Только успеваю устроиться на матрасе, как в дверях замечаю Егора, привалившегося к косяку и нагло рассматривающего меня.
– Что надо? – огрызнулась я, нервно сдув упавшую на глаза прядь.
– Шоколада, блин, – в тон мне съязвил он. – Это кто?
Удивлённо расширяю глаза, от услышанного. Это что ещё за допрос?
Только собираюсь отправить брюнета куда подальше, как со второго этажа разносится громкий лай. Почти сразу шум затихает, и на лестнице появляется Виталик с мотком бинтов в одной руке и Венькой в другой. Довольный щенок висел на локте друга, не показывая никаких признаков раздражения или агрессии, что просто никак не сходилось с его характером.
– Он молчит? Почему он перестал лаять? Что ты сделал с моей собакой?! – испуганно воскликнула я, когда маленькое мохнатое Исчадие Ада легло рядом. Чихуахуа спокойно отреагировал на Малюкова, но, заметив брюнета, начало истошно лаять. – Веня, тихо!
– Дай его сюда, – попросил рыжий, сев на диван в нескольких сантиметрах от меня. Затем взял питомца, который в его объятиях мгновенно затих, и довольно улыбнулся. – Я ему, похоже, понравился.
– Это удивительно! – честно призналась я. – Он лает на любого незнакомца! Иногда, даже на родственников, – шокировано объяснила я, поглаживая животное за ушком.
– Я польщён, а теперь вытяни сюда свою ногу, – попросил рыжий и похлопал себя по коленям.
Тяжело вздохнув, кладу на него свою правую лодыжку. Конечность обожгло спазмом из-за неаккуратного движения,
Несколько минут Виталик нажимает в разные места, вызывая всё новые вспышки боли, пока я, наконец, не ударила его. Только после этого в меня кинули маленькой декоративной подушкой и начали бинтовать. Не успел Малюков сделать нескольких мотков, Лаврентьев сказал:
– Неправильно бинтуешь. Всю кровь ей остановишь, – упрекнул брюнет, подойдя к дивану. – Нельзя под таким большим углом. Ходить неудобно, – продолжил Егор и попытался забрать у рыжеволосого полоску тянущейся ткани.
– Правильно я всё делаю, не лезь, – невозмутимо осадил его друг. – Нам всегда так тренер фиксирует. Поверь мне, за восемь лет в баскетболе я умудрился растянуть все свои конечности.
– Я тоже в баскетболе много чего ломал и подворачивал, так что не тебе меня учить, – нагло заявил темноволосый и опять потянулся за бинтом.
Тяжело вздыхаю, следя за этим «представлением». Кажется, и Виталику не удалось найти хоть какой-то подход к тяжёлому характеру Лаврентьева.
У меня уже спина затекла так сидеть, пока они тут травмами меряются.
– Так я и не учу. Я помогаю подруге, чего ты лезешь? – с вызовом спросил Малюков и, аккуратно убрав с себя мою ногу, встал.
Превосходство в росте было явно на его стороне. Макушка рыжеволосого возвышалась над брюнетом почти на десять сантиметров. Жираф!
– Ты ей всё кровообращение остановишь. Научись сначала правильно делать, а потом помогай, – рявкнул Егор, расправив плечи.
Жест получился больше смехотворным, чем угрожающим. Заметив это, Виталик усмехнулся, всем своим видом показывая, что он не видит в собеседнике соперника.
– Вот ты мне объясни: чего ты лезешь, куда не просят? – наконец, разорвал молчание Малюков. – Она тебе кто? Подруга? Девушка? Может быть, Ника тебя попросила помочь? – выделив интонацией местоимение, насмехался рыжий.
Лаврентьев замолчал, а друг детства воспринял это как победу, поэтому сразу вернулся к обработке моих последствий тренировки. Несколько умелых движений в полной тишине, и на щиколотке лежит плотный слой ткани, поддерживающий растянутые мышцы.
– Попробуй повернуть в стороны стопу, – попросил Виталик, и я повиновалась. Сустав словно огнём обожгло, заставив тихо вскрикнуть. – Ясно. Попробуй наступить, – продолжил «тестирование» парень и помог мне подняться. Он встал напротив дивана и, подняв меня за руки, терпеливо ждал моих действий. Стоять было очень больно, поэтому, когда я пытаюсь сделать хотя бы маленький шаг, мне не удалось удержать равновесие, из-за чего я упала прямо в руки друга. – Поздравляю, Камбарова! Теперь ты точно не сможешь тренироваться.
– Не преувеличивай! – отмахнулась я, вернувшись в вертикальное положение. – Отлежусь денёк, и всё будет нормально, а сейчас, блудный сын, неси меня к сладостям! – вскинув кулак над головой, громко крикнула я, вызвав на лице парня усмешку.
Спустя секунду меня уже закинули на плечо, головой вниз, и понесли в сторону кухни. Лаврентьев, увидев эту картину, еле сдержался, чтобы не сострить. Показываю ему язык, продолжая издеваться. Выражение его лица того стоило.
– Я принёс вашу танцовщицу и за это требую чашку чая, – торжественно объявил рыжеволосый, аккуратно посадив меня на высокий стул.
Затем устроился рядом и переключил своё внимание на пончики в большой десертной миске. Егор лишь презрительно фыркнул и ушёл к сестре, на противоположную сторону стола, не забыв показательно задеть меня локтем.
– Виталик, ты прямо не изменился! Что внешне, что в характере, что в привычках, – с улыбкой заметила мама.
Если меня когда-то спросят, что такое любовь, то я незамедлительно опишу им взгляд Малюкова на еду, потому что это самые крепкие и искренние отношения из всех, которые я видела.
В любом случае, рыжеволосый стеснялся, поэтому не взял ничего, кроме чашки зелёного чая. Я как хорошая подруга, быстро взяла с подноса два больших шоколадных кекса, один из которых незаметно передала парню. Благодарный взгляд – лучший показатель ценности любых поступков.
Вечер прошёл относительно спокойно, потому что мы в основном молчали. Диалог вели только мамы, обсуждая учёбу, выпечку, слишком дорогие ВУЗы и неизвестных мне родственников. Изредка, Лиза умудрялась поддерживать разговор и даже поделилась несколькими секретными приёмами для приготовления пышного теста, которые использует в кофейне. Мне кажется, моя мама сочла блондинку полезным знатоком в кулинарии и поэтому не постесняется ей звонить или приглашать в гости в будущем (что, в принципе, не могло не радовать).
От скуки я с Виталиком успела несколько поиграть в «камень-ножницы-бумага» под столом. Когда наши лбы начали болеть от чересчур частых «щелбанов», мы сошлись на мнении, что пора прекращать.
Из-за слишком высокого стула начала болеть лодыжка, поэтому к концу вечера я не могла уже это терпеть, что, вероятно, отразилось на моём лице. С детства не умела скрывать эмоции.
– Тебе надо лечь, – на ухо прошептал Малюков, заметив моё состояние. Затем обернулся к мамам и быстро извинился за вынужденный уход. – Пойдём.
Рыжий поднялся на ноги и помог встать мне. Держась за чужое плечо, мы медленно вышли из кухни и оказались в коридоре, напротив длинной лестницы, ведущей на второй этаж.
– Я инвалид, поэтому неси, – нагло заявила я, боясь даже в мыслях представить, как буду лезть по ней сама.
Глаза собеседника вспыхнули искорками веселья, которые я запомнила ещё в глубоком детстве.
– Ты обалдела, – осадил он меня. – Я не понесу тебя.
– А за «косолапого мишку»? – с улыбкой спросила я, зная дальнейший ответ.
За наши любимые конфеты парень был готов хоть до Луны слетать, поэтому мне осталось надеяться, что ничего не изменилось.
– Ты серьёзно думаешь, что я в свои семнадцать с лишним лет куплюсь на это? – раздражённо вздохнул он и выдержал трагическую паузу. На секунду мне показалось, что этот трюк действительно не сработает. – Конечно, куплюсь, малявка!
Под мой громкий смех баскетболист поднял меня на руки и быстро пронёс через все ступеньки. Кое-как открыв дверь в мою комнату, друг аккуратно положил меня на кровать и встал напротив, выжидающе следя за моими действиями. Прекрасно зная, чего он ждёт, глупо улыбаюсь и развожу руками.
– Камбарова, где конфеты? – немного настороженно спросил он, боясь услышать ответ.
– Какие конфеты? – тоном «а-ля, я дурочка» уточнила я.
Было до ужаса смешно наблюдать за его реакцией: густые брови взметнулись вверх, глаза расширились от шока, а нижняя губа обиженно затряслась, выдавая в этом высоком спортсмене маленького мальчишку, с которым мы играли на переменах, в начальной школе.
– Ты серьёзно?! – возмущённо крикнул рыжий, скрестив руки на груди.
– Не ори, истеричка, – попросила я и устало развалилась на мягких подушках. – В шкафу на верхней полке.
Глава двадцать седьмая
Суббота
Знаете, непредвиденный больничный очень украшает жизнь.