Бабий круг

– Вы испугались? Да ладно! Ну вот, меня уже пугаются, – донеслось из зарослей давно не стриженного, запущенного барбариса, а вслед за этими словами на тускло освещенный пятачок перед парадным буквально вывалился лохматый мужик, одетый в широченную куртку.

Куртка была непонятного цвета: то ли темно-синяя, то ли темно-зеленая, но даже не цвет вызывал удивление, а необъятные размеры одежды, отчего мужчина, и сам не малый ростом, выглядел неуклюжим медведем – диким и несуразным в городской обстановке.

«Не испугалась? Хорош вопрос! Да я чуть не описалась от страха!» – подумала она, отступая назад и вытирая с лица капли густого пота.

Мерно, как на шарнирах, раскачиваясь взад и вперёд на полусогнутых ногах, незнакомец вытянул перед собой длинные рукава, внутри которых, по традиции жанра, должны были находиться безоружные руки, повертел ими вверх-вниз и миролюбиво произнес:

– Девушка! Зря вы боитесь, оч-чень даже зря…

После этих слов он пошатнулся, будто пьяный, хотя запаха спиртного она не ощутила.

– Вот посмотрите, ничего… А если ничего, то что-о-о? – брови мужчины медленно поползли на лоб и застыли там двумя вопросительными знаками. Выдержав эффектную театральную паузу, но так и не дождавшись от собеседницы реакции, он размеренно, по слогам, произнес:

– Праль-льно! Я не о-па-сен! Не о-па-сен от слова ва-а-ще, понимаете? Ва-а-ще!

Она не понимала. Не могла понять. Перехватив свёрток с дитям левой рукой и выставив, на всякий случай, для защиты, правую вперёд, она потихоньку, черепашьим шагом, пятилась обратно к подъезду.

– Д-девушка, в-вы меня, п-пож-жалуйста, не бойтесь, я со… я совершенно мирный, честное слово! Вот!

Согнувшись пополам, мужик порылся в карманах безразмерной куртки, но, ничего там не отыскав, поднял вверх руку с оттопыренным большим пальцем:

– Во, п-палец д-даю… н-на отсечение – м-мирный я, мир-ный!

Преувеличенно внимательно вглядываясь в направленный в небо перст, мужчина несколько секунд активно шевелил им, потом спрятал внутрь кулака. С кулаком он проделал те же самые манипуляции, после чего убрал руку за спину, настороженно прищурился и вполне серьёзно произнёс:

– Не-не-не, палец – это слишком, палец и мне нужен. Кстати, а зачем вам мой палец, девушка, а?

«Паяц», – подумала незлобиво, недоумевая, зачем человеку выдавать себя за пьяного. Во время этого невольного представления она в два шага преодолела ступеньки, отошла с ребёнком на безопасное расстояние, и, просчитывая в уме, сколько времени понадобится, чтобы разблокировать и открыть дверь в подъезд, приготовилась к последнему рывку.

Видимо, мужик тоже почувствовал смену её настроения, так как внезапно приосанился и неожиданно сделал резкое движение в их сторону. Лицо его при этом стало по-детски обиженным, правая бровь снова поползла вверх, а левая рука – вперед:

– Девушка, б-будьте… д-добре-е… И к вам… потянутся!

Не желая, чтобы к ней тянулись, она ещё раз шагнула назад и уперлась спиной в стену дома. Одновременно с этим её свободная рука нащупала в кармане увесистую связку, что помогло вернуть утраченное самообладание.

Устремив свой взгляд просто в глаза незнакомцу, она крепче прижала к себе сына и уже приготовилась незаметно вынуть из кармана ключи, когда неожиданно замок громко щелкнул, а спустя мгновение дверь распахнулась, выпуская из дома соседку.

Оттолкнув плечом девочку, она ринулась в подъезд. Одновременно с ней туда же кинулся мужчина. На ходу он обогнал её, схватил закрывающуюся дверь и вдруг застыл с кокетством заправского кавалера, галантно пропуская её внутрь.

– Проходите, дорогая!

Соседка удивленно тронула висок и ехидно хмыкнула:

– Ненормальные…

А Тамара поняла, что обречена – сейчас этот ужасный человек войдёт вслед за ними в подъезд, и тогда…

«Была не была!» – ещё сильнее прижимая к себе сына, она отчаянно бросилась к квартире, как неожиданно услышала спокойное:

– Вот вы и дома. Всё в порядке. Пойду-ка и я в свою нору.

Она не поверила своим ушам. «Как? И что это было? А ничего, что я в магазин не попала?» – чуть не сорвалось у неё с языка, но что-то вовремя её остановило.

Итак, очередной облом. Осталось только признать, что за последние несколько минут её успели три раза обмануть. Вернее, не то, чтобы обмануть, скорее, не оправдать ожиданий. Первый раз это случилось, когда она приготовилась к худшему, поверив, что мужчина может напасть на нее во дворе; второй, когда она усомнилась в его состоянии; и третий – только что, когда она испугалась, что незнакомый человек действительно преследует её с ребёнком и может им навредить, для чего зашёл вслед за ними в подъезд. Слава Богу, ничего плохого не случилось.

«А, может, и не было ничего?» – включила она привычно заднюю. Может, это – досадное совпадение, к тому же совершенно случайное? Может, шёл человек по своим делам, даже не думая никому угрожать, а она понапридумывала невесть чего, нафантазировала, сама себя в угол загнала, да ещё доброго человека при этом зря обидела? Совсем нервной стала. Нервной и злой. Не ровен час, на людей кидаться станет, не разобравшись, огульно обвиняя их в несовершенном зле-насилии. Так и до психушки недалёко.

«Вот-вот, недалеко», – одернула она себя. Конечно, недалеко, если зацикливаться на случайных встречах со случайными прохожими, обращая внимание на каждую мелочь: тот не то сказал, тот не то подумал, тот не так посмотрел, а тот вообще, прости господи, не захотел смотреть в её сторону. Все возможно, главное, что сегодняшнее приключение закончилось, и что приятно, закончилось практически без потерь.

Уже совсем спокойно она открыла дверь квартиры, вспомнила обещание незнакомца возвращаться «в свою нору», и даже усмехнулась про себя, представив размеры его так называемой «норы».

И в это время малыш заорал. Не просто заплакал, а именно заорал, как он умеет кричать, когда проголодается – капризно так, бесцеремонно, будто семь дней не ел. То, что случилось в следующее мгновение, стало для неё новым потрясением – мужчина, уже было открывший входную дверь, чтобы выйти, неожиданно передумал, в два прыжка преодолел расстояние до квартиры, прищурил глаза и сердито зашипел:

– Чего он плачет?

Будто оправдываясь, она обиженно прошептала:

– Кушать хочет.

– Так корми!

Ребёнок, почувствовав, что о нем говорят, перестал кричать, открыл глаза и требовательно зачмокал ротиком.

И снова реакция незнакомого человека была более, чем странной – сначала губы его растянулись в глупой улыбке, потом лицо мужчины опять стало недовольно-безучастным. Он резко развернулся и с нетленным: «Е-моё!», без оглядки бросился из подъезда. Ей ничего не оставалось, как согласиться с соседкой: «Ненормальный».

Вечером, уложив дитя в кровать, она взяла наугад книгу, раскрыла её, но читать не смогла – мысли её всякий раз возвращались к лохматому нечесаному мужику в жутком буром балахоне необъятных размеров, в облике которого было что-то неуловимо знакомое, будто видела она его не в первый раз.

Спать перехотелось. Она прошла на кухню, включила чайник. Тот раздраженно чмыхнул, даже крышка подпрыгнула, и надрывно, будто простуженный паровоз, закашлялся. В последнее время чайник вёл себя совершенно отвратительно – громко пыхтел, плевался осколками накипи со старой облезлой спирали, а то и вовсе ни с того, ни с сего, ещё задолго до закипания, отключался, но выбросить его не поднимались руки, так как был он памятью о бабушке.

Чашка любимого напитка немного отодвинула нервное напряжение, сгладив на время его остроту и накал, а ночью ей снова приснился сон, вернувший к событиям почти годичной давности. Проснувшись от собственного крика, она кинулась к детской кроватке, но, убедившись, что ребёнок спит, прошла в ванную, разделась и стала под горячий душ.

Этот сон приходил к ней так часто, что она уже давно знала его наизусть. Месяцами каждый день, с приближением сумерек, её начинало колотить, будто в лихорадке, потом приходила ночь, и открывалась дверь… И каждый раз она просыпалась в холодном поту, шла в ванную, становилась под горячие струи и рычала, как раненый зверь, зажав рукою рот, чтобы не слышала бабушка.

Потом бабушка умерла, и ей не надо было таиться – больше никто не мешал ей плакать вслух, но к тому времени она уже привыкла к своему кошмару, будто срослась с ним. Мало того, согревшись горячей водой, она долго лежала в постели, раз за разом возвращаясь к последнему моменту, пытаясь в темноте разглядеть лицо удаляющегося человека, но слышала лишь короткое: «Опоздал. Прости», и сирену увозящей маму кареты «скорой помощи».

Незадолго до родов сон прекратился. Хотелось верить, что навсегда, но сейчас, после встречи с незнакомцем, он возвратился к ней снова, и снова напомнил ей прежнюю боль, бессилие и унижение, а ещё – усталость от ожидания, что всё может повториться снова.

Вспомнила, как перед смертью бабушка просила: «Забудь. Просто живи. Живи, как люди», но ни забыть, ни жить, «как люди», у неё не получалось – уж слишком много горя-несчастья произошло, и такого горя горького, что ни объехать его, ни обойти.

После неудачной попытки желание сходить в гастроном с малышом напрочь пропало. На следующий день с самого утра, заняв удобную позицию на кухне, Тамара поминутно поглядывала в окно на дверь подъезда, чтобы нечаянно не пропустить соседскую девчонку. Настя не заставила себя долго ждать. Услышав стук, девочка приветственно подняла руку и широко улыбнулась, что давало надежду думать, что с ней можно будет договориться…

– Томка, ты там, случаем, не уснула? Ушла куда-то, а мы ждём-ждём, ждём-ждём, – завела Настя по новой, потом оценивающе окинула её взглядом, усмехнулась. – А ты, похудавшая…

– Похудевшая, – поправила машинально.

– Ну да, похудевшая, – не обиделась девочка, – так ничё, нормально выглядишь. Давно тебя такой не видела, вот только одёжку…

– Одежду.