Она не плакала.
Выпрямившись, она приняла на себя его ношу.
…только когда он вышел, до неё дошло, что ни с какого чердака он не падал.
Глава пятая
Грэхарду было муторно и стыдно.
По-настоящему муторно и по-настоящему стыдно.
Он даже был готов принести извинения, и даже вполне искренние извинения, потому что осознавал, что перешёл некую границу, переступать которую было не дозволено.
Это было редкое для него чувство, которое удивительным образом смирило его сердце и остудило гнев, в котором он провёл последние дни. Поэтому, когда с утра Дерек не явился в его покои, как это было по обыкновению, Грэхард не разозлился, а со смирением признал внутри себя, что у соратника есть полное право на обиду.
Поэтому вздохнул и сам пошёл в его комнату – мириться.
И даже, против всех своих привычек, сперва постучал.
Не получив ответа, спросил:
– Дерек? Я могу войти?
И здесь уж его терпение вышло, и, не получив ответа вновь, он решительно зашёл.
Чтобы обнаружить комнату пустой.
Грэхард нахмурился и подумал, что Дерек, верно, обижен даже сильнее, чем ему представлялось, и предпочёл заняться какими-то делами, лишь бы не видеть владыку.
Вздохнув, он пошёл на совет один – в сопровождении стражи, разумеется, но стражу он никогда не считал.
Дерек не объявился ни после совета, ни за обедом, ни вечером, и смиренное настроение быстро стало покидать сердце Грэхарда. Он начал раздражаться.
– Ну, это уже чересчур, – пробурчал он себе под нос, не получив вечернюю порцию бумаг на подпись.
Можно, знаете ли, обижаться, сколько угодно, – но поступиться государственными делами! Это уже непростительно!
Вызвав начальника стражи Верхнего дворца, Грэхард велел разыскать и привести Дерека.
С каждой минутой ему всё меньше хотелось извиняться и всё больше хотелось сыпать упрёками. Однако он считал разумным в этом случае окоротить свой нрав, и пытался успокоить сам себя, ходя по кабинету и рассуждая, что нужно принять Дерека любезно и не обращать внимания на его халатность. В конце концов, он, Грэхард, действительно виноват, поэтому ему стоит быть снисходительным.
В этих самоуговорах прошёл час; Грэхард обратил внимание, что дело как-то затягивается, и послал стражника за его начальником. Тот вскоре явился и рассыпался в извинениях: так мол и так, всё ещё ищем.
Грэхард нахмурился.
Ему пришла в голову мысль, что Дерек, видно, обижен всерьёз и основательно, и запрятался в какие-то дальние углы Цитадели, не желая общаться.
Велев начальнику стражи обыскать все уголки – короткое расследование показала, что Дерек за пределы Цитадели не выходил, – Грэхард велел вызвать одного из своих секретарей, чтобы всё-таки заняться необходимыми делами.
…спустя три часа ему пришлось признать, что без Дерека дела такого рода устраиваются ужасно медленно. Стояла уже глубокая ночь, когда владыка, наконец, разобрался с текущими документами.
Начальник стражи смущённо отчитался, что Дерека так и не нашли. Даже на Западную башню отправляли разыскного – но и там о нём ничего не слышали.
Грэхард задумчиво пожевал губами. Никто не знал Цитадель так хорошо, как Дерек, поэтому существовали шансы, что он может спрятаться здесь так, что его и не найдёшь. Ничего не оставалось, как вызвать назавтра главу тайного сыска – доверить кому-то другому информацию о тайных укрытиях Цитадели было, определённо, нельзя.
Но и завтрашние масштабные поиски не привели к результатам. Пока тайный сыск обыскивал потаённые помещения, а стража – каждый уголок, сам Грэхард тоже изволил посетить те места, в которых можно было ожидать найти запрятанное укрытие.
Никаких следов Дерека.
Тщательное расследование тоже ничего не показало: никто не видел, куда и как ходил Дерек, и последнее, что могли про него сказать – так это что в порт он свой свиток отнёс и в Цитадель вернулся. А вот куда он потом делся в Цитадели – никто не знал.
Может, у Дерека не было денег или высокого статуса. Но он много лет помогал Грэхарду в делах управления, и накопил за эти годы столько компромата, что мог прижать пол-столицы. Так что выбраться из Цитадели тайно и тайно отплыть тем же утром не стало для него большой проблемой: он просто знал, кому и на что надавить.
Не обнаружив Дерека и после такого тщательно сыска, а главное, не найдя следов его исчезновения, Грэхард обеспокоился всерьёз. Он начал подозревать, что на Дерека могли совершить покушение, и друг может оказаться захвачен в плен или вообще мёртв.
Подняв все силы, Грэхард велел перерыть весь город и окрестности Цитадели.
Тщательно налаженная жизнь владыки Ньона полетела без откос: без Дерека всё делалось гораздо медленнее и сложнее. Пришлось разбираться с секретарями и помощниками, распределяя между ними обязанности. Понадобилось целых пять человек, чтобы худо-бедно наладить всё то, что ранее обеспечивал один Дерек. И всё равно – всё, по мнению Грэхарда, делалось из рук вон плохо.
То чуть не до смерти отравили любимого пса – никто, кроме Дерека, не помнил, что у него аллергия на курицу. То совершенно бессмысленно прошло собрание с главами ювелирных мастерских – никто не задумался о том, что их требования и пожелания нужно было выписать в отдельную бумагу. То на целый день дворец остался без обеда – не заметили, что главной кухарке пришло время рожать, и не взяли никого ей на замену. То переломал себе кости новый стражник – ему не провели инструктаж по поводу дороги на Западную башню. То Грэхард умудрился простыть, потому что никто вовремя не прикрыл окна в его покоях во время сильного осеннего шторма.
Каждый день случались десятки мелких и крупных неприятностей, но проблема была даже не в этом.
С каждым днём, с каждым часом всё больше росла тревога в сердце Грэхарда. Он исступлённо надеялся на то, что Дерека выкрали какие-то тайные враги, и что с минуты на минуту к нему придут какие-то требования, которые позволят вернуть пропажу.
Он, конечно, всех поубивает лично; но сперва вызволит друга.
Думать о том, что Дерек может быть уже мёртв, он себе запрещал. Но страх однажды обнаружить не его самого, а лишь его тело, медленно подтачивал его изнутри.
Он стал даже более раздражительным, чем обычно. Орал на всякого, кто попадался в поле его зрения, радикально решал любые проблемы орденами на арест и приказами о казни.
За всеми этими волнениями он совершенно забыл о запертой жене; и мог бы не вспоминать о ней вообще, если бы в его голову не забрела мысль, что пропажа Дерека – это козни оппозиции.
Он было подумал сходу арестовать всех, кто имел к оппозиции хоть какое-нибудь отношение, но, к счастью, сперва припомнил, что в его распоряжении имеется дочка главы этой оппозиции, которую, кажется, никто ещё не догадался допросить по поводу исчезновения Дерека – ведь был же приказ никого к ней не пускать.
Так что Грэхард припёрся сам.
Несмотря на мрачную позу, выглядел он не так грозно, как обычно, – тревоги последних дней заставили его осунуться, да и простуда легла на лицо своим отпечатком. В общем, в этот раз напугать Эсну у него не вышло, сколько он ни пытался сверкать глазами и хмуриться.
– Мой повелитель? – холодно приветствовала его супруга.
Она, сидя за столом, читала книгу, и не подумала встать, лишь откинула с лица прядь золотящихся в свете свечей волос.
– Когда ты последний раз видела Дерека?! – с места в карьер приступил к допросу Грэхард.
Вздохнув, Эсна заложила книгу, закрыла её, аккуратно отложила на край стола к другим, встала, оперлась рукой на стул и сухо отметила:
– Когда в последний раз была у тебя.