Пока владыка расхаживал взад и вперёд, сетуя на коварных женщин, которые устраивают столь масштабные заговоры прямо у него под носом, Дерек подпирал спиной косяк двери, приняв самую закрытую из возможных позу – скрестив и руки, и ноги. Поскольку он, будучи даркийцем по рождению, совершенно не понимал ньонской привычки держать женщин взаперти подальше от любых мужчин, то стенания владыки, определённо, не нашли в нём никакого отклика.
Устав в третий раз выслушивать длинную тираду про коварство небесной княгини, Дерек, наконец, выпрямился в более открытую позицию и заметил:
– Грэхард, ты же прогрессивный правитель. А у прогрессивного правителя должна быть королева ему под стать. Ты что же, предпочёл бы, чтобы солнечная госпожа не вылезала из своих покоев и занималась только детьми?
– Да! – сердито повернулся к нему Грэхард, но тут же осёкся и глубоко нахмурился.
Невольно ему вспомнилась вчерашняя Эсна – яркая, живая, сияющая.
В душе его возникло противоречие. Он хотел бы, чтобы она всегда была такой, но чтобы она была такой только для него, в их покоях. Логика подсказывала, что эти желания несовместимы, и что для жены возможность проявить себя в общественной деятельности значит слишком многое.
Возведя глаза к потолку, Дерек проворчал:
– Тогда ты женился не на той женщине, друг мой. Солнечная не из тех покорных красоток, которые боятся нос высунуть из своей норы. Ты, конечно, можешь запереть её, – развёл он руками, признавая власть своего повелителя надо всеми, – но будет ли она тогда так сиять? Сомневаюсь.
Судя по всему, вчерашний золотой выход Эсны произвёл впечатление не только на владыку.
Поскольку Дерек высказал то, что Грэхард и сам уже понял, оставалось только поскрежетать зубами и согласиться.
Впрочем, это не отменило планов владыки на посещение княгини. Подобное самоуправство по-прежнему казалось ему просто вопиющей дерзостью, так что незадолго до завтрака он пожаловал в Нижний дворец.
– Арди! – ласково протянула ему руки для поцелуя княгиня.
– Матушка, – хмуро согласился Грэхард, всё-таки принимая руки и целуя их, впрочем, всем своим суровым выражением лица обозначая, что в этот раз не позволит задурить себе голову.
Княгиня правильно оценила решимость сына, поэтому резко сменила тактику и сразу же начала с сетований:
– Ах, Арди, эти анжельские веяния так ужасны, ты не находишь? – из таинственных недр платья был извлечён изящный веер, которым княгиня, устроившись на софе, тут же принялась обмахиваться. – Мне кажется, этот Милдар совсем задурил вам с солнечной головы! Подумать только! Устраивать подобные сборища! – она чопорно подобрала губы, сетуя на распущенность молодёжи. – Нет, я могу ещё понять Эсну – отец здорово задурил ей голову, да и Веймар явно потакал её капризам. Но ты, Арди!
По мере этой тирады Грэхард хмурился всё отчётливее, пытаясь понять, что, собственно, происходит, и почему виноватым вдруг стал он сам.
– Нет-нет, – сама с собой сдержанно покачала головой княгиня. – Ты, решительно, должен с нею поговорить и запретить. Да-да, как повелитель и как мужчина! – важно подняла она палец свободной руки. – Решительно запретить, Арди, решительно! Она будет плакать, разумеется, но ты должен проявить твёрдость!
Грэхард, наконец, сообразил, в какие игры играет мать, и, наклонив голову набок, насмешливо и нежно улыбнулся.
– Решительно запретить, значит, – со смешком кивнул он. – Как бездушный деспот… ах, нет, конечно же – как повелитель! – весело поправился он. – Несмотря на слёзы бедняжки, естественно!
– Ты так хорошо меня понимаешь, Арди! – растрогано согласилась княгиня, решительно складывая веер и снова пряча его не пойми куда.
С минуту они поулыбались друг другу, обмениваясь лукавыми взглядами.
– Ты провела меня, как мальчишку, и радуешься теперь, – наконец, пожаловался Грэхард.
– Ничего не знаю! – открестилась княгиня, благочестиво возведя глаза к небу. – Видит Небесный, я лишь исполняю долг хорошей свекрови, которая должна заботиться о том, чтобы невестка была при деле и не занималась вредной ерундой.
С усмешкой, в которой ощутимо сквозила нежность, Грэхард согласился:
– Видит Небесный, Эсне не меньше повезло со свекровью, чем мне – с матерью!
Довольная княгиня польщёно улыбнулась и, наконец, выпроводила сына заниматься государственными делами.
Впрочем, на этом её дипломатические задачи не закончились. Лишь на несколько минут разминувшись с Грэхардом, к ней пожаловала Эсна.
Она была весьма недовольна тем, что невольно вызвала гнев супруга, доверившись советам княгини, и теперь хотела разобраться, зачем та втравила её в эту историю. Правда, как приступить к такому разговору, было решительно непонятно: Эсна совершенно не умела нападать или обвинять, обычно в подобных ситуациях за неё это делала Ална. Однако здесь и сейчас сестры рядом не было, помочь она ничем не могла, поэтому нужно решаться что-то делать и говорить самой…
Княгиня, впрочем, не стала дожидаться, пока гостья соберётся с мыслями, а вместо того сразу развила своё наступление:
– Вчера был важный день в истории Ньона, дорогая. Мы положили начало новой прекрасной традиции, и, даст Богиня, впредь нам будет проще принимать участие в общественной жизни.
Как и Грэхард ранее, Эсна поняла, что её весьма талантливо провели. Но в ней это соображение вызвало очередную волну восхищения: интриги княгини казались ей недостижимой степенью мастерства, коим она и сама мечтала овладеть.
– Вы полагаете, грозный владыка нам позволит?.. – уточнила она то, что тревожило её более всего.
Заговорщицки улыбнувшись и наклонившись к ней, княгиня шёпотом отметила:
– Полагаю, он настолько влюблён, что роль запрещающего тирана ему крайне не по душе сейчас.
Эсна смущённо зарделась. Она всё ещё не свыклась с мыслью, что Грэхард вовсе даже не притворяется влюблённым с неясными ей целями, а любит её взаправду.
Вчерашний приём безмерно её воодушевил, и ей очень хотелось, чтобы он не остался единственным. Замкнутый образ жизни, который считался приличным для ньонских женщин, казался теперь ей клеткой; выглянув наружу этой клетки, возвращаться внутрь было бы слишком тоскливо.
Эсне казалось, что она неплохо справилась вчера, и не совершила ничего предосудительного, что могло бы вызвать недовольство Грэхарда. Однако после завтрака она решила уточнить эти выводы у надёжного источника, близкого к супругу: Дерек как раз сегодня должен был рассказать ей о ходе своего расследования.
Выслушав тревоги Эсны по поводу вчерашнего прецедента, он облокотился подбородком на ладонь, задумался, прищурился от пробивающихся из окон лучей и выдал свой авторитетный комментарий:
– Полагаю, солнечная, Грэхард будет склонен идти тебе навстречу в вопросах такого рода. – И вернулся к своему делу, коротко введя её в курс.
– Значит, князь нам солгал, – удивлённо повторила Эсна, стуча пальцем по губам. – Но зачем ему это?
Призадумавшись, Дерек выдал свою версию:
– Мне кажется, он недоволен тем, что это дело вообще всплыло. Кажется, ему не нравился Веймар.
– Не нравился, да, ну и что? – разумно принялась рассуждать Эсна. – Какое ему дело до наших расследований? Его это никак не касается.
– Если только… – прищурился Дерек, но тут же отмёл собственное невысказанное соображение: – Нет, это глупости. – Под горящим заинтересованным взглядом он всё же сознался: – Может ли такое быть, солнечная… что он как-то поспособствовал гибели твоего мужа?
Брови Эсны удивлённо поползли вверх. До этого ей и в голову не приходили мысли такого рода, но теперь, когда Дерек это произнёс вслух, это показалось очень логичной версией.
Она тут же припомнила уже придуманные ею ревнивые мотивы, подкреплённые, к тому же, соображением по поводу политических разногласий. Минуты не прошло, как воображение Эсны дорисовало ужасную и вполне логичную историю, где князь на почве ревности решил устранить соперника, вместо подкрепления отправив к нему тайных убийц.
То, что для ньонских разборок этот план выглядит слишком запутанным и не очевидным, она не заметила, поскольку преступления подобного рода она чаще встречала в романах, чем в реальной жизни.
Восторг открытия, впрочем, быстро схлынул, потому что она вдруг сообразила, что именно они только что предположили.
– Дерек… – беспомощно задрожали её губы. – Как же так? Ты правда думаешь, что его могли… убить?
С одной стороны, Веймар так и так был уже давно и прочно мёртв, поэтому, вроде, не находилось существенной разницы в том, как и почему он умер. С другой, версия с тем, что его убили интриги своих же, а не марианские войска, почему-то казалась крайне ужасной.