Бриллиантовый взрыв

– Да бомба, что ж еще. Нас подорвали!

– Спасите! Полиция!

– Ради бога, включите свет!

– Нога, помогите! Не могу ею пошевелить…

Анна озиралась вокруг, но ничего не могла разглядеть – прямо Аид или царство Вельзевула, или кого там еще – как будто земля разверзлась, и они провалились туда всем скопом. Через минуту-две глаза привыкли к темноте, и туман в голове начал, слава богу, рассеиваться.

Она лежала на полу, засыпанная битым стеклом. Некоторое время не двигалась, но потом, подумав, что это глупо и надо хоть как-то поменять положение – не лежать же она сюда пришла! – с трудом села, подождала, пока пройдет головокружение, и осторожно, стараясь не пораниться, стряхнула с себя острые как бритва осколки.

Дышать было тяжело, легкие заполнились гарью и спиртными парами, все тело сковал страх. Такой она испытала только однажды в детстве, когда потерялась.

Ей тогда было всего семь лет. Они с мамой гуляли по лесу, день уже клонился к вечеру, пора было возвращаться домой, но Анна заметила красивый красный грибочек на толстенькой ножке, укромно присевший под елкой, и бросилась к нему – хотела сделать маме приятное, доказать, что уже большая и умеет искать грибы.

Доказала.

Ее искали всем дачным поселком, а она бродила в кромешной темноте, дрожа от холода и чувствуя такое одиночество, такой пронизывающий страх! Страх, что останется в этом жутком лесу одна навсегда.

Когда Анну нашли, она сидела на пеньке, судорожно сжимая в ладошке красный гриб, и тихо, почти беззвучно плакала.

А потом плакала мама. Напоила ее горячим чаем, уложила в кровать, а сама закрылась на кухне и плакала… долго, всю ночь. Анна прекрасно все слышала и так и не смогла уснуть. На следующее утро мама спросила, зачем она, не предупредив ее, побежала за тем грибком, и Анна ответила, что хотела сделать ей сюрприз. Услышав это, мама почему-то разозлилась, стала жаловаться на жизнь, припомнила Анне все ее провинности и взяла с нее обещание никогда больше не делать для нее никаких сюрпризов.

Анна и не делала.

А мама с тех пор замкнулась, стала еще более строгой и колючей. Приходила с работы поздно, разогревала котлеты, заготовленные в прошлое воскресенье на всю неделю вперед, звала Анну к столу, усаживалась напротив, молча ждала, пока она все не съест, затем отправляла ее спать, и хорошо ли у них все складывалось или плохо, постоянно смотрела на дочь с укором и твердила: «горе ты мое». Те годы слились в памяти Анны в один бесцветный, нескончаемо длинный, одинокий день.

Этот случай в лесу она старалась забыть, и смогла бы, наверное, если б не бессонница, болезненная, беспощадная, мучившая ее с той самой ночи. Боясь проснуться в темноте, она с тех пор никогда не выключала лампу.

И сейчас жуткий страх и отчаяние, пережитые в детстве, снова захлестнули ее, встали перед ней, как стенающий призрак из ночных кошмаров – вокруг происходило почти то же самое: кромешная темнота, пугающие стоны и крики.

– Что случилось? – истошно завопил мужской голос рядом, и кто-то толкнул Анну ногой.

– Откуда я знаю! – крикнули в ответ.

– Ну и молчи тогда!

– Сам заткнись.

– За «заткнись» ответишь!

– Помогите!

Анна сидела, поджав ноги, боясь двинуться, кровь била в виски, и все тело сотрясалось от этих ударов. А в голове все время крутилось: «опереттка, опереттка, вот так сюжетик получился, это почище канкана будет, форменный Хичкок!»

Как же это произошло?

Она помнила только, как стояла около стенда, смотря вслед удаляющемуся мужику, предложившему ей выпить, потом двинулась к выходу. И вдруг все вокруг потонуло в грохоте и дыме, горячая волна свалила на ее пол, и она, падая, сильно ударилась плечом. В следующую секунду вырубился свет, и послышался звон разбивающегося стекла. Сейчас ей казалось, что перед этим ее кто-то отпихнул, но точно вспомнить она не могла.

Главное, держать себя в руках, приказала она себе, главное, не поддаться панике! Кто-нибудь обязательно придет и спасет их.

Хотя, кому, собственно, она нужна?

Вот других обязательно спасут, они же элита общества, а она рядовая писака, вырядившаяся в красную юбку-тюльпан. Кому вообще до нее может быть дело, если порой она не нужна даже самой себе?

Кто-то попытался встать со словами «успокойся, Галочка, я все выясню», тут же, споткнувшись, с грохотом рухнул, и зал огласила такая матерная трель, какую и в подворотне-то не часто услышишь.

Анна поморщилась – богема называется…

Через некоторое время впереди забрезжило пятно света, у кого-то с собой оказался фонарик, Анна так и прилипла к нему взглядом – желтый луч прочертил пол, зацепился за какую-то тучную даму, копошившуюся на полу, дернулся и заполз вверх на витрину с портсигарами Фаберже, потом медленно поехал дальше и уперся в стеклянную розу бара… затем обнаружил несколько поваленных стульев и застрял на роющейся у себя в сумочке Ирке.

– Да позвоните же кто-нибудь в полицию! – взмолился женский голос слева, и в нескольких местах тут же замигали маленькие огоньки телефонов.

Наконец, вдалеке, расколов темноту, вспыхнул яркий квадрат, видимо, включилось освещение в коридоре, и этот свет показался Анне знаком Божьим, так она его ждала.

И тут началось самое настоящее сумасшествие – люди ринулись на этот спасительный свет к выходу, ругались, отпихивали друг друга, некоторые падали, другие переступали через них и бежали дальше.

Анна сгребла с пола свою сумочку, потом зачем-то фиалки и, наконец, себя, но не побежала, а осталась стоять на месте, решив, что не хватало только в финале этой незатейливой пьески быть затоптанной обезумевшей элитой.

Почему-то вдруг, ни с того, ни с сего, у нее возникло ощущение, будто кто-то смотрит ей в затылок. Даже не смотрит, а сверлит! Анна огляделась по сторонам, всматриваясь в полумрак, потерла затылок – глупость какая-то, наверное, ушиблась, когда падала… Поискала Ирку, но той нигде не было, наверняка проворная подруга вырвалась из зала одной из первых и уже строчит статью-бомбу.

– Щас еще бабахнет?! – истерично возопил мужской голос, и народ стал продираться к выходу с удвоенной силой и остервенением.

В самой гуще толпы Анна разглядела Изольду Бажову, энергично расталкивающую соседей, и плетущегося по проложенной ею колее Андрея. На мгновение «хозяин жизни» замешкался и не заметил как отстал на добрых пару метров от своей возлюбленной.

– Пропустите!!! – зычно гаркнула Золя, обнаружив пропажу, толпа тут же расступилась, и Махович мигом пристроился за ее спиной. – Ну где ты там?! – напустилась на него писательница.

– Я тут, дорогая, тут, – лепетал Махович.

– Не отставать! – скомандовала она и еще проворнее заработала локтями, расчищая дорогу.

Анна не удержалась от улыбки.

– Да-а, жаль, что тот мужик не успел принести мне коктейль, – пробормотала она, потирая ушибленное плечо.

– Почему же не успел? – поинтересовался из полутьмы знакомый голос. – Пожалуйста, ваша «Кровавая Мэри».

Обернувшись, Анна увидела своего давешнего собеседника с полупустым бокалом в руках, на его груди красовалось большущее бурое пятно, очевидно, от томатного сока.

– Вижу, вы стоите и ждете выпивку? – улыбнулся он.

– А вы, я вижу, уже угостились? – Анна указала на рубашку.

– Увы, так получилось, что я разделил коктейль с вами пополам. Как вы без меня поживали, соскучились?

– Да я вот тут… очень удобно устроилась, никто меня не трогает. Такой вечер замечательный. И взрывом, как видите, не задело…

Мужик молча осмотрел ее, не забыв про вырез, словно желая убедиться, что она действительно не ранена.