– Обязательно отнесу, – собираю дни, дни не помещаются в руках, норовят выпасть.
– Сумку, сумку возьмите, вон, в углу какая-то валяется…
Вытряхиваю из запыленной сумки мелкий сор, складываю дни, дни, дни, ого, тут и за позапрошлый век есть, да какой позапрошлый, тут и до нашей эры что-то попадается…
Выхожу на улицу, держусь в свете фонарей, в конце шоссе фонари заканчиваются – зажигаюсь сам. Только пройдя несколько кварталов, решаюсь посмотреть, что я, собственно, похитил. Трехтысячный до нашей эры.. нет, это несерьезно… а вот позапрошлый век надо бы посмотреть…
Та-та-ма-та-те-те-те!
– Не надо, не надо, не на-а-а-до-о-о-о!
Это женщниа.
Не вижу отсюда, только слышу – женщина.
– Не на-а-адо-о-о-о!
Теперь вижу. Ведут, заламывают руки. Их четверо. В белом. Спины ощерились эмблемой безопасности.
Снова не вижу – отсюда, с балкона, вообще мало что видно, вот прошли они два шага, исчезли за деревом. Женщина визжит что-то про ребенка дома, зря ты, голуба, про ребенка сказала, сейчас и его туда же.
– Не-е-е-е-е-е-е-ет!
Визг переходит в звериный рев.
Снова вижу. Как открывается дверь в стене. Женщину заталкивают туда, в темноту, она еще что-то кричит про ребенка, очень надеюсь, что врет.
Думаю, какая это по счету.
Думаю, что счета давным-давно уже нет.
Смотрю на свои пальцы.
Не синие.
Нет, не синие.
Подношу к свету, померещилась какая-то синева, отчаянно вспоминаю, должна такая синева быть на пальцах или нет, ничего не вспоминается.
Шепчу какие-то молитвы – пронеси, пронеси…
– Та-та-ма-та-те-те-те!
Дети.
Прыгают.
Играют.
– Та-та-ма-та-те-те-те!
Мяч стучит.
Отсюда детей не вижу за деревом, вижу только мяч. Синий мяч бьется в стену, почему синий, почему, почему, почему…
– Та-та-ма-та-те-те-те!
Отсюда опять же не слышу, что кричат, кричалку какую-то, какие они были в нашем детстве, ча-сы-про-би-ли-ров-но-семь, или там – вы-шел-е-жик-из-ту-ма-на…
Мяч взвивается над стеной, улетает куда-то в пустоту.
Вздрагиваю.
Босоногий пацан лезет на стену, чё делаешь, чё делаешь, хочу крикнуть – не успеваю, пацаненок исчезает за стеной…
Жду.
Снова появляется курчавая головенка, мальчишка тащит мяч, победно орет что-то, хочет перебраться через стену назад – исчезает, подкошенный автоматной очередью.
Меня прошибает пот.
Смотрю на охранника с автоматом, одобрительно киваю.
Проверяю руки.
Не синие.
Нет.
Не синие.
– Сколько за сегодня?
Человек в белом смотрит на меня, не моргая, кивает:
– Двести.
Мне кажется, я ослышался.
– Двес-ти?
– Ага…
Хочу сказать – это конец.
Не говорю.
Хочу сказать – город будет спасен.