Следы следов

…похоже, что кто-то добрался до моих записей, мало того, что добрался, так еще и догадался сжечь тетрадь. Эй, неизвестный, тебя что, не учили, что рукописи не горят? Ничего ты с моим дневником не сделаешь, да и со мной ничего не сделаешь, а вот я с тобой очень даже, только доберусь до тебя…

И уж если тебе так интересно, то я сообщу тебе, неизвестный читатель, что сегодня я убью еще одного Октахора Симплекса, я не скажу, какого – ты подумай, ты помучайся, ты поищи, и черта с два ты его найдешь…

Понимаю, что нужно что-то делать – здесь, сейчас, немедленно, остановить это безумие, спасти… кого спасти, я даже не знаю, кого спасти, как будто есть какие-то Симплексы кроме меня…

– …надо же, в кои-то веки Октахор объявился… – отец смотрит на меня настороженно, – чего, денег надо?

– Да нет… – отвечаю, тут же кляну себя за это «данет», потому что очень даже да, ещё как да, но уже поздно, поздно уже, – я что хотел спросить…

– Нет, надо не так, не так, надо издалека, попросить семейный альбом, посмотреть фото, может, мелькнет что-нибудь, целая толпа мальчишек, а-а-а, это братья твои, да разъехались они кто куда…

– Но теперь уже что сказано, то сказано…

– А… а у меня братьев не было?

Отец настороженно смотрит на меня, хмурится:

– Ты меня за кого принимаешь вообще, думаешь, я тут ни одной юбки не пропускаю, что ли?

– Да не-ет… ну что ты… я про другое… Ну… может, у тебя с мамой еще дети были, разъехались там кто куда, может, поссорились вы там с ними в пух и прах, или… – что я несу вообще, что я несу, – умерли…

– Ты детективов обчитался или как? Думаешь, у нас по всем шкафам скелеты рассажены? – отец демонстративно распахивает дверцы шкафов одного за другим, – вот, смотри, смотри… – падают на пол полуистлевшие скелеты, ну ничего себе тайн у нашей семьи, вот уж не знал, что мой прадедушка… чш, чш, об этом никому ни слова…

– Вот, видишь, не было ничего такого…

– Значит… я один?

– Вот, началось опять, па-ап, а почему у меня братика не-е-ет или сестри-и-чки… а сам вспомни, как скандалил, когда двоюродного братишку привели, а-а-а, все мое-е-о-о-о-о, не да-а-ам…

Вскидываюсь:

– А если и правда все мое, я сколько эту картину делал, он изорвал все, а вы все, ах уступа-ай, ах, отдава-а-ай, он го-о-сть… а если бы тебе гости дом твой подожгли или машину расколотили, тогда что?

– Вот-вот, весь ты в этом… Картину он делал… где они сейчас, картины твои, ты когда последний раз за карандаш брался? А за клей?

– За какой еще клей?

– Ты раньше макеты делал замков, дворцов всяких…

– …да это были четырехмерные…

– …ну и где они, твои четырехмерные, что-то я их не вижу давно! Потом это… что-то там по городам ездить хотел, не то фотографии какие-то хотел совмещать, не то не пойми что…

– Да… как-то… – думаю, что хочу сказать, то ли – успеется, то ли – это когда было, мало ли что было вообще, было и быльем поросло.

– Так значит… я был один…

– Один, один как перст, раньше тоже думали большую семью сколотить, чтобы трое или четверо, потом как-то не до того стало…

…ну что, неизвестный читатель, который так настойчиво заглядывает в мои записи, что ты хочешь увидеть на этот раз? А ведь сегодня я сделал то, что хотел, сегодня я убил… да-да, убил Октахора Симплекса, и не одного, а даже двоих. Я не хотел убивать двоих, я надеялся растянуть удовольствие на годы, если не на десятилетия – но он сам виноват, нечего было подглядывать, кто подглядывает, тот умирает. Слышишь, неизвестный читатель, тебя это тоже касается, между прочим, я не собираюсь долго терпеть твои подглядывания… Стой, а ты случайно не Октахор Симплекс? Так, совершенно случайно, а если ты – это он, потому что ну кто же еще? Тем интереснее будет наша игра, когда я буду подбираться к тебе ближе и ближе, пока, наконец, не всажу тебе нож в спину… А чтобы ты понял, что шутки кончились, я скажу тебе, что знаю твой адрес, улица Доспехов Василиска, дом, который когда-то был пятнадцатым, потом после объединения улиц стал тридцать первым, а потом присоединился к большому тридцать третьему дому, и теперь сам не знает, какой у него номер? Тук-тук, я уже иду к тебе…