Вирус

Аплодировать.

Какая пошлятина!

Тем не менее, Илья хлопал как ребёнок, нервозно подрагивая при этом кончиками пальцев:

– Какая ты милая! Непредсказуемая! – слова вылетали плотным потоком, быстро и точно, отчеканенные сквозь безупречный ряд ровных крупных лошадиных зубов, украшенных мелкой красной рябью оставшихся после кашля капель крови. При этом пухлые губы очень активно шевелились. Такие люди пугают, чтобы они ни говорили, – Интересно! Все женщины носят на лямке белья оружие или это твоя фишка? – он снова похлопал в ладоши, – Не отвечай! Это так прелестно!

– Проваливай, – сказала Лили напористо, приказным тоном.

– Да что ты, я тебе ничего не сделал!

Небольшая паузы.

Улыбка.

Сильно шевеля губами, шёпотом, по буквам:

– Л-и-л-и…

– Твою ж мать, он и имя моё знает, – подумала девушка, крепче сжав рукоятку ножа, – Как же меня бесят уроды, ну, на вроде тебя, – это уже в слух.

– Что ты сказала? – его голос словно скакал по лесенке.

– Сказала, что бесит, когда люди так разговаривают. На хрена ты произносишь всё по буквам? Тратишь наше общее время. Говори, что хотел, и уматывай отсюда, или я…

– Или ты что? Зарежешь меня? – он снова похлопал в ладоши. Это жутко раздражало, – а Диму не зарезала, хотя моментов было! О-о-ой! Уйма! – он закинул ногу на ногу, – И в спортивном зале, и всю дорогу, пока ты вела… Да-да, Ли-ли, уйма времени! Влюбилась что ли? Он, конечно, ничего… но я-то симатичнее всё-таки…

Она приставила нож к его горлу. Её ладонь ощущала горячее частое дыхание Ильи.

– Лили, – он сглотнул слюну, и девушка увидела, как дёрнулось горло, – можно мне тебя так называть?

– Не надо меня никак называть! Что ты за идиот-то такой! Проваливай отсюда! – она оцарапала верхний слой кожи.

– Ох, извини, мне так жаль… – он сделал вид, что смахивает с щеки слезу, – потому что мне придётся как-то к тебе обращаться во время нашей душевной беседы.

У виска Лили появился пистолет, надёжно державшийся в крепкой руке Ильи:

– Где Дима?

Пробираться в лесу было трудно. Ветки цеплялись за одежду, на кофте оставались зелёные колючки от елей, из-под ног то и дело норовило что-то выскочить, пробежать мимо, не дав себя разглядеть. Дима шёл почти бегом, скоро перебирая ногами по неровной земле. Тропинок не было. Трава щекотала оголённые щиколотки, торчащие из-под укороченных брюк. Иногда приходилось перелазить через толстые стволы поваленных на землю стихией деревьев. Парень шёл уже пару часов, но, несмотря на то что он не спал почти сутки, в теле чувствовалась опасливая бодрость, навеянная паникой. Чем дальше он шёл, тем ближе друг к другу росли ели, тем больше животных можно было различить среди бурых ветвей и глубоких канав.

Шаг, второй, третий. Движения были целенаправленными, стремительными, но в то же время ужасно неуверенными. Он даже не знал, куда идёт. Понимал только, что останавливаться нельзя.

От кого он убегал?

От кого прятался так далеко в заборах из высоких деревьев, пронизанных голодными дикими животными?

От самого себя?

Он не понимал, но очень боялся.

Снова шаг, ещё и ещё… Но вдруг правая нога перестала слушаться. Вернее, не поднималась от земли. Дима нахмурил брови и сел на сырую рыжую траву. Он попытался поднять ногу, но ступня крепко прилипла к земле. Пальцы обхватили рукой пятку, ладонь поползла медленно между грязью и стёртой подошвой кроссовка, нащупывая причину остановки неуёмного движения.

Что-то не давало продвинуться от пятки дальше, застряло между средним и указательным пальцем. Дима нагнулся ниже, почти приложив ухо к земле. Прядь отделилась от чёлки и упала на грязь. Он силой отдёрнул ногу от земли, помогая себе двумя руками, крепко обхватив голень.

Пятку пронзила тупая боль, пробежала по икре и раздалась во всём теле.

Из подошвы кроссовка торчал ржавый металлический штырь, похожий на обломок арматуры.

По резьбе скользнула капля. Густая красная жидкость. Запахло солью и железом.

Дима схватил согнутую в колене ногу и заорал. Где-то вспорхнули ввысь притаившиеся птицы, что-то прошмыгнуло недалеко в траве и снова затихло. Из глаз брызнули слёзы, парень, скованный шоком, часто дышал, покачиваясь.

– Что бы сделала Лили? – вдруг спросил он вслух. Из травы выскользнула лягушка и бесстрашная села прямо перед лицом раненного. Парень сел на одно колено, оттряхнул одежду, на сколько смог, от мокрой грязной земли налипшей поверх бурой травы, с шумом выдохнул дрожащий воздух и обхватил ступню двумя руками. Пальцы крепко стиснули дрожащую ступню. По правде говоря, дрожали все конечности, но с разными частотами и амплитудами.

Одно резкое движение.

Кровь водопадом хлынула, смешиваясь с чёрной глиной земли, окрашивая траву, пропитывая воздух солью.

Дима с силой сжал губы, собрал их плотной гармошкой бледнеющей кожи. Не издав ни звука, снял толстовку, оторвал рукав и разложил его на бедре согнутой ноги.

*Следующие события произошли молниеносно и, большая часть из них, инстинктивно.

Руки всё делали сами:

1.      Достали обеззараживающее средство и обработали кисти;

2.      Из открытого рюкзака вывалилась бутылка водки;

3.      Через пару минут рана была обезврежена, перебинтована пропитанным спиртом бывшим рукавом толстовки. Чуть выше на голени был крепко затянут кожаный ремень, снятый с брюк.

4.      Немой вопрос Димы: «Неужели уроки ОБЖ пригодились?» Смех.

5.      Полный рот водки, но глотать не получается.

6.      Желудок опустошается, затем всё же наполняется спиртом.

7.      Парень поднимается на ноги, берёт рюкзак, осматривается.

8.      Пробует наступить на ногу. Боль чувствуется и заливается очередным глотком из бутылки.

9.      Лес превращается в аквариум без воздуха, но с запахом тошноты и только что вытекшей вязкой крови.

10.      Парень падает, приземляясь на бок. Громкий шлепок о грязь пробегает по лесу. *

Больно надо было тебе выходить из машины, Дима?

День 5.