо осознаёт безвыходность ситуаций. Им хочется изменить мир к лучшему, исправить несправедливость, сделать хоть что-нибудь. Слова «никак» и «невозможно» только побуждают их к борьбе, в результате которой либо мир действительно меняется по стечению случайных обстоятельств, либо молодёжь обретает мудрость, понимая, что неосуществимость великих свершений – лишь попытка мира обратить наше внимание на не менее важные мелочи, которые находятся совсем рядом. То, что Мишутка задумался, а не ринулся на баррикады, декламируя Грету Тунберг и её последователей, уже говорит о его высоком интеллектуальном потенциале.
– А ты сам-то почему опять ночью работаешь? До сих пор не сделали тебе апгрейд чипа? – спросил Сергей, мягко отвлекая юношу от тяжёлых мыслей.
– Точно! – вспомнил тот, – Чип мне усовершенствовали. Приезжали мастера из «Заслона» – которые панель управления делали, проверили совместимость, сказали, всё в порядке. Так что я уже приступил, и как раз зашёл за вами, чтобы показать, что получается.
– Раз получается – пошли, покажешь.
По дороге Мишутка делился впечатлениями последних дней.
– Врачи сказали: у меня теперь в голове больше четырёх тысяч электродов! Сотня нитей размером всего в пару микрон! С таким-то устройством у нас точно всё получится! Я наведу лазеры с точностью не то что до макро – до нанометра!
– Посмотрим… А что с воспоминаниями? Появились уже какие-нибудь?
– Да… Только не те, что нужно. На самом деле они были с самого первого дня, просто тогда я ещё не умел отличать их от своих собственных. Но однажды поймал себя на мысли: неужели у меня такие огромные ладони? Проверил и понял, что руки вовсе не мои, а отцовские.
– Помнишь что-нибудь о его последней работе?
– Чаще всего всплывают картинки о нас с мамой, об отпуске на море и ещё что-то из детства…
– А мама у тебя..?
– Я её почти не помню. Она ушла, когда мне было три. Я всегда думал: это из-за папы, оттого, что он мало её любил, всё время пропадал на работе. Но сейчас чувствую, насколько она была для него важна. Отец вспоминал её постоянно, до самого последнего дня. И обо мне он тоже всегда заботился, просто… по-своему. Когда я понял, что моё суровое воспитание давалось с трудом ему самому, стало как-то легче, что ли. Как будто отец превратился из тирана в живого человека, о котором я даже начинаю немного жалеть.
Большая майская Луна вынырнула из мутной заводи дымчатых облаков и высветила бледное юное лицо с сияющими глазами цвета голубой ели. Ещё одно свойство молодости – уязвимость этому мистическому влиянию ночи, срывающему маски, пробуждающему искренность. Оно было так заразительно – Сергей даже удивился, что всё ещё может испытывать подобное. Однако удивление его зародилось и набрало силу исключительно внутри разума, а оттуда протиснуться к эмоциям, закрытым на сотню замков, очень непросто.
– А ты помнишь сам взрыв? – спросил вдруг инженер, не сдержав любопытства.
– Нет-нет-нет! – занервничал, затараторил парень, – Пожалуйста, не напоминайте. Я очень боюсь его увидеть. Это ведь будет как видение о собственной смерти.
– Ладно, – Сергей понял, что хватил лишнего, и поспешил исправить ситуацию, – Так что ты хотел мне показать?
– Смотрите! – с гордостью повернулся он к роботизированной конечности и положил перед ней многострадальную, в нескольких местах склеенный карандаш.
Встав удобно, Мишутка слегка напрягся и сконцентрировался. Рука ожила под его взглядом, слегка пошевелила пальцами и осторожно, без резких движений подняла карандаш. Сергей уже хотел было поздравить юношу, но тот, похоже, не спешил расслабляться. Рука зажала кончик карандаша между указательным и средним пальцем, затем ловким движением перехватила его безымянным, за ним мизинцем – и, наконец, принялась жонглировать, наращивая темп. Мишутка закрыл глаза, полностью полагаясь на сигналы, посылаемые и получаемые чипом. Новые технологии позволяли буквально сделать любой механизм частью своего тела, даже если он находился на расстоянии. И наглядное доказательство этого факта выглядело крайне эффектно. Однако виртуозное жонглирование канцелярией было ещё далеко от сложной лазерной настройки.
– Ну-ну, потише, оставь свои мощности на что-то посерьёзнее, – остановил воодушевлённого юношу Сергей.
– За мощности не переживайте. У нас же в транзисторах не ваш допотопный кремний. Нитрид-галиевые технологии! Скорости в двадцать раз быстрее, чем в вашей молодости, выбросы CO
вдвое ниже, да и вообще, доказанная работоспособность при температуре в триста градусов.
– Об этом я и говорю. Транзисторы, может, и устойчивы к высоким температурам, а твоя голова – нет. Сядь, отдохни.
Мишутка нехотя сел. Он знал, что Сергей – гениальный инженер, и ему хотелось произвести на него впечатление. Но от пожилого изобретателя не так-то просто было добиться похвалы. Сергей настолько слился со своей работой, что даже не представлял, будто её возможно делать хуже, чем на отлично. Это самой собой подразумевающееся требование предъявлялось ко всем вокруг. Из-за этого с ним мало кто по-настоящему дружил, но зато уважали все без исключения.
– Молодец, Михаил, – произнёс он вдруг, пробуя на вкус незнакомые слова.
Сергей не помнил, когда он говорил подобное в прошлый раз, и говорил ли вообще. Подчинённых за годы работы он повидал много, учеников ещё больше, но привычной реакцией на их достижения и успехи был молчаливый кивок и новое задание, уже посложнее. Инженер будто считал работу всего коллектива своей собственной и стремился сделать максимум, не упустив мельчайших деталей.
Отчего-то в голову ему пришёл урок математики в третьем классе. Учитель, пришедший на первое занятие после большого и весёлого праздника, решил дать задание на все 45 минут и спокойно отдохнуть. Он поставил на первую парту шахматную доску и попросил учеников сосчитать количество всех возможных прямоугольников на ней. Дети начали водить обратной стороной своих ручек по контуру фигур, придумывая всё больше и больше вариантов. Маленького Сергея тогда оттеснили от доски, не давая сосредоточиться, и тут ему в голову пришла идея сосчитать не все прямоугольники, а все способы расстановки вертикальных и горизонтальных линий… Решение заняло у него десять минут, что, конечно, очень огорчило преподавателя. Но виду педагог не подал, хоть и ограничился сухим «Молодец, Серёжа!».
Когда инженер очнулся от воспоминаний, Мишутка уже очевидно клевал носом. Сергей, заметив это, решил вернуться к себе и продолжить работу. Свет в кабинете не горел, хотя он точно помнил, что не трогал выключатель. От распахнутого окна веяло ночной прохладой, и инженер поспешил его закрыть. Когда щёлкнула щеколда, за спиной раздался ледяной голос Виктории:
– Пытаетесь что-то скрыть?
Сергей вздрогнул от неожиданности. Женщина сидела в стареньком, потрёпанном кресле прямо за дверью – его поставили туда, чтобы не царапать шкаф. Вся в total black, с чёрными волосами она практически слилась с ночной тьмой, и только глаза, сверкающие холодным блеском, как вода в проруби, выдавали её присутствие. Чтобы добраться до выключателя, нужно было подойти к Виктории вплотную, но инженер пока предпочёл не приближаться.
– О чём вы?
– Вы сами прекрасно знаете.
– Увы, нет. Не могу даже предположить, что происходит. Всё время, что я здесь, занимаюсь только работой.
– Ах, какое поразительное рвение! Старый, больной инженер не спит которую ночь подряд, и всё ради работы в помощь старому другу… Знаете, сколько я таких душещипательных историй слышала за свою жизнь? И суть в том, что они никогда не оказываются правдой.
– Жаль, что у вас сложилось такое мнение о людях.
– Отпираетесь, значит. Ну-ну. Я-то знаю, что вы не просто так задерживаетесь здесь допоздна, чтобы никого не было, и вы могли бродить по зданиям, не опасаясь быть замеченным. Только вы не учли, что вся территория контролируется круглосуточно.
– Я прекрасно знаю правила, Виктория! Проработал в этой сфере побольше вашего. И, раз уж вы так полноценно осведомлены о моих перемещениях, то должны быть в курсе, что я не заходил в чужие кабинеты и уж тем более не совершал ничего противоречащего инструкции.
– Значит, и к установке вы с Мишуткой не приближались?
– А что, я не имею права видеть то, над чем сам же и работаю?
– Конечно, не имеете! Если бы всем, кто хоть как-то задействован в проекте, разрешалось ходить, где ни попадя, мы бы ни одного реактора не запустили! Вы же теоретик – вот и сидите в кабинете, заполняйте свои бумаги, и не лезьте, куда вам не следует.
Сергей вспыхнул.
– Олег меня попросил помочь с запуском установки. И я делаю то, что мне необходимо для этой работы. Если бы я не подсказал Мише, что сделать с его чипом, он до сих пор не мог бы даже карандаш поднять. Так что, прошу, прекратите этот бессмысленный разговор и покиньте кабинет.
– Так, значит. На начальство ссылаетесь. Олег вас, конечно, защитит, но я не его подчинённая. Я отвечаю за безопасность. Еще раз увижу вас в том крыле или рядом с мальчишкой – пойдёте на пенсию, ясно?
На этом Виктория резко встала и ударила по выключателю. Яркий свет ослепил инженера, а когда глаза к нему привыкли, в комнате он остался уже один.
О ночном инциденте Сергей решил никому не рассказывать. Он с головой погрузился в работу и стал молчалив больше прежнего. До запуска оставалось всего несколько дней, и инженер целыми сутками сидел, думая, читая и перепроверяя. Вокруг крутились, приходя и уходя, коллеги: помимо постановки рабочих задач и получения результатов, Сергей с ними практически не контактировал. В конце концов, даже Евгения перестала предлагать ему сделать перерыв на чай с десертом. Возможно, если бы у инженера было время задуматься о том, стоит ли происходящее всех его усилий, это стало бы поворотным моментом в истории проекта. Но такого времени у него не было.