Луна на Луне

Люди шумят, где-то слышен женский смех, ненавижу женский смех, почему-то особенно женский – ненавижу. Где-то гремит музыка, какой-то праздник у них сегодня, не помню я уже, что у них за праздники…

Люди смеются, шутят, люди еще не знают, что их ждет.

Я знаю. Ощупываю пояс, где под одеждой у меня спрятана смерть. Одно нажатие кнопки – и все будет кончено. Навсегда. Я знаю, что смерть унесет меня вместе со всеми, но мне все равно.

Иду через толпу. Толпа не хочет расступаться, накатывается на меня – волнами, волнами, давит, душит, затягивает куда-то на дно. Я знаю, я привык к этой толпе… то есть, что я говорю, к толпе нельзя привыкнуть, толпу можно только уничтожить, или я её, или она меня.

Люди уже и не помнят, как причиняли мне боль. Вон смеется накрашенная девица, она уже не помнит, как я ухаживал за ней, как она кокетничала со мной, как я подарил ей айфон, который стоил две моих зарплаты – и больше я её не видел, и айфона тоже.

Её звали Инга. Это я тоже помню. Такой я человек, все помню, ничего не забываю.

Инга… как дурак поверил, что она меня любит, как последний дурак, поверил,

Иду через толпу. Толпа ничего не помнит, толпе не положено ничего помнить. Вон те парни у барной стойки, они уже не помнят, как обобрали меня дочиста в темном переулке, выворачивай карманы, и все такое. Они уже не помнят, как это было.

Я не забыл.

Я все помню. Так уж я устроен, все помню, ничего не забывается у меня.

Инга.

Ты вернешься ко мне.

Я знаю.

Не может быть иначе.

Я убью тебя сегодня – и ты вернешься ко мне.

– Ну а нам теперь что тут, замерзать на хрен?

– Ничего, вроде бы этого вызвали уже…

– Какого этого?

– Ну… этого самого… которого этого…

Двое смотрят на мертвую электростанцию. Которая еще недавно была живая. Ждут чего-то, какого-то чуда, которое приедет на такси.

– Тим, а ты вообще в этих… веришь?

– В кого в этих?

– Ну… которые энергию из самих себя качают?

– А как не верить… Был у нас такой в Зауральске…

– Тоже энергию пускал?

– Сначала энергию пускал… потом деваха его какая-то продинамила, бросила, он город весь взорвал на хрен. Хорошо я к внученьке в Усть-Кут поехал, жив остался…

– Охренеть, не встать.

– Двое смотрят в заснеженную пелену.

– Околеем тут на хрен, пока приедет….

– Да вообще приедет, или нет, дороги-то вон как все замело на хрен!

– Тоже правильно…

Свет фар за пеленой снегопада.

– Едет…

– Улита едет, когда-то будет.

Из невзрачной машинешки выбирается что-то тощее, поджарое, затравленно оглядывается, смотрит на спешащих к нему людей.

– А этот где? – спрашивает Тим.

– К-какой этот?

– Этот…. Который топливо…

– Это я.

– А покрупнее ничего не нашлось?

Тимоха, он те на что нужен, чтобы энергию делать, или чтобы воду на нем возить?

Тощий человек поднимается по лестнице, оглядывает умерший реактор. Что-то происходит, люди не могут понять, что: Тимоха ждет каких-то искр из кончиков пальцев пришедшего, или что-то в этом роде. Ничего подобного не случается, реактор вздрагивает всем телом, оживает…

– Во дает…

– Нехило…

– Ну, ты парень вообще молодчина, как тя там…

Это было год назад.

С тех пор никто не называл меня молодчиной.

Никто…

Иду через толпу.

Кто-то смеется в толпе, недолго им осталось смеяться…