– Эйни… – проникновенно начал он.
Она выразительно приподняла бровь.
Взъерошив себе волосы, он с досадой выругался в сторону:
– Демоны тебя подери! Ну что за женщина!
Поникнув, он уронил лицо в ладони. План его рушился на глазах. А ведь всё так хорошо устраивалось! Ему со старыми друзьями удалось и разработать план, и придумать, как замести следы, и найти место, где они смогут переждать и слегка обустроиться, прежде чем двигаться дальше…
– Ней… – она мягко коснулась его затянутого в мундир локтя. – Мой статус не позволяет мне…
– Плевать на твой статус! – повернул он к ней лицо со страстно горящими глазами. – Я люблю тебя, пойми!
Она дрогнула. В глазах её отразилась растерянность. Нижняя губа задрожала, и ей потребовались все силы, чтобы сказать твёрдо:
– Нельзя, Ней. Я вдова владыки…
Она осеклась, встретившись с ним взглядом: об этот взгляд разбивались в пыль любые её аргументы.
– Ох, Матерь… – дрожащей рукой она приложилась к собственному лбу, чувствуя, как мысли в её голове кипят и кружатся в безумном водовороте, подхваченные чувством.
– Эйни…
Он взял её за вторую руку; потом привлёк к себе. Она не сопротивлялась, и сама прижалась к нему всем телом, и вдруг заплакала – тонко, отчаянно.
Он убрал пряди с её лица; наклонился и поцеловал её.
Ей ужасно, ужасно этого хотелось.
И всё же поцелуй был недолог; она отстранилась, а он не удерживал.
Она смотрела на распахнутую дверцу кареты, а он смотрел в потолок.
– Я поговорю с Грэхардом, – наконец, сказала она тихо.
Он на ощупь нашёл её ладонь и сжал её своей рукой.
– Разворачивай в Цитадель! – громко велел он кучеру.
Они молчали всю дорогу, и лишь у самых ворот он повернулся к ней, пронзил её серьёзным и сильным взглядом, и с убеждённостью сказал:
– Поговори с Грэхардом, раз для тебя это важно. Но если он не позволит – а ты сама знаешь, что он не позволит, – то я всё-таки украду тебя, даже если для этого мне придётся взять штурмом Цитадель.
– Это никому не по силам, – с тонкой улыбкой легко возразила она.
Он хмыкнул.
– Кьеринам однажды удалось, а они, как ты знаешь, мне не откажут.
Княгиня рассмеялась; должно быть, вообразила себе картину, в которой Эсна помогает её красть.
– Смейся-смейся, моя госпожа, – развеселился и генерал. – Но так и знай, я больше ждать не стану. Что я тебе, подросток, чтобы ты так дурачила меня?
Она опустила взгляд; улыбнулась своим мыслям. Легонько хмыкнула, посмотрела на него из-под ресниц и мягко пообещала:
– Если он не разрешит – я сама к тебе сбегу.
Лицо его расплылось в светлой улыбке.
Глава четвёртая
Эсна была в отчаянии.
Вот уже неделю она была заперта в своих покоях и совершенно не знала, что теперь делать. К ней не приходил даже Грэхард – он как выбрал тактику давления, так и выжидал время, чтобы сломить сопротивление своей пленницы.
Сперва она плакала; потом стала злиться.
Она чувствовала себя вещью; той, кто должен только подчиняться и не имеет права на свой собственный выбор.
Переосмысливая свою жизнь, она пришла к выводу. что так было всегда, но в случае с Грэхардом это просто стало видно рельефнее. Отец был более дипломатичным человеком, и умел устроить свои дела так, чтобы Эсне казалось, будто бы она выбирает сама. По сути же, у неё была только иллюзия выбора; а Грэхард лишил её и этой иллюзии.
С несомненной ясностью Эсна поняла, что развод, даже если бы ей удалось его продавить, ей ничем не поможет. Она никогда не станет свободной. Весь вопрос для неё состоял лишь в том, чтобы выбрать, чья воля будет определять её жизнь.
С другой стороны, не то чтобы даже выбор такого свойства перед ней стоял: владыка недвусмысленно дал понять, что не остановится ни перед чем, но не отпустит её. Мысль же о том, что её самоуправство приведёт к гибели близких, сводила её с ума.
В характере Эсны хватало своих недостатков, обусловленных нравами того общества, в котором она жила. Борец по натуре, она так привыкла подчиняться и приспосабливаться, что ей уже и не по силам стало бы бунтовать по-настоящему.
Единственный вид бунта, на который она была способна, – не сдаваться. Каковы бы ни были обстоятельства, Эсна умела извернуться в них так, чтобы это соответствовало её намерениям.
Она осознала, что противиться Грэхарду – путь тупиковый. Их силы несоразмерны, и из любого столкновения с ним она неизбежно выйдет проигравшей. С другой стороны, одержимость Грэхарда играла с ним злую шутку: он становился управляем.
Хорошенько поразмыслив, Эсна пришла к выводу, что, коль скоро ей всё равно суждено всю жизнь провести в ярме, нынешнее ярмо выглядит привлекательнее других, потому что чувства владыки становятся тем слабым местом, на котором она может сыграть.
Придя к этому выводу, она неизбежно задумалась о том, как бы она употребила свою свободу, если бы она у неё была, и как бы она могла получить сейчас что-то из того, что дала бы ей свобода.
Ей, увы, хотелось слишком глобальных вещей – как-то изменить всё в Ньоне так, чтобы женщина здесь смогла быть равной мужчине, самодостаточной. Чтобы больше ни одну женщину не могли просто запереть в доме мужа и никуда не отпускать. Чтобы ни одной женщине не запрещали учиться грамоте. Чтобы женщины в Ньоне не гасли, как Ална, не сидели всю жизнь взаперти, как Анхелла, не устраивали свои дела тайком, как княгиня.
Это была слишком амбициозная мечта; даже у их более прогрессивных соседей самостоятельная женщина была событием, из ряда вон выходящим. Эсна не питала иллюзий: если даже в свободолюбивой Анджелии не удалось добиться серьёзных успехов на этом поприще, то здесь, в патриархальном и консервативном Ньоне, нет никаких шансов.
Эсна поняла, что дело, которое она задумала, требует усилий нескольких поколений. Что она в своей жизни может лишь заложить начала этого дела, и воспитать своих детей так, чтобы они продолжили этот путь, и, возможно, через сто, двести, триста лет – но всё же пришли к успеху.
По крайней мере, её задача определилась, и здесь находился тот несомненный плюс, что Ньон существенно отставал от других стран в плане прогресса по женскому вопросу. Поэтому Эсне не нужно было что-то изобретать: ей было достаточно изучить, что уже сделано в других странах, и попытаться повторить то, что в её власти.
Но чтобы начать работу – нужно было добраться до библиотеки.
А чтобы добраться до библиотеки – нужно было примириться с Грэхардом.
Эсна чувствовала глубокую внутреннюю тоску, обречённо осознавая, что ей нужно преодолеть себя и научиться играть по правилам владыки, чтобы суметь использовать его в своих целях.