Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона

На меблировку влияли и региональные различия (например, комоды были популярны на Севере, но почти не встречались на Юге), и политические. Лоялисты более внимательно, чем патриоты, отслеживали последние европейские тренды. Так, нью-йоркские ремесленники удовлетворяли лоялистские симпатии своих заказчиков, воспроизводя английские формы, такие как высокий комод «ящик-на-ящике» или ломберный столик с пятью ножками. У такого столика задняя ножка сдвигалась, открывая ящичек для карт. Гнутые ножки отделывались листьями аканфа и опирались на когтистые «лапы», сжимающие шары. Напротив, мебель в собственно американском вкусе делалась в Ньюпорте (Род-Айленд). Под руководством семей Таунсенд и Годдард ньюпортские краснодеревщики разработали особый местный стиль блочно-корпусной мебели, не имевший европейских аналогов. Шкаф или бюро визуально членились на три части, средняя из них часто оформлялась аркой, а боковые – резными раковинами. В таком стиле делались комоды, бюро, книжные шкафы, напольные часы и т.п.[370 - Heckscher M.H., Zabar L., Townsend J. John Townsend: Newport Cabinetmaker. N.Y., 2005.]

С победой революции в интерьере восторжествовал т.наз. «федеральный» стиль. На него повлияли работы шотландского мастера Роберта Адама, который, в свою очередь, вдохновлялся образцами из Помпей и Геркуланума. Изящные завитушки рококо были уже не в моде. Изделия в федеральном стиле отличались резко геометрическими формами, прямыми, а не изогнутыми ножками, контрастным шпоном и геометрическими узорами инкрустации на плоских поверхностях. Живописные мотивы, когда они использовались, включали федеральные символы, такие, как американский орел или портрет Дж. Вашингтона. Русский путешественник П.П. Свиньин писал в начале XIX в.: «Надобно знать, что изображение Вашингтона всякий американский житель почитает священным долгом иметь в своем доме не менее как образа угодников Божиих! Он любит видеть перед собою образ того, кому обязан своею вольностию, счастьем и богатством»[371 - Россия и США: становление отношений. 1765–1815. Документы и материалы / под ред. С.Л. Тихвинского, Л.И. Панина, Н.Н. Болховитинова. М., 1980. С. 521. См. также: Ушаков В.А. Джордж Вашингтон: создание образа «патриота-героя» и «отца страны» // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2: История. Вып. 3. Август 2006. С. 136–144; Алентьева Т.В. Репрезентация американской действительности через призму творчества П.П. Свиньина // Россия между Западом и Востоком: традиции и перспективы развития диалога культур. М., 2021. С. 311–320.].

Американцы вообще охотно помещали в своих домах вещи, напоминавшие о победоносной войне и революционном обновлении страны. Свидетельством их вкусов может служить сохранившийся с 1785 г. хлопково-льняной полог для кровати, известный под названием «Апофеоз Франклина и Вашингтона». Изображенного там Франклина увлекают за собой Минерва и Свобода, а Вашингтон представлен в триумфальной колеснице. На заднем плане – сражение при Банкер-Хилле, а сбоку – «древо свободы» с прикрепленной к нему потрепанной, перевернутой копией ненавистного Гербового закона. Декоративный узор изображает переплетение дубовых и сосновых ветвей. Дуб представляет «древо свободы», которое было центром революционных демонстраций в Бостоне (хотя на самом деле это был вяз). Сосна – еще один часто используемый символ в Массачусетсе, появляющийся как на монетах штата, так и на ранней версии его флага[372 - Robertson W.A.J. Sleeping Amongst Heroes: Copperplate-printed Bed Furniture in the «Washington and American Independance [sic] 1776; the Apotheosis of Franklin» Pattern // Textile Society of America Symposium Proceedings 9–2012. URL: https://digitalcommons.unl.edu/cgi/viewcontent.cg i?article=1738&context=tsaconf (дата обращения: 1.07.2021).]. Курьезная подробность: полог был сделан… в Англии. Политический контроль над бывшими колониями был потерян, но английские мануфактуристы были полны решимости не упускать хотя бы американский рынок. И старались учесть вкусы потребителей, даже если для этого нужно было воспроизводить символику недавних врагов. Никакой политики – это бизнес!

Говоря о пространстве дома в век Просвещения, нельзя не сказать и о технической новинке эпохи – о громоотводе, изобретенном Бенджамином Франклином в 1752 г. Для пропаганды изобретения газеты охотно писали о последствиях удара молнии, которых отныне можно было избежать. Не отставала и реклама. «Электрические стержни» всех сортов можно было купить на Саммер-стрит в Бостоне[373 - Boston Gazette. Aug. 8, 1768.]. В 1790-х гг. путешественник уже видел громоотводы на большинстве американских домов[374 - Burnaby A. Burnaby’s travels through North America; reprinted from the third edition of 1798. N.Y., 1904. P. 36.]. Полезное усовершенствование дошло и до Европы. Но конфликт восставших североамериканских колоний с бывшей метрополией затрагивал самые неожиданные сферы. Например, вопрос о том, какова оптимальная форма громоотводов. Король Георг III использовал изобретение Франклина у себя в Букингемском дворце. Но ведь Франклин – лидер тех самых американских бунтовщиков! Как же может английский король пользоваться его наработками? Георг вышел из положения: он приказал вместо «острых, как иголка» американских моделей поставить закругленные[375 - См. подробнее: Home R.W. Points or Knobs: Lightning Rods and the Basis of Decision Making in Late Eighteenth Century British Science // Transactions of the American Philosophical Society. New Series. Vol. 99. No. 5. Playing with Fire: Histories of the Lightning Rod (2009). P. 97–120.]. Острые на язык лондонцы встретили инициативу своего короля эпиграммой:

Не разобравшись в таинствах природы,
Но в пику главарю мятежных сил,
Георг, ты притупил громоотводы,
Тогда как их Бен Франклин заострил.
Для Англии провал тут вышел полный;
Американец был мудрее нас:
Он заострил их для отвода молний,
Ты притупил их для отвода глаз[376 - Английская классическая эпиграмма. М., 1987. URL: http:// mirpoezylit.ru/books/6094/49/ (дата обращения: 1.07.2021). Пер. С.Я. Маршака.].

Апофеоз Вашингтона и Франклина. Полог для кровати. Англия, ок. 1785 г.

Полог сделан в Великобритании, но рассчитан на американского потребителя. Вашингтон едет в триумфальной колеснице. Франклин в сопровождении богини с фригийским колпаком – символом свободы – идет к храму Славы.

Глава 4. За пределами городов

Такая разная сельская Америка. Сельские дома. Маунт-Вернон. Индейские войны. Фермеры бунтуют

Такая разная сельская Америка

Какими бы крошечными ни были американские «мегаполисы», все же они обладали чисто городским обаянием. Здесь кипела жизнь, здесь открывались ворота в большой мир. Но философски настроенные авторы XVIII в., как один, искали свой идеал за пределами городов. Америка, с этой точки зрения, была к идеалу близка. Характерна фраза М.Г.Ж. Кревкера, француза, осевшего в Нью-Йорке: «Европеец приехал на новый континент: ему предлагается лицезреть новейшее общество, подобного коему он никогда доселе не видывал. Оно не состоит из господ, которые владеют всем, и людского стада, которое не владеет ничем, как в Европе… От Новой Шотландии и до Западной Флориды, за исключением нескольких городов, мы все – землепашцы»[377 - Кревекер Сент-Джон де. Письма американского фермера // Брэдфорд У. История поселения в Плимуте; Франклин Б. Автобиография; Кревекер Сент Джон де. Письма американского фермера. М., 1987. С. 557.]. Самодостаточные, энергичные, независимые фермеры-«йомены» – именно в них «отцы-основатели» видели главную опору республики. Сельская жизнь считалась источником гражданской добродетели. К этому добавлялось восхищение близостью к природе, которую можно найти только в сельском уединении. Джон Адамс посвящал своей ферме в Брейнтри прочувствованные строки: «Думаю, никогда не было большего контраста, чем я вижу между шумом и суетой Куин-стрит и сладостным уединением, которым я наслаждаюсь здесь. Никакие клиенты не донимают меня, политики не мешают мне, тори не раздражают, тираны не правят мной. Я чуть не сказал, что никакие дьяволы меня не соблазняют и не мучают»[378 - J. Adams to J. Warren. July 25, 1774 // Adams J. Papers. Ser. 3: 12 vols. / ed. R.J. Taylor. Cambridge, Mass., 1977–2004. Vol. 2. P. 116.]. Те же чувства разделяла скромная уроженка Нантакета Фиби Фолджер Коулмэн. В юности она вела записную книжку. Девушки XVIII столетия вносили в такие книжки все подряд: рисунки, сердечные излияния подружек, строчки любимых поэтов. Фиби же записывала стихи собственного сочинения, воспевая прелести одиночества:

От оживленной сцены мира
Вдали ищу уединенья.
И улыбается природа
Над скромною моею сенью.
Я черпаю в ее покое
Восторги тихого мечтанья,
В поэзию я погружаюсь
И древних мудрецов писанья[379 - Coleman, Phebe Folger. Un receuil: containing painting, penmanship, algebra and pieces… F. 26v. URL: https://iiif.lib.harvard.edu/manifests/view/drs:47265522$56i (дата обращения 6.08.2021). О пасторальном идеале на Юге США см.: Востриков П.В. Колониальный период истории США. «Золотой век Виргинии» (1680–1776). М., 2023. С. 108–126.].

Такие писатели, как Томас Джефферсон и Кревкер, восхищались фермером-йоменом за его честное трудолюбие, независимость, дух равенства, способность наслаждаться простым изобилием. Сам же фермер в большинстве случаев стремился зарабатывать деньги, и та самодостаточность, которой он действительно располагал, обычно была навязана ему отсутствием транспорта и рынков или необходимостью экономить наличные деньги для расширения своей деятельности.

Типичным фермерским регионом была Новая Англия. Ее каменистые, малоплодородные почвы не позволяли развернуться крупным землевладельцам. Новоанглийская ферма была семейным хозяйством. Фермер и его домочадцы возделывали землю, разводили скот, занимались огородничеством, сбором лесных ягод и лекарственных трав, бортничеством, рыбной ловлей, охотой. На фермах побогаче мог использоваться труд кабальных слуг-сервентов. Жизнь на ферме начиналась до восхода солнца. Обязанности по хозяйству были многочисленны и разнообразны: рубка дров, кормление животных и птиц, расчистка земель, уход за посевами, строительство заборов и подсобных строений, изготовление мебели и инструментов, сбор яиц, прядение, ткачество, пошив и починка одежды, изготовление свечей и мыла, пивоварение и приготовление сидра, готовка еды, кипячение и стирка белья, уборка и уход за детьми.

В особых случаях, когда одной семье было не справиться, на помощь приходили соседи. Тогда устраивали что-то вроде русской толоки. «Всем миром» рубили деревья, расчищая новое поле, строили амбары, мастерили стеганые одеяла, лущили кукурузу. Очень близки к таким толокам и прядильные посиделки революционной эпохи. Совместный труд носил название «посиделок» (bees) или «забав» (frolicks) и сочетал в себе работу с развлечениями. Маркиза де ла Тур описывала «забавы», которые устраивала у себя на ферме в штате Нью-Йорк: «Прежде всего подметают пол в амбаре так тщательно, словно собираются задать там бал. Потом, с наступлением вечера, зажигают несколько свечей, и собравшиеся, человек тридцать чернокожих и белых, берутся за работу. Кто-то один постоянно поет или рассказывает истории. В середине ночи каждому подают кружку вскипяченного молока, в которое перед тем влили сидра, чтобы оно свернулось. Туда добавляют еще пять или шесть фунтов сахара-сырца, если хозяева особенно щедрые, а если нет, так патоки, и пряности: гвоздику, корицу, мускатный орех и прочее. Наши работники употребили этой смеси, к большой нашей славе, огромный котел, используемый обычно для стирки белья, заели гренками и ушли от нас в 5 часов утра в уже довольно сильный холод, приговаривая: “Famous good people, those from the old country!” (Очень славные эти люди из старой страны!)»[380 - Мемуары маркизы де Ла Тур дю Пен. М.–СПб., 2020. С. 296.] Если кому-то попадался кривой початок, раздавался общий смех, а тот или та, в чьем початке оказывались красные зерна, могли потребовать поцелуя от любого из присутствующих.

Большим событием становилась сельская ярмарка. Женщины устраивали конкурс на лучший пирог, варенье или стеганое одеяло. Мужчины состязались в стрельбе из лука или борьбе, а также определяли, кто сумел вырастить самую упитанную свинью или самую большую тыкву. Были и другие традиционные затеи: залезть на смазанный маслом шест, поймать свинью или быстрее всех съесть пирог. Большинство ярмарок проводились в конце лета или в начале осени после сбора урожая.

Сельское хозяйство среднеатлантических штатов основывалось на крупнотоварном производстве. Типичной для региона фигурой был предприниматель-лендлорд, владелец манора, земли которого обрабатывали его арендаторы и сервенты. Нью-Йорк, Нью-Джерси и Пенсильвания были известны в XVIII в. как «хлебные колонии». Основной их экспортной продукцией были пшеница и мука. Выращивались также рис, техническая конопля, лен. Пенсильванские сельские хозяева, особенно немцы, восхищали современников своей аккуратностью и готовностью к любому труду. В 1796 г. пенсильванец Томас Чейни писал британским родственникам: «Я знаю многих людей, которые стоят тысячи фунтов, и они косят, жнут и сгребают сено и зерно в свои амбары так же ловко, как наемные работники. На тех, кто способен к труду, но не работает, смотрят с презрением. В нашей стране такими пренебрегают, и никто не составляет им компанию»[381 - Цит. по: Scholl M.D. The American Yeoman: An Historical Ecology of Production in Colonial Pennsylvania. Chapel Hill, 2008. P. 153.]. Сельскохозяйственный цикл включал множество видов работ. В пенсильванском графстве Честер, например, в марте сеяли яровую пшеницу и рожь, в апреле – лен и коноплю, в мае – кукурузу и овес, в июне-июле – гречиху. В июне-июле проходил еще и сенокос, и теребление льна. С конца июня начиналась уборка озимых. В августе пахали под озимь. В сентябре поспевали кукуруза и гречиха, в октябре – яровые злаки. Обмолотом зерна занимались до самого февраля. Зимой поправляли изгороди и расчищали новые участки.

По-своему текла жизнь в нью-йоркских манорах, напоминавших европейские феодальные поместья. Например, лорд манора Моррисания имел право сеньориальной юстиции, назначал в пределах своих владений приходских священников и сборщиков налогов, установленных колониальной ассамблеей. (Последняя привилегия имела наибольшее практическое значение.) Взамен он должен был ежегодно в день Благовещения платить английской короне квит-ренту в 6 шиллингов[382 - Sheridan E.R. Lewis Morris, 1671–1746: A Study in Early American Politics. Syracuse, N.Y., 1981. Р. 9–10. Квит-рента – фиксированный ежегодный платеж в пользу короны или лендлорда.]. Во время революции квит-ренты эти были отменены штатом Нью-Йорк. Владетель манора Ренсселервик заставлял своих арендаторов работать на господской земле – фактически ходить на барщину. Средневековые повинности были ликвидированы в Ренсселервике только после восстания антирентистов, происшедшего в 1839–1845 гг.

Дальше на юг тянулись рабовладельческие плантации, табачные по берегам Чесапикского залива, рисовые на болотистых землях Южной Каролины. Хлопок в южных штатах стали в массовом порядке выращивать только в XIX в. Как правило, каждый из южных штатов специализировался на одной культуре. Диверсификацией увлекались только отдельные экспериментаторы вроде Джорджа Вашингтона. В его хозяйстве в Маунт-Верноне, кроме табака, выращивали кукурузу, пшеницу и табак. Пшеничную муку экспортировали в Вест-Индию, получая взамен сахар, кофе, фрукты, ром. Из той же муки пекли галеты для морских путешествий.

Освоение плантаций требовало огромного труда. В Южной Каролине, например, поля создавались после невероятно трудоемкого осушения приливных болот, где росли огромные кипарисы и камедные деревья. Болота были полны аллигаторов, змей и комаров, переносящих болезни. Сначала срубали и сжигали деревья. Если для расчистки почвы использовали волов, то их приходилось снабжать специальной обувью, иначе животные утонули бы в грязи и не смогли выбраться. Затем вокруг поля строили насыпь для защиты от заболачивания и рыли ирригационный канал. По свидетельствам археологов, такие насыпи были высотой шесть или более футов и шириной пятнадцать футов.

Табачная культура в Виргинии тоже была трудоемкой. Табак высевали в питомнике после Рождества. В марте саженцы переносили на поле. Это был тяжелый труд. Плантатор Лэндон Картер считал, что каждый раб должен посадить тысячу саженцев в день[383 - Востриков П.В. Колониальный период истории США. С. 74.]. Растения требовали постоянного ухода: прополки, обрезки, чтобы подстегнуть рост ценных нижних листьев, «всасывания» (т.е. удаления побегов, прорастающих на стыке листьев и стеблей) и борьбы с вредителями. Нашествие червей могло уничтожить урожай менее чем за неделю, так что нужно было ежедневно осматривать каждое растение. Время для сбора урожая наступало в августе или сентябре. Здесь были свои тонкости. Если растение было собрано до полного созревания, оно стоило гораздо меньше. С другой стороны, если табак слишком долго оставался в поле, существовал риск того, что мороз уничтожит весь урожай. Поэтому важным навыком виргинского земледельца была способность точно определять, когда следует собирать табак. Опытный табаковод обращал внимание на цвет (желтовато-зеленый), текстуру (толстая, грубая и пушистая) и податливость (лист ломался, когда его клали между пальцами). Когда приходило время, листья собирали (каждый лист срезался вручную), подвешивали в табачном амбаре и просушивали. Наконец, плантатор и его работники оценивали высушенный табак, сортировали, спрессовывали в пачки и упаковывали. Процесс сушки, ферментации и упаковки табака продолжался до ноября. Затем урожай инспектировали представители местных властей.

По закону, принятому еще в 1619 г., если табак оказывался некачественным, его сжигали в присутствии владельца[384 - Lorenz S.L. «To Do Justice to His Majesty, the Merchant and the Planter»: Governor William Gooch and the Virginia Tobacco Inspection Act of 1730 // VMHB. Vol. 108. No. 4 (2000). P. 351.]. Если же все проходило нормально, то крупный плантатор мог отправить свой урожай в Лондон, Эдинбург или Глазго. Выращивание качественного табака было очень важно в колониальном обществе: от этого зависела репутация плантатора. У мелких фермеров не было прямых контактов с Англией и Шотландией. Готовые табачные листья с небольших ферм уходили на централизованный склад. Оттуда оптовики отправляли собранный груз в Великобританию. Фермер же получал табачную квитанцию, которая в Чесапикском регионе заменяла деньги. Как же платить налоги тем, кто занимался не земледелием, а, скажем, седельным или кузнечным ремеслом? Ремесленники в колониальный период старались завести хоть маленькую табачную деляночку, чтобы получить вожделенные табачные квитанции. После провозглашения независимости ситуация изменилась: в Виргинии и других «табачных» штатах появились бумажные деньги, как собственные, так и континентальные.

Табачная плантация в Маунт-Верноне. Современная реконструкция

Декабрь на плантациях был отведен под починку инвентаря и обмазку сушильных амбаров глиной: они должны были быть по возможности герметичными. Табачная культура отличалась тем, что не оставляла ни работнику, ни плантатору свободного времени. За уборкой урожая следовал длительный и сложный процесс сушки и ферментации, требовавший хозяйского пригляда. Так что, по выражению историка Т. Брина, если бы Джордж Вашингтон оставался приверженцем монокультуры табака, у него не было бы возможности охотиться на лис[385 - Breen T.H. Tobacco Culture: The Mentality of the Great Tidewater Planters on the Eve of Revolution. Princeton, 2009. P. 55–56.]. И веселых коллективных работ, какие отмечали уборку кукурузы, на табачных плантациях не было.

Табак создал состояния виргинских и мэрилендских джентри, но еще больше обогащал их шотландских и английских контрагентов – «табачных лордов» из Глазго и Эдинбурга, лондонских купцов. Цены на экспортные товары были нестабильны, и плантаторы, пытавшиеся создать у себя ориентированное на рынок производство, нередко разорялись или залезали в долги. К тому же «табачные лорды» из метрополии старались занижать закупочные цены. «Ножницы цен» оказывались более чем эффективным средством держать виргинцев в долговой кабале. Джефферсон сокрушался: «Эти долги передавались по наследству от отца к сыну на протяжении многих поколений, так что плантаторы были своего рода собственностью, прикрепленной к определенным торговым домам в Лондоне»[386 - Jefferson Th. The Papers: 43 vols. / ed. J.P. Boyd, B.B. Oberg. Princeton, N.J., 1950–2017. Vol. 10. P. 27.]. Он знал, о чем говорил: перед Войной за независимость его долги «табачным лордам» составили почти 10 тыс. фунтов[387 - Burns E. The Smoke of the Gods: A Social History of Tobacco. Philadelphia, 2007. P. 70.]. Была еще одна серьезная проблема с табаководством: эта культура сильно истощала почву. Наиболее дальновидные хозяева пытались диверсифицировать производство, вводя новые культуры, такие как пшеница.

До революции рабство было законным и на Юге, и на Севере. Но в 1774–1784 гг. рабство было отменено во всех штатах Новой Англии и в Пенсильвании. В 1799 г. за ними последовал Нью-Йорк, в 1804 г. – Нью-Джерси. Современники надеялись, что со временем рабовладение исчезнет и на Юге. Но этого не произошло. Максимум того, на что готовы были пойти белые южане для темнокожих, – это облегчить отпуск рабов на волю. В соответствующем духе был составлен виргинский закон 1782 г. Этим законом воспользовался, например, Джордж Вашингтон, освободивший по завещанию 124 раба[388 - Зотов А.А. США: негры и война за независимость. 1775–1783. М., 1988. С. 164.]. И действительно, число свободных афроамериканцев в штатах Верхнего Юга заметно возросло, хотя ликвидировать рабовладение таким способом не удалось ни в одном из штатов. В Виргинии в 1780–1810 гг. их число выросло с трех до тридцати тысяч. В Мэриленде в 1755 г. проживало менее 2 тыс. свободных цветных, в 1790 – 8 тыс., в 1800 – 20 тыс.[389 - McColley R. Slavery and Jeffersonian Virginia. Urbana, 1964. P. 141; URL: http://www.slavenorth.com/chance.htm (дата обращения: 6.08.2021).]

Рабы, случалось, бежали. Были даже поселения беглых в огромном болоте Грейт-Дисмал между Виргинией и Северной Каролиной. Путешественник описывал: «Беглые негры живут здесь по двенадцать, двадцать, тридцать лет и более. Они питаются зерном, мясом свиней и птицы, которых разводят в местах, не всегда скрытых под водой… В таких местах они построили жилища и расчистили маленькие поля»[390 - Stuart J.F.S. A Tour in the United States of America: Containing an Account of the Present Situation of that Country: 2 vols. L., 1784. Vol. 2. P. 102.].

Особым миром была западная граница поселений – фронтир. Вольнолюбивые покорители Запада надолго вошли в американский фольклор. Именно здесь жили милые сердцу Джефферсона независимые фермеры. В 1790-х гг. французский путешественник описывал жителей Запада следующим образом: «Эти люди – по большей части торговцы, искатели приключений, охотники, гребцы и воины, невежественные, суеверные и упрямые, привыкшие к тяготам и лишениям. В своих предприятиях они не останавливаются ни перед какой опасностью и обычно добиваются успеха»[391 - Prairie State. Impressions of Illinois, 1673–1967, by Travelers and Other Observers / ed. P.M. Angle. Chicago – London, 1968. P. 54.]. Им приходилось быть самодостаточными: покупка импортных товаров и продажа собственной продукции была здесь почти невозможна из-за бездорожья. Жизнь на фронтире была опасна. Жители долины Вайоминг описывали свое положение: до ближайшего поселения было 60 миль по реке Саскуэханна, зато воинственные могавки и сенеки жили всего в нескольких часах путешествия по притокам той же реки. Так что когда житель Вайоминга шел на свое поле, он нес в одной руке мотыгу, а в другой винтовку[392 - The massacre of Wyoming. The acts of Congress for the defense of the Wyoming Valley, Pennsylvania, 1776–1778: with the petitions of the sufferers by the massacre of July 3, 1778, for congressional aid. Wilkes-Barre, Pa., 1895. P. 11.]. Бедность тоже была неизменным признаком жизни на фронтире. Уильям Купер (отец писателя Фенимора Купера) оставил яркое описание одного из фермерских поселений на западе штата Нью-Йорк: «Более всего обескураживала меня крайняя нищета этих людей: каждый был в состоянии расчистить лишь небольшой участок в чаще высоких и толстых деревьев, так что их хлеб вызревал главным образом в тени. Маис не вызревал, пшеница была подпорчена, и то немногое, что они собирали, невозможно было смолоть на месте, ибо на 20 миль в округе не было ни одной мельницы»[393 - Цит. по: Шпотов Б.М. Фермерское движение в США, 1780–1790-е гг. М., 1982. С. 26.].

В XVII в. фронтир защищали от индейцев длинные бревенчатые палисады. Грандиозное сооружение такого рода, построенное в 1634 г., прикрывало Срединную плантацию (позже Уильямсберг) в Виргинии. Стена тянулась на шесть миль от реки Джеймс до реки Йорк. В XVIII в. западная граница ощетинилась линией деревянных фортов. Но после провозглашения независимости эти форты давали весьма сомнительную защиту; значительная их часть на протяжении всей войны и позже, до второй половины 1790-х гг., была в руках англичан, а не американцев.

Две особенности были, пожалуй, характерны для всей сельской Америки. Прежде всего, в отличие от европейских современников, американцы XVIII в. не знали голодных лет. Петер Кальм передавал свои американские впечатления: «Много пожилых шведов и англичан… сказали, что они не могли припомнить такого плохого урожая, чтобы люди хоть в малейшей степени страдали, не говоря уже о том, чтобы кто-то умер от голода, пока они были в Америке… Главное – это большое разнообразие зерновых. Люди сеют разные сорта в разное время и в разные сезоны, и хотя один урожай получается плохим, все же другой хорош»[394 - Kalm P. The America of 1750: Peter Kalm’s Travels in North America: 2 vols. / ed. A.B. Benson. N.Y., 1966. Vol. 2. P. 286.]. При этом второй особенностью американской аграрной экономики была примитивность используемых технологий. Плодородные почвы Нового Света позволяли почти не думать о севооборотах, удобрениях и механизации хозяйства, хотя на побережье уже замечалось истощение полей. Шотландка Дженет Шоу была откровенно шокирована обработкой земли в Северной Каролине: «Когда мы прибыли сюда, стебли прошлогоднего урожая еще оставались на полях. Я очень удивилась: время года было уже такое, что я ожидала найти поля, по крайней мере, полностью вспаханными, если уж не засеянными и не боронованными. Но насколько возросло мое изумление, когда я обнаружила, что здесь неизвестны орудия земледелия – не только различные плуги, но и прочие машины, используемые у нас с таким успехом. Единственным инструментом является мотыга, с помощью которой одновременно вскапывают почву и ведут посадку. Чтобы это сделать, несколько негров целый день следуют друг за другом по пятам, выполняя дневной урок. Требуется по меньшей мере двадцать человек, чтобы сделать работу, с какой справились бы две лошади с мужчиной и мальчиком»[395 - Schaw J. Journal of a Lady of Quality Being the Narrative of a Journey from Scotland to the West Indies, North Carolina and Portugal in the Years 1774–1776. New Haven, 1921. P. 163.].

Томас Джефферсон уверял: «Если бы указания о том, когда нам надо сеять и когда – жать, поступали из Вашингтона, то мы вскоре остались бы без хлеба»[396 - Джефферсон Т. Томас Джефферсон о демократии / собр. С.К. Падовер. СПб., 1992. С. 57.]. Но еще со времен Первого континентального конгресса американские власти и общественность пытались так или иначе регулировать сельское хозяйство. Принятая Конгрессом «Ассоциация» призывала всячески развивать овцеводство, причем запрещалось экспортировать овец в Вест-Индию, а также осуждался забой ягнят на мясо. Таким образом пытались поощрить производство шерсти. После революции в разных штатах начали действовать сельскохозяйственные общества. Они предлагали награды за внедрение высокотехнологичных травопольных севооборотов, сеялок, плантажного плуга, глубоко рыхлившего почву, и т.п. Кое-какие изобретения действительно появлялись. В 1789 г. Леонард Харбоу из Балтимора представил вниманию Конгресса механизмы для уборки пшеницы и обмолота зерна[397 - DHFFC. Vol. 16. P. 1059–1060.]. Но в целом новые технологии приживались плохо. Даже такой поклонник усовершенствований, как Джордж Вашингтон, столкнулся с трудностями. Например, он ввел в Маунт-Верноне ротерхэмский плуг, прочный, легкий и снабженный металлическими отвалами. Если традиционный английский плуг тащили четыре вола и требовался погонщик в дополнение к пахарю, то для ротерхэмской модели было достаточно пары лошадей и одного человека. Проблема состояла в том, что в Виргинии некому было починить изнашивавшиеся металлические части[398 - Experiencing Mount Vernon: Eyewitness Accounts, 1784–1865 / ed. J.B. Lee. Charlottesville, Va. – London, 2006. P. 64.]. Использование европейских достижений в этой сфере, и уж тем более собственные успехи в техническом прогрессе были для Америки делом будущего.

Сельские дома

Самые ранние дома Джеймстауна и Нового Плимута делались по принципу мазанки (из палок, соломы и глины). Крыши без затей покрывались соломой. В большинстве подобных домов была только одна комната с примитивным очагом, земляными полами и не застекленными окнами, так как стекло было очень дорогим. Для защиты от дождя использовались шторы, а в качестве средства от насекомых развешивались различные травы, такие как тысячелистник. Взрослые спали на кроватях из досок и соломы, а дети – на циновках на полу. В таких мазанках жили представители сельского низшего класса на протяжении всего колониального периода.

Настоящим символом сельской Америки стала бревенчатая хижина (log cabin, log house). Считается, что секрет ее строительства попал в Новый Свет вместе со шведскими и финскими поселенцами. Путешественник описывал шведские дома в Нью-Джерси: «Целые деревья раскалывают посередине или распиливают на брус и нагромождают друг на друга до такой высоты, какой они хотят иметь дом; концы бревен врублены друг в друга, примерно в футе от концов, половина одного в половину другого. Таким образом, вся конструкция выполнена без единого гвоздя. Потолок и крыша не отличаются тонкой работой, разве что у самых рачительных хозяев потолок обшит досками и окно застеклено. Двери достаточно широкие, но очень низкие, так что вам придется нагнуться, чтобы войти. Эти дома довольно тесные и теплые»[399 - Dankers J. Journal of a Voyage to New-York and a Tour in Several of the American Colonies in 1679–1680. Brooklyn, 1867. P. 176. Технология напоминает постройку русских изб «в чашу».]. Из Нью-Джерси бревенчатые хижины распространились по Пенсильвании, а затем и по внутренним районам. Они были дешевы: барону Ридезелю строительство такой хижины обошлось в 5–6 гиней[400 - Американская революция в женских дневниках / сост. С.А. Короткова. М., 2014. С. 298.]. Внутренняя обстановка была самой простой. Один из регуляторов – участников фермерских протестов – вспоминал впоследствии, что в его время во внутренних районах Северной Каролины невозможно было найти дощатых полов или пуховой перины[401 - Bassett J.S. The regulators of North Carolina. N.p., [1895]. P. 147.].

Немецкие поселенцы предпочитали прочные каменные дома с толстыми стенами и черепичными крышами. Голландцы старались строить в Нью-Йорке кирпичные домики с мансардами, как на их европейской прародине.

Традиционный новоанглийский дом-«солонка» (saltbox) отличался асимметричной скатной крышей. В таком доме был только один этаж с одной его стороны, зато два этажа с другой. Конструкция получила свое название из-за сходства с деревянной коробкой, в которой хранилась соль. По легенде, асимметричные строения появились из-за того, что при королеве Анне (правила с 1702 по 1714 гг.) был введен налог на дома выше одного этажа. «Солонку» нельзя было назвать двухэтажным зданием, так что налогом она не облагалась. Но эта красивая версия не вполне справедлива, поскольку дома-«солонки» строились в Новой Англии еще до правления Анны. Чаще всего в них было две комнаты с массивным камином. Лестница вела на чердак или, в домах побогаче, в спальню на втором этаже.

О том, как могла выглядеть зажиточная ферма в северных штатах, можно судить по рекламным объявлениям. В 1785 г. близ Йорка (Пенсильвания) продавалась «элегантная ферма» с претенциозным названием «Сельское блаженство», «подходящая для джентльмена». Там был двухэтажный дом с «превосходным подвалом», большой хлев, способный вместить 40 голов скота, подсобные помещения. При доме был сад с «лучшими фруктами», 25 акров луга, клеверные поля. В объявлении особо упоминался родник недалеко от дома, а также ручей, в котором плескалась рыба и куда прилетали дикие утки. До церкви было восемь миль, что также особо оговаривалось. «Немногие места могут похвалиться столькими преимуществами», – заключал гордый владелец[402 - Pennsylvania Packet. Oct. 8, 1785.].

Характерной особенностью местного строительства на жарком Юге было выделение отдельных строений под кухню, прачечную, маслобойню и т.п. Благодаря этому, в жилых помещениях было прохладнее.

Маунт-Вернон

Дом Джорджа Вашингтона в Маунт-Верноне дает хорошее представление о жизни южного джентльмена XVIII в.

Во время войны Маунт-Вернон не пострадал. Управляющий, дальний родственник хозяина Лунд Вашингтон, проявил больше прагматизма, чем патриотизма, и предложил англичанам снабжать их суда провиантом. В итоге плантацию не тронули; только 17 рабов ушли с англичанами, надеясь получить свободу за службу английской армии. Лафайет писал Джорджу Вашингтону: «Это определенно произведет дурное впечатление по контрасту с героическими ответами некоторых соседей, чьи дома сожгли»[403 - G. de La Fayette to G. Washington. Apr. 23, 1781 // Lafayette G. de. Memoirs, Correspondence and Manuscripts of General Lafayette: 3 vols. L., 1837. Vol. 1. P. 406.]. Вашингтон в свою очередь корил управляющего: «Мне было бы не так больно услышать, что вследствие вашего неповиновения мой дом сожгли, а плантация в руинах»[404 - G. Washington to L. Washington. Apr. 30, 1781 // Ibid. P. 409.]. Так или иначе, особняк уцелел и до сих пор бережно сохраняется в качестве национального исторического памятника. Еще в 1860 г. Маунт-Вернон открыл двери посетителям в качестве музея[405 - Колупаева В. Национальный исторический парк Маунт-Вернон в США // Современные проблемы науки и образования. 2013. №2. URL: http://www.science-education.ru/ru/article/view?id=8922. Кроме Маунт-Вернона в Виргинии национальными историческими парками стали дома и плантации Томаса Джефферсона (Монтичелло) и Джеймса Мэдисона (Монпелье). – URL: https://www.monticello.org; URL: https://people.kursksu.ru/?p=3732; URL: https://www.montpelier.org (дата обращения: 04.08.2021); Алентьева Т.В. Путешествие в эпоху Просвещения. Монтичелло // Алентьева Т.В. Историко-культурное наследие США. Курск, 2018. С. 64–71.].

Особняк был окружен роскошным садом, которым восхищался путешествующий поляк Юлиан Урсын Немцевич: «Тропинка обегает кругом лужайку для боулинга и обсажена тысячей разновидностей деревьев, трав, кустарников. Над ними царят два огромных испанских ореха, посаженные собственноручно генералом Вашингтоном»[406 - Experiencing Mount Vernon. P. 75.]. В саду росли смородина, малина, крыжовник, а также персики и вишни, на которые слетались птицы и которые потихоньку таскали рабы[407 - Ibid.]. Саду уделялось много внимания. Вашингтон старался залучить к себе умелых садовников и готов был даже закрывать глаза на их маленькие слабости. Управляющий был в этом солидарен с хозяином: «Что касается Бейтмэна (старого садовника), то… позволяйте ему время от времени напиваться, и он будет счастлив. Он лучший огородник, какого только можно встретить»[408 - L. Washington to G. Washington. Oct. 1, 1783 // Washington G. The Papers: Colonial Series: 10 vols. / ed. W.W. Abbot and Dorothy Twohig. Charlottesville and London, 1983–1995. Vol. 9. P. 202n.]. Рядом с садом расположился аптекарский огород, где Марта Вашингтон разводила лекарственные травы.

Река Потомак обеспечивала плантации транспортную доступность и одновременно придавала окрестностям романтическую прелесть. Вот как выглядел осенний день в Маунт-Верноне в описании того же Немцевича: «Солнце садилось за синеватыми холмами, за густыми зарослями дуба и лавра. Его лучи косо падали на гладь Потомака. Легкий ветерок ерошил листву, уже наполовину желтую»[409 - Experiencing Mount Vernon. P. 76.]. На реку выходила обширная веранда, с которой открывался чудесный вид.