Шедевремя

па

спус

ка

ет

ся чуть ли не отвесно вниз, ну да, там ступеньки есть, ну да ничего, не страшно, да мне как-то никогда страшно не было, ну сначала с родителями спускался, а папа не боится, ну и я не боюсь, да у меня папа ничего не боится, ну, это я тогда так думал, что папа у меня самый сильный, и ничего не боится. Ну а потом я сам по этой тропе туда-сюда, вверх-вниз, а куда деваться, из нашей деревушки иначе как выберешься вообще? Да что из деревушки, из дома из

на

ше

го

не

вый

дешь

без того, чтобы по тропе туда-сюда не пойти, вот и шастали всю жизнь, не боялись уже… ну и что, что скользко, что ступеньки гладкие, круглые, ну и что, что в тумане, что мы, тропы этой, что ли, не знаем? Так что ничего, терпимо, только когда в школу идти, вот это вообще ужас-ужас… да нет, тропа-то та же самая, только кажется, ни черта она не та же самая, в миллион раз круче, и неприступнее, и каждый шаг с трудом, ну а вы как хотели, в школу же идти! Вот иду и думаю, хоть бы дорога эта обратно к дому привела, ну и что, что она прямо идет, вниз, вниз, вниз, а пусть к дому, как бы не было этой школы, как бы опять домой, и дальше спать… Ну вот и замечаю, что тропа-то меняется, только что вниз шла, и уже вверх, и главное, без перехода, без всего, вот так, просто, только что вниз – и уже вверх! Ну, куда деваться, иду и иду, вверх и вверх, вот уже и огонек окна в тумане, дом мой, я еще подошел, дверь подергал – точно, мой дом, все на работу ушли, никого нет, огонек остался. Ну, я назад пошел, ну, то есть, вперед, ну, то есть, назад, ну в школу-то надо, куда деваться. Иду по тропе, она сначала вниз пошла, как полагается, а потом спохватываюсь – вот черт, а я же вверх-то иду, выше, выше, вот уже окно светится, вот и дом мой. Ну, я тут запаниковал, честное слово, бегаю туда-сюда, ору… чего? Да говорю, если по этой тропке наловчишься, можно и бегом бегать. Уже мысленно кричу кому-то —

не

на

до,

не

на

до,

не

на

– а-

– а-

до-о-о-о, отправьте меня в школу, я каждый день в школу буду ходить, и по воскресеньям тоже, даром, что в воскресенье не работает, и на одни пятерки учиться буду, и что там еще полагается пообещать, все пообещаю… да какое там, куда ни побегу, а все одно, домой возвращаюсь… сейчас уже не знаю, сколько времени прошло, может, века, может, тысячи лет.. Ну да, так в доме один и живу, иногда на тропу выхожу, может, смилуется, может, повернет куда-то, куда мне надо было… не помню уже…

…он выходит из дома, смотрит на часы, вот ведь черт, собирался вроде бы вовремя, а уже опаздывает, скорей-скорей, бегом-бегом, как будто по этой тропинке можно бегом-бегом, да еще и в такой туман. А вот ведь ни раньше, ни позже туман-туманище навалился, тропочку еле видно, а

на

до

ид

ти,

вот

так,

хва

та

ясь за камни, соскальзывая вниз – спускаться до железной дороги, в пять-сорок там поезд останавливается, главное, успеть, запрыгнуть, а то говорят, скоро поезд вообще тут останавливаться перестанет, ну а зачем, в деревеньке полтора человека остались, как хотите, так и выкручивайтесь. Прыгнуть бы в туман, да как прыгнешь, расшибешься насмерть…

…она бежит от преследователей, которые остались там, далеко внизу, она поднимается по почти неприступной скале, в которой кто-то когда-то продолбил ступени, она старается не смотреть ни вниз, ни вверх, только перед собой, благо, и туман способствует, прячет её от посторонних глаз…

…он спускается, оступается на узкой тропе, соскальзывает вниз, чер-р-рт, еще не хватало свалиться, совсем хорошо будет… осторожненько-осторожненько, еще есть шансы успеть, шансы, которые тают с каждой секундой… вот ведь черт, чем больше торопится, тем больше скользит и спотыкается, надо идти как можно осторожнее и медленнее, только как это сделать, когда внутри все буквально кричит о том, что надо спешить…

…она поднимается по неприступной тропе, соскальзывает, хватается за ступени непослушными пальцами, только бы не свалиться, только бы не сгинуть в тумане, вниз нельзя, внизу хищные орды, остается только карабкаться выше, выше, в никуда, ступенька скользит, сбрасывает дрожащую руку, она падает, хватаясь за пустоту…

…что-то внизу спотыкается и падает, он сам не понимает, как наклоняется, хватает что-то падающее, сам не понимает, как удерживается на тропинке, поднимает кого-то, смотрит на огромные глаза, непонятно как помещающиеся на крохотном личике…

…тропа ликует, у тропы получилось, в кои-то веки получилось, – смотрит на двоих, застывших на крохотной площадке на тропе. Она выпускает жало, которое вонзается в его горло, жадно высасывает кровь, хочет отбросить от себя обмякшее обескровленное тело, – не может, закоченевшие пальцы намертво вонзились в её руку, мертвое тело увлекает её за собой в пустоту тумана…

…войско неторопливо поднимается по неприступной тропе – выше, выше, выше, – торопиться некуда, город никуда не денется, там, на вершине горы, город будет повержен, осталось добраться до него по неприступной круче. Люди ступают по покатым камням, кто-то оступается, даже не вскрикивает, воины идут, держась друг за друга, покачиваются на поясах мечи, готовые с хрустом рассечь хрупкое горло города.

Войско поднимается выше, выше —

ночь
вторую
день
второй
ночь
день
два

час, – если есть здесь какие-то дни и ночи, здесь, в бесконечном тумане, в котором тянется и тянется бесконечная тропа, которая становится все круче и круче.

Войско поднимается по почти отвесной стене – люди, измученные, изможденные, хватаются за ступени, ищут бесконечно далекий город – бросают непомерно тяжелые мечи, молят кого-то никого дать им город, ну пожалуйста, ну пусть будет город, они обещают не трогать город, не причинять ему вреда, пусть он только будет, пусть он только откроет свои ворота, даст передохнуть в долгом пути. Но все круче и круче поднимается тропа, и вот уже не люди – призрачные тени идут в никуда, забывшие, куда они поднимались по этому бесконечному пути.

Тянется и тянется узкая крутая тропа, теряется в тумане…

Легенда ни про что

Осторожно поднимаюсь в чертоги, шепотом-шепотом по лестнице, стараюсь остаться незамеченной сама не знаю, почему, – тут же нарываюсь на вопрос:

– …а вы про что?