Часы, намазанные на хлеб

– И какая разница?

– Ну… вы умный… а я нет.

Старик смеется сухим рассыпчатым смехом. Старик уже не отпирается, уже не отнекивается, да в жизни я этой тетради не видел, да вы меня с кем-то путаете, да вы с ума сошли, да я щас милицию…

Вспоминаю про капсулу времени:

– А как вы капсулу сделали, которая Большой Коллапс пережила и Большой Взрыв?

– А никак.

– Нет, я серьезно.

– И я серьезно. Понимаете… эта капсула времени… с тетрадью… я её как-то иначе передал из одного времени в другое… через какую-то червоточину во времени…

– Значит, через эту червоточину мы все можем перебраться? Уйти от того… что сейчас приближается?

– Нет… с людьми так не получится.

– Откуда вы знаете?

– Не… не знаю… не помню…

Темнота за окном сгущается, отмечаю про себя, вроде рановато темнеет.

Листаю тетрадь.

– Сынок… ты бы это… кофе бы мне заварил, что ли…

Еле сдерживаюсь, чтобы не запустить в него тетрадью. Тут счет идет уже на часы, если не на минуты, а ему кофе подавай…

Тут же смущаюсь, старый человек у меня в гостях, а мне лень задницу от кресла оторвать, кофе сделать. Отрываю задницу от кресла, иду на кухню, кухни нет. Долго смотрю на стену, за которой раньше была кухня, пытаюсь понять, что происходит. Наконец, спохватываюсь, что это не он у меня в гостях, а я у него. Ну да ничего. Кофе все равно сделать можно…

Делаю кофе, старик бормочет что-то, что там вон еще хлебушек вроде был, открываю холодильник, вынимаю хлебушек, побитый плесенью, нда-а, не жирно живет старик…

Бросаю хлеб в мусорку, выслушиваю гневную тираду, что еще можно было птичкам бросить, хочу сказать, что через полчаса здесь не то, что птичек, здесь и людей-то не останется.

– Да я щас милицию…

Дверь уже готова захлопнуться перед моим носом, просовываю удостоверение.

– Я из неё.

– Вот черт… – старик отступает в глубину коридора, бормочет какие-то проклятия.

Показываю тетрадь.

– Узнаете?

– Что тут отпираться… все равно всю душу вытрясете… узнаю.

Вхожу.

– Никто вашу душу драгоценную вытряхивать не собирается.

– Где… где вы её взяли?

– Там, где вы её положили.

– Слушайте, не помню я, где я её положил…

– В капсулу времени. Не помните?

Это было полчаса назад.

Снова открываю тетрадь.

Читаю.

Спрашиваю:

– А это что? Замкнутая числовая прям…

Уже готовлюсь услышать – не помню.

– А-а-а, это числовая прямая… только никакая она не прямая.

– Кривая?

– Да нет… Вы знаете, что вселенная бесконечна?

– М-м-м… что-то слышал.

– Раньше считали, что она бесконечна. Во все стороны. А теперь мы знаем, что вселенная замкнута сама на себя. И если очень долго двигаться по вселенной вперед, окажешься в той же точке…

Хочу сказать, что я этого не знал. Не говорю.

– Ну и вот… я понял… что числовой ряд тоже не бесконечный. Вот скажи мне, какое самое большое число?

– Миллиард.

– А если подумать?

– Не знаю. Триллион какой-нибудь… квинтиллион… не знаю я. А можно в Инете посмотрю?

– А не нужно. Потому что числовая прямая… замыкается на саму себя. Понимаешь? Я тебе скажу, какое самое большое число. Центилион. Единица и шестьсот нулей. А за центилионом следует…

– Центилион один.