Сквозь пальцы

Сквозь пальцы
Мария Клевская

Рассказ о том, как мало и как много мы можем изменить в жизни едва знакомого нам человека. Содержит нецензурную брань.

Мария Клевская

Сквозь пальцы

Все бабы как бабы, а эта подбешивала. Не, ну правда, вроде обычные сопли-слюни в сети – котики, цветочки, пафосные обороты, причесанные фразы, стишки в стиле впавшего в деменцию Пастернака. А потом бац – и вылезает вроде бы норм человек. «Подвожу итоги старого года – я ни хера не сделала». И правда ведь, ни хера, судя по ленте. Значит, критика есть в голове. И писать, оказывается, умеет четко, не по-мудацки. И только начнёшь думать – вот же, почти что личность. А она «за мат извините». Таких качелей Саша не выдержал, написал под дебильным постом: «По мне извиняться за это глупо». Он хотел написать «тупо», но сдержался в последнюю минуту. Ещё расплачется прямо в айфон, похоже, чувствительная дама. А дама такая отвечает: «Согласна, но, у меня, в силу ряда физиологических особенностей и непроработанных комплексов нет яиц. И как Вы я не могу». Это «Вы» с большой буквы, конечно, резануло глаз, но ржущий смайлик коммент честно заслужил. И захотелось почему-то увидеть эту завитую куклу с улыбающихся, как под копирку, фотографий. Заглянуть в её настоящее лицо, взять за безвольные плечи, потрясти как следует и вытрясти истинное нутро. Каждый раз эта мысль резала чем-то щекотным в желудке при выскакивании очередного беспомощного поста. Впрочем, может, это просто организм отчаянно сопротивлялся кофе и энергетикам, заливаемым в него литрами по ходу работы над новой книгой.

В январе в пестрых зарослях фейсбучной ленты он вдруг наткнулся на что-то вроде рецензии на один из своих рассказов от той самой противоречивой мадам, по статусу профиля замужней, владеющей двумя языками и породистой кошкой Нины Ивановой. Рецензия, конечно, такая же убогая, как и всё остальное, ожидаемо положительная и полная реверансов. Но удивляло, что наткнулся случайно, спустя уже пару дней. Нина его не отметила и никак не уведомила. Может, чувствует убогость? Поблагодарил, репостнул это позорище, пусть висит. Но внутри от замусоленного «текст очень хорош, его надо читать и вчитываться» разливалось волнами какое-то неясное тепло и губы сами расплывались в пошлой улыбке. Можно бы и пригласить на какую-нибудь писательскую встречу. Но встреч пока не ожидалось. В городе буйствовал вирус, и многочисленные собрания настоятельно не рекомендовались.

Когда зима закончилась, пандемийная паника заметно поутихла. В воздухе запахло свежестью, свободой, молодой травой и легким алкоголем. Музеи, театры, киношки алчно распахнули изголодавшиеся по наживе зубастые кассовые рты.

В конце апреля, придя в ресторан, служивший местом регулярного сбора их небольшой режиссерско-писательской компании, он увидел её вживую. Сразу, конечно, не узнал, не ожидал. Давняя подруга Оля, чмокнув в щёку и дохнув сладкими духами, как негласно избранная распорядительница застолья, усадила его, неприлично опоздавшего, на единственное свободное место, далеко от себя и от Нины. Прочирикала: «Это вот моя соратница по Альма-матёр,

ну да заочно вы знакомы».

«Зачем она её притащила», – зло подумалось Саше ожидавшему комфорта и непринужденности от этого вечера. В желудке снова защекотало. Однако, он улыбнулся и через весь стол протянул Нине руку. Та с готовностью, хоть и слегка недоуменно подала свою. Саша пожал её прохладную ладонь. «Конечно, знакомы. Только давай сразу на ты, хорошо?» – «Хорошо», – последовал быстрый ответ. Заискивающая интонация смущенной в незнакомой обстановке школьницы ему не понравилась, а голос был приятный – грудной, низкий, но не слишком.

За столом велась оживленная болтовня, много пили, как всегда. Нина не отставала. Удивляло и почему-то раздражало, что все трое мужиков за столом наперебой лезли к новой знакомой со своими дебильными шуточками, блестящими глазками и типа дружескими похлопываемыми по руке. И это при том что здесь же сидели две юные и вполне ничего актрисы, абсолютно свободные, в отличие от Нины с её тонким золотым колечком на пальце. Со своего края стола он даже не пытался докричаться или вклиниться в разговор. Когда зазвучала музыка, и в другом конце зала появилась скромно танцующая пара, Саша встал, обошёл сидящих и положил руку Нине на плечо. Она обернулась. Увидев его, на мгновение обняла тёплым, обволакивающим взглядом, быстро сменившемся на приличный в таких случаях вопросительный.

«Пойдём потанцуем?»

Саша умел танцевать отлично, сказывалось актёрское образование. Но, уважая партнёршу, не выпендривался и спокойно переступал ногами, покачиваясь вправо-влево. Впрочем, вскоре, поняв, что та двигается легко и чувствует музыку, позволил себе пару наклонов вниз и даже один поворот. Когда же начался вальс, выяснилось, что Нина в курсе существования малого и большого квадратов. Они неспешно закружились по залу.

«Быстрее можешь?» – крикнул Саша ей на ухо, пытаясь прорваться сквозь музыку. – «Не знаю». Но вёл-то он, и пришлось смочь. А когда она запнулась и чуть было не рухнула со всей дури на клетчатый черно-белый ламинат, Саша подхватил девушку и поднял вверх, так что пару секунд до окончания мелодии она просто летела на несколько сантиметров выше пола, а потом упала прямо ему в руки. Прозвучало два-три зрительских хлопка.

Губы её смеялись, очень хотелось впиться в них со всей силой озорного удальства, которое так и гуляло в крови. Но он неожиданно струсил делать это перед всеми. А раньше никогда не трусил. За актерско-писательским столом на них весело поглядывали. Все, кроме Оли, которая отчего-то грустила, а к концу танца совсем помрачнела. «Ревнует что-ли» – подумал Саша, но тут же забыл об этом, повернувшись к запыхавшейся девушке.

«Подышим?» – нетерпеливо проговорил он и, не дожидаясь ответа, потянул Нину на лестницу.

Они спустились на первый этаж и, словно две давно застрявшие в маленьком скворечнике птицы, с облегчением вырвались наружу. В ту же секунду Саша бросился целовать её лицо – подбородок, розовые щеки, засахаренные дешевыми сладкими коктейлями губы. Нина, поначалу инстинктивно упершаяся локотками в его полукашемировый свитер, чуть задохнулась, а потом обняла и приняла в свои чуткие тонкие пальцы всё с ней происходящее.

«Поедем ко мне? Поедем?» – Саша чувствовал какой-то лихорадочный озноб и сводящий всё внутри животный страх – вдруг откажется? Она молчала и целовала его в ответ, привстав на цыпочки, обвив белыми руками загорелую сашину шею. «Ты же не боишься? Я хочу тебя, очень… давно…» Дыхание сбивалось, и он начинал снова: «Давно… наконец ты здесь»

«Да, хорошо, хорошо», – словно в забытьи проговорила она. Саша отстранился. «Правда?» Она опустила голову и быстро закивала.

Он сидел на заднем сиденье такси рядом и, всё страшась перемены в её настроении, шептал:

«Тут всего пару минут, уже почти». Она вдруг глянула на него без улыбки, зрачки были так широки, что кобальтовые глаза казались чёрными: «Какая разница – далеко или близко? Я не убегу». И он, пристыженный, зарылся лицом в её прохладных от ночной весенней мороси ладонях.

Едва вскочив в открывшийся проём двери и почувствовав батарейное тепло, сгрёб её в охапку. Но темнеющая голыми стенами убогая конура, зацепленная краем глаза, расхолаживала. Саша включил свет. «Где моя вежливость! Заходи, раздевайся. Что-нибудь выпьешь?»

Она быстро огляделась и прошла прямо в его махонькую комнату. Встала там. Ничего не услышав, Саша вернулся с кухни, одной рукой удерживая две тонконогие рюмки и выжидательно глянул.

«Мне другое нужно». Она нащупала что-то сбоку своего длинного платья, потянула вниз, потом чуть нагнулась и взялась за подол.

Рюмки со звоном шмякнулись на грязный пол и, кажется, обе разбились. Подхватив девушку на руки, Саша подлетел к узкой кровати и опустил её на мятое покрывало.

И вот эта безумная, скулящая под его незатейливыми ласками и ловящая воздух зацелованными губами при каждом прикосновении, не впустила его в себя сразу. Он не отступал, злился, зверел, тратя драгоценные секунды на преодоление несуразного сопротивления. Когда же наконец всё стало получаться почти легко, то почти тут же и закончилось.

Всего через пару минут, когда его сердце ещё бешено долбилось о грудную клетку, Нина поднялась с кровати, издавшей слабый протестующий скрип.

«Ты чего?» – «Мне домой нужно». Саша поморщился. «Бежишь к мужику, который не трахал тебя, небось, полгода? Плевать на всё, главное – вовремя вернуться?» Она безразлично пожала плечами и взялась за платье. «Я не к кому, а куда. Я домой». – «Как хочешь». Он отвернулся к стене. Но тут же вскочил и отобрал ненадетый платяной рукав. «Ну погоди, не уходи ты! Скажи мне хоть – откуда ты свалилась на меня? Как с Ольгой познакомилась?» – «Мы на одной кафедре сейчас» -«А-а-а…» – насмешливо протянул он, – «Она у нас известная любительница учиться, учиться и ещё раз учиться. А потом сеять разу…» – «Да, я поняла» – перебила Нина. Он быстро посмотрел на неё. «Ты что, обиделась? Это я любя. Олька клевая. Ну тебе же нравятся топовые цитаты, вот я и говорю вроде как на твоем языке» – «Ты лучше говори на своём. Я пойму». «А мужа она твоего знает?» – «Нет, а что?» – «Так. Интересно, отчего некоторые вот так живут. И не видят, что происходит. Или не хотят видеть. Ты не волнуйся, я исключительно в исследовательских целях интересуюсь». Она опустила голову, волосы упали вниз и почти закрыли от него лицо. «Да я сегодня в ударе» – досадуя на себя, прошептал он. Потом придвинулся и, тронув за подбородок, улыбнулся. «Не стоит воспринимать всерьёз мою болтовню. Я сейчас не очень хорошо соображаю». Она сидела на коленях среди складок покрывала. Саша обнял, прижался крепко и легко повалил её навзничь, подмяв под себя, ловя и разводя в стороны воздетые тонкие руки  «Хочу ещё», – голосом простуженного ребёнка-переростка произнёс он, на секунду развив дыханием локон у неё на виске. И она снова задрожала, застонала, устремилась навстречу, тая в его руках, как белая сливочная шоколадка, сладкая и нежная. «Истосковалась баба по ласке, только и всего», – остатками уплывающего разума подумал он. Повернув одним рывком на живот, навалился сверху, подмял под себя целиком, наклонился ртом к самой мочке розового уха с маленькой серебряной серёжкой.

«А если б я не подошёл, с кем бы ты сейчас..? Все же на тебя слюни пускали».

Девушка было дёрнулась, но он не пустил, ещё сильнее прижал её к жесткому матрасу. До изнеможения, до отчаяния медленно проникал внутрь тёплого, дрожащего от напряжения тела, пробирался пальцами вниз, под её скользящие по шелковому покрывалу бёдра, двигаясь всё так же неспешно и продолжая шептать на ухо:

«С любым из них ты была бы такой… Страстной… Бесстыжей… А досталась мне».

Она дышала тяжело и неровно, Но, хватая ртом пыльный воздух ночной комнаты, всё же произнесла вполне внятно:

«Это ты… достался. Я с тобой, потому что так хотела… только с тобой…»

Несколько секунд он ничего не осознавал, мысли сменились одними лишь ощущениями, острыми, приятными, не до конца знакомыми. Потом отпустил её, сдвинулся на край кровати и с томной наглостью спросил, подперевшись локтем, так, будто продолжил прерванный разговор:

«Правда? Так хотела? Думала, значит, об этом раньше? …А когда трогала себя – бывало, что  меня представляла?» Она молчала и шарила руками по покрывалу в поисках белья.

«…Потому что я – да».

Она обернулась к нему. «Тоже себя представлял?» – «Ха-ха» – саркастически скривился он.

«Теперь мне уже точно нужно ехать домой, и очень быстро».

Саша растянулся, сцепив руки под головой.

«Теперь езжай. И возвращайся с вещами. Серьезно, а что? Места хватит». Она улыбнулась. «Я воспринимаю всерьёз любую твою болтовню» – подошла, посмотрела как-то уж слишком нежно и поцеловала в губы, как-то уж слишком долго. Он невольно обнял её за плечи и едва сдержался, чтобы снова не повалить на скрипучую койку. Но выпустил. В памяти отчего-то возникло море, грязный сочинский пляж начала девяностых, его мальчишеские ладошки, безуспешно пытающиеся удержать между пальцев мелкий серый песок, в закатном сочинском зареве отливающий кобальтовой синевой.

При дневном свете всё произошедшее казалось не более чем забавным приключением. Саша не особенно-то церемонился в отношениях со слабым полом. Перезванивал по потребности, вместо свиданий звал сразу домой. Если отказывались – не обижался, но и менять привычки не считал нужным. Писать пока –  не писалось, и Саша болтался по улицам без цели и мыслей.

Ночью стало худо. Не было возможности уснуть в кровати, пропахшей травянисто-терпкими духами, под тяжестью мутных видений, наполненных развивающимися тонкими локонами, воздетыми руками, шепотом зацелованных губ: «Я с тобой, потому что так хотела… Только с тобой…»

В Фейсбуке ничего нового не нашлось.

Так прошло ещё несколько ночей, сменявшихся бессильными сомнамбулическими днями. Интернет молчал. Одним поздним утром, спустя уже где-то пару недель, Саша вдохнул и дрожащими от многодневного недосыпа пальцами набрал на клавиатуре:

«А как ты проводишь ночи? Надеюсь, лучше меня», отправил в «ЛС».

Ответа не последовало. Он вяло пролистывал её хронику. Там не было ничего нового.

«Вот сука…» – Саша закрыл страницу, решив больше никогда на неё не заходить.

Но встретившись в очередной раз в кафешке с приятелями и заметив среди них Олю, скользнул вымученно безразличным взглядом, как бы дежурно среди приветствий спросил:

«А подруга как поживает? Я думал, ты теперь везде её с собой таскать будешь».

«А тебе интересно?» – ответила она вопросом, прищурившись. Саша растерялся. Приятельница вдруг подскочила к нему, обдав сладким ароматом.