Последнее задание

Последнее задание
Мария Александровна Шурухина

Она хотела остаться. Отдохнуть и ни о чем не думать. Но разве можно было не выполнить последнее задание? Это сказка, рассказанная под завывание метели. Когда в поздний зимний вечер, вглядываясь в сумеречное окно, нечаянно промелькнет и погаснет неудобная мысль: нужны ли мы кому-нибудь в этом маленьком затерянном мире?

Я бежала изо всех сил, словно за мной гналась стая оборотней. Торопилась. Боялась не успеть. И я не подведу. Не в этот раз.

С погодой только не повезло. Сугробы намело огромные. Я легкая, но иногда все же проваливалась в снег. Досадно и неприятно. Но я справлюсь. Должна справится. И еще, кажется, начиналась метель…

Цель четко обозначена впереди и видно ее отовсюду. Маяк – высокий, старый как мир. И смотритель уже разжигает костер на верхней площадке. Ишь, чадит.

Сначала – к лешему. Петрович жил в старом разлапистом дубе, таком огромном, что, казалось, его не обхватит даже великан. А великаны в нашем лесу водились немаленькие.

Я остановилась возле дуба. Он, не он? Сумерки. И метель, чтоб ее… Поскребла по дереву – не выходит. Поскребла по другому – и там тишина. Конечно, зима, спит Петрович, но это еще не повод от работы отлынивать. Разбудим. Вернее, его можно было бы разбудить, но времени не было. Так что ну его… к лешему.

Дверь избушки со скрипом отворилась и я ввалилась внутрь. Даже не спросив, можно ли войти.

– Совсем очумела. – Ведьма сидела возле очага, помешивая в котле мутную булькающую жидкость с травяным запахом. Зелье, стало быть. Ибо что еще может варить ведьма в котле? – Разрешеница испросить сперва надобно бы. Аль не разумеешь?

– Извините, Зинаида Люциферовна, – с шубы капало на пол и расползалось бесформенной лужей, – опаздываю.

– Опаздываить, – ведьма, кряхтя, поднялась. – Эх, молодежь… Быстрые зело, гордые. Спешка в энтом деле без надобности. Тута ужо что отмеряно, то отмеряно… Себя, чай, не бережешь… Вона шубка как поистрепалася.

Она шепелявила себе под нос, наливая, тем временем, мне молока. Холодное, со сливочками. Я облизнулась и торопливо принялась пить.

– А что Петрович?

– Спит.

– Вона как… не добудилася? Нехорошо энто…

Сама знаю, что нехорошо.

– Ладненько, сказывай, чаго тебе – знаньица, мудрости, опыта житейского?

Хотела сказать, что всего бы и побольше, да побоялась, что ведьма жадиной обзовет.

– Мудрости, Зинаида Люциферовна. Этого у вас не отнять.

Польстилась. Криво усмехнулась, обнажив единственный зуб. На высушенной крючковатой ладони протянула мне маленькую голубую искорку. Я искорку приняла и под шубу спрятала.

– Здравы будьте, Зинаида Люциферовна.

Холодное молоко придало сил. Я промчалась с полверсты, наверное. А затем с ходу врезалась… в пень. Вернее, сначала я думала, что это пень. Пока он не зашевелился и не выдал поток такой отборной ругани, что захотелось зажать уши.

– От курица ощипанная! Куда несешься голову сломя?

Гном. В шапке по самые брови. В полушубке. Длиннющая кучерявая борода инеем покрылась. От столкновения он не удержался и неуклюже шлепнулся в сугроб. Я отлетела в противоположную сторону.

– Глаза ты, что ли, забываешь дома? – орал он, отплевываясь снегом. Чуть всю бороду мне не попутала, чертовка!

Ну да, борода – это святое.

А гнома я узнала. Араз норовом своим все гномью общину до белого каления доводил. Однако сейчас бы он мне пригодился…

Я поднялась и шубу отряхнула.

– Прости несносную, Араз Мамедович, – говорю, – спешу я, на задании.

Гном протер глаза, залепленные снегом. На меня уставился.

– А, это ты. Давненько не встречались. Мы уж, грешным делом, думали, что ты все еще там… проживаешь. А ты – вот. Собрала?

– Не-е-т, – разочарованно протянула я, – от ведьмы только.

– Кто бы сомневался. – Араз, вставая, потянулся так, что захрустел суставами. Во мне зародилась смутная надежда. Неужто предложит? – Могу поделиться. Только ты хорошенько, хорошенько попроси, коза драная.

Определился бы уже, то ли курица, то ли коза.

Просить хорошенько я умела. Когда надо-то, отчего ж не попросить?

– Ми-и-ленький, Араз Мамедович, – начала я, – вы столько лет на свете белом живете, все-все знаете: и сколько капель в морях, и сколько звезд на небе; где клады зарыты, а куда вовсе ходить не стоит; как приручить дикого зверя; какие ягоды и коренья собирать надобно. Да и… всего не перечесть. Поделитесь знанием, а?

– Плохо просишь, крыса помойная.

Еще и крыса? Да за такое глаза бы ему выцарапала, если бы не задание. Ишь ты, кобенится. Цену себе набивает. И я не выдержала:

– Знаешь, Араз, поговаривают, что тебя скоро из клана вышибут. Потому как крепко всех ты там достал характером своим ядовитым. Я попросила – ты должен отдать. Правила такие. Или забыл, где живешь?

Я думала, он меня ударит. Спружинилась, чтоб увернуться.

– А ты наглая стала, – гном прищурился и иней из бороды вытрясать начал. – Научилась, да?

Научилась. С ними научишься.

– Ну что ж, держи. Бес с тобой. А к нему если пойдешь, привет от меня передавай.

И искорку мне протянул. Серебряную, переливчатую.

Я искорку хвать под шубу и бежать. А спасибо говорить не буду, не заслужил.

Нет, к бесу не пойду. Он нерасторопный больно. С прошлого раза шахматную партию не доиграли. Уговор был – в следующий раз пока не доиграю, не отдаст. А мне некогда…

К эльфам заскочить надо обязательно. Эти точно зимой не спят. Да они вообще никогда не спят. И не едят, похоже. В чем только душа держится?

Эти добрые. Особенно Алариэль. Ты ему пару-другую любезностей, он тебе – искорку. Золотую, воздушную. Эльфы красавцы – глаз не отвести. Потому я у них красоту и попросила.

Маяк потихоньку остывал. Я видела как на верхней площадке темнеет огонек костра. Второй раз смотритель его разжигать не будет. Не положено. Надобно поспешить.

Выбежав из леса, я увидела их. Вернее, я их распугала. Единороги кинулись врассыпную, и я заметалась, не зная за которым из них бежать. Да и стоило ли бежать? Они же такие… такие неприступные. Но если уж одарят – так одарят.