– Пожалуйста. Могла сказать это и тогда, а не ждать подходящий момент в течение пяти лет.
Колючие и недружелюбные слова прокатываются морозом по коже, я растерянно ёжусь и опускаю глаза, рассматривая носы своих кед и кроссовок Дроздова. На первом курсе я была не очень приятной девицей. Корона на голове мешала, ведь в школе и детском саду я была местной «звездой», любимицей учителей, душой компании и объектом желания многих мальчиков. Посиделки у разбитого корыта – в лице Жени Куликова – хорошо спустили обратно на землю.
– Прости, – бормочу сдавленно и как-то скрипуче.
– Лена…
– Так, все доели? – врывается в нашу беседу громкий и хорошо поставленный голос папы. – Можно и по домам.
Я успела забыть о том, что мы с Ромой сейчас не одни, а рядом всё ещё находится его притихший младший брат и мой отец, и это не наше свидание, где мы делимся тёплыми воспоминаниями о прошлом. Совместных сцен в памяти с Дроздовым у меня всего несколько, и они не все хороши. Стоит только вспомнить наше свидание, за которое мне теперь перед ним особенно стыдно.
– Да. Я больше не хочу. Пойду в машину, – говорю я.
Стряхнув с рук остатки соли от картошки фри, тщательно вытираю пальцы под давящее молчание окружающих. Выбросив салфетку в бумажный пакет, я забираюсь обратно в прохладный салон автомобиля.
Лекс и папа собирают с капота последствия пира и вдвоём решают прогуляться до ближайшей мусорки. Дроздов, постояв немного у соседней двери, рывком открывает её и падает рядом на заднее сиденье.
Молчит.
Давяще так молчит, не как несколькими часами ранее в участке, когда от его молчания веяло уютом, спокойствием и защитой.
– Я была невыносима, да? – решаю первой нарушить тишину, изучая обивку подголовника на кресле спереди.
– Молода, глупа и очень красива, – не задумываясь отвечает Рома, и я так резко поворачиваюсь к нему, что простреливает затылок. – Что?
– Ты только что назвал меня глупой малолетней блондинкой!
В полумраке авто его глаза мерцают и переливаются влажным блеском. Папа и Лекс ушли выкидывать мусор, видимо, на луну, за что я им очень признательна. Мне нравится оставаться с Ромой наедине. Даже если в моменты уединения мы начинаем ругаться, вот как сейчас.
Дроздов вдруг улыбается. Широко так, по-настоящему. Протягивает руку и щёлкает меня по носу, как уже делал несколько раз.
– А ещё я сказал, что ты красивая. Это ты не услышала?
– Спасибо, – отвечаю благосклонно и, перестав жаться к своей двери, сажусь чуточку более расслабленно. – Не хочу, чтобы ты на меня злился за прошлое.
Рома считает меня красивой. Интересно, это распространяется и на сейчас? Когда я не накрашена, с растрёпанным хвостиком и в растянутой пижамной майке, которая выглядывает из выреза толстовки.
– Пожалуйста. Я и не злюсь за прошлое. А теперь, когда мы всё выяснили, скажи мне, Лена Канарейкина, кто будет оплачивать нашу липовую свадьбу, о которой раструбил твой отец?
7 Глава
– …потом мы завезли их домой, папа настоял, думаю, он хотел посмотреть, где они живут. Еле уговорила его в гости не напрашиваться, от него так просто не отделаешься, сама знаешь. Утром я Дроздову написала сообщение, но он мне так и не ответил, – рассказываю Алле, в конце предложения получается уже не очень внятно, потому что я пытаюсь подавить очередной зевок.
Домой мы с папой вернулись под утро. Он бы ещё рад был покататься на машине и потравить мне рабочие байки, некоторые совсем новые, некоторые я уже слышала несчётное количество раз. Однако всё, о чём я мечтала после ночных приключений, – это встретиться с подушкой.
С рожка мороженого, оставленного мне на сохранение Зоей, капает сладкая липкая жижа. Я несколько секунд глупо смотрю, как она пачкает мою сумку и сандалии. Сонный мозг совсем не функционирует, потому что поспать мне сегодня удалось всего два часа. Потом дочь проснулась и потребовала к себе повышенного внимания и расчесать гривы всем семи её пони.
Выбросив рожок в ближайшую урну, принимаюсь шарить в сумке в поисках влажных салфеток.
– Держи. – Приходит на помощь подруга, протягивая новую пачку. – Вот это ночь! А ты говорила, скучно живешь! Блокбастер ведь!
– Ага, улицы разбитых фонарей называется.
– Точно… надо было снять видео из участка и залить в сеть! В ТикТок, например! – воодушевлённо произносит Алла, мечтательно хлопая глазами. – Знаешь, некоторые блогеры так неплохо зарабатывают. Разбор косметики, который я снимала от скуки, залетел на полмиллиона просмотров!
– А то я смотрю, ты озолотилась уже, – ворчу, оттирая розовые пятна с замшевых ремешков на сандалиях.
– Я давно тебе говорю, надо Зойку снимать, будешь грести бабло лопатой! И никакой Дубай не нужен. Чудо ведь, а не ребёнок! Буквально создана для камеры малышка. Если бы во времена, когда Алиса была меленькая, были популярны такие видео с детишками, я бы заспамила всю свою ленту.
Замолчав, мы одновременно засматриваемся на моё «чудо», которое выгуливаем в парке на детской площадке около торгового центра. Скоро Алле должны привезти её племянницу, и мы все вместе собираемся посетить детский центр, расположенный на верхнем этаже ТЦ «Армада». После этого я очень надеюсь, что мою неугомонную юлу сморит трёхчасовой дневной сон, а я смогу немного подредактировать диплом и сдать один заказ на визитки.
– Ты знала, что у Дроздова есть младший брат? – спрашиваю у подруги, неотрывно следя за тем, как дочь с визгом слетает с горки.
Ей всё равно, что на неё сегодня надели новое чистое платье, белые носочки и розовые сандалии с клубничками, ведёт она себя как истинная оторва. Бегает за мальчишками постарше, отбирает у них пистолеты и фигурки динозавров. Про своих любимых пони даже забыла, отдав их на растерзание девочкам в песочнице. Главное, не забыть их здесь, а то дома будет скандал.
– Конечно. Такой красавчик, не по годам развит, не то что его старший брат на первом курсе, да? Такое тело…
– Ну я бы не сказала, – отвечаю уклончиво, мне не хочется опять обсуждать гадкого утёнка Дроздова. – Откуда ты знаешь про его тело?
– Великая сила социальных сетей! Люблю я поглазеть на красивых парней.
– Ему шестнадцать, – напоминаю.
– Подумаешь, я замуж за него не собираюсь. Просто я визуальный эстет.
Переглянувшись, мы с Аллой в унисон смеёмся. У меня выступают слёзы на глазах и начинает сводить пресс.
– Мама-мама, смотри, как я могу! – кричит Зоя, обращая наше внимание на себя.
– Господи! – ахает Алла.
Зоя как мартышка повисла на самом высоком турнике и теперь болтает ногами, хохоча и считывая мою реакцию. Хватаюсь за сердце и, резко вскочив на ноги, бегу спасать мелкую проказницу, которую уже страхует чужая сердобольная мама.
– Она у вас такая ловкая. Глаз да глаз нужен, – говорит женщина.
– Да, я знаю. Спасибо, что присмотрели, – произношу я, снимая Зою.
Малышка сразу обвивает руками мою шею, ножками – талию, тыкается носом в щёку, как котёночек прося ласки. Отвожу светлые растрёпанные волосы с её порозовевшего на солнце личика и целую в липкую от мороженого щёку.
– Дети – это чудо, – фыркаю, присаживаясь на скамью рядом с Аллой. – Дай ещё салфеток, а то у меня ребёнок со вкусом пломбира.
– А где моя морженка, мам? – пытаясь увернуться от моей салфетки, произносит Зоя.
Почему так происходит каждый раз, когда я решаюсь наконец выбросить старую поломанную игрушку или кусок недоеденного яблока, который пролежал на столе несколько часов подряд? Обязательно кто-то маленький и очень смышлёный вспоминает о пропаже.
– Съела тетя Алла, – мастерски перевожу стрелки.
Зоя надувает губы и картинно сводит бровки на переносице, строго смотря на Аллу.