Прости за мою любовь

– Ты все еще в больнице? Может, нужно чего? – говорит Кирилл. – Ты только скажи, я завезу.

– Не… не-е-ет. Меня только что отпустили домой, – и я уже жалею об этом, – вот подъезжаем. Меня мама забрала.

– И мама предупреждает: кто бы это ни был, кладите трубку. Ей нельзя пользовать телефоном! Пара дней покоя. Дашка моя никуда не денется. Потом звоните, сколько хотите, все потом.

Мама так громко вклинивается в наш разговор, что я подпрыгиваю и в ужасе округляю глаза.

Ну, ма-а-ам. Стыдно – капец.

Кирилл тихо смеется в трубку, пока я сгораю со стыда. По лицу ползет жар, окрашивая меня в красные пятна. Как хорошо, что он меня не видит. Почему, когда дело касается Кирилла, со мной происходит что-нибудь такое!

– Я потом тебе наберу, Даш. Выздоравливай.

– Ага. Пока.

Выключаю телефон. Сижу, некоторое время смотрю на потухший экран и смакую в голове его последние слова. Он опять обещал позвонить. И я опять буду ждать.

– Кто это был? – интересуется мама, поддерживая меня под локоть, ведет к подъезду.

Не то чтобы я такая слабая, но в обморок все равно упасть не хочется. Меня все еще слегка мутит, хочется спать, а на губах играет самая идиотская улыбка. Я совершенно не могу ее скрыть.

– Антон, – не моргнув глазом вру.

– Ну да, конечно. Думаешь, я не различу, когда ты говоришь с Зеленским, а когда с Морозовым?

– Мам, не начинай.

Морщу нос, и совсем не от запахов, наполняющих наш лифт, а они всегда не очень приятно щекочут ноздри.

– Он сам позвонил. Не порть мне настроение. Я сейчас такая счастливая.

– Это просто звонок, милая. Не придумывай себе лишнего.

Дома падаю на кровать, разглядывая идеально белый потолок над головой. Телефона меня насильно лишили, а так бы я легла с ним спать в ожидании хотя бы еще одной смс от Кирилла. Мама права. Не стоит придумывать то, что, скорее всего, никогда не произойдет. За долгие годы я научилась не питать ложных иллюзий и осаживать свои самые смелые мечты. Но почему-то именно сегодня хочется отказать себе в этом правиле и провалиться в них с головой.

Неделю я веду довольно вялый образ жизнь. Много сплю, ем, лежу на кровати. Общаюсь с мамой, когда уже чувствую себя почти нормально, но мне все еще не разрешено пользоваться ни компьютером, ни телефоном, но уже несложно передвигаться по дому в вертикальном положении. Мы начинаем разбирать имущество, которое хранится в шкафах. Тогда я понимаю: переезд неизбежен. Несмотря на то, что не хожу сейчас на немецкий, не занимаюсь по скайпу английским, мы все равно переедем в Германию. Мама уволится с работы, я брошу университет, мы разберем шкафы и законсервируем квартиру на неопределенный срок. Уедем. Не в соседний город, не в деревню, где когда-то жили мои бабушка и дедушка, и не в отпуск, из которого обязательно вернешься через неделю-другую. Мы уедем с мыслью о том, что, возможно, не вернемся в этот дом никогда.

От этих мыслей мне не по себе. Внутренний голос кричит, что нужно оставаться, только я не понимаю зачем. Если здраво посмотреть на ситуацию со стороны, то меня здесь ничего не держит. Переезд – отличный шанс начать новую жизнь, в новой стране, с новыми людьми. Где никто не знает меня, где никого не знаю я. Судьба предоставляет чистый белый лист, где только мне решать, что захочу туда вписать.

Мешки с ненужными вещами растут в прихожей, как грибы. Что-то мы выбрасываем, что-то мама договорилась отдать соседям, а что-то приедет и заберет отец для моих сестер.

Хмурюсь, разглядывая желтый, плотной вязки свитер. Я его носила еще в школе, в классе девятом, но он почему-то до сих пор лежит у меня на полке. Рука никак не поднимается отправить его в пакет на помойку. Он яркий, приятный на ощупь и такой пропитанный воспоминаниями о школьных днях нескладной девочки, влюбленной в старшеклассника. Недалеко я ушла от той себя, а ведь времени прошло уже прилично.

Со вздохом откладываю свитер на кровать и присаживаюсь рядом. Во многих моих вещах прослеживается Кирилл. Вот эту юбку с небольшим разрезом сзади я покупала, чтобы он заметил меня на школьной дискотеке, а вот в этой футболке с выцветшим Микки Маусом мы вместе гуляли в парке недалеко от дома в мои шестнадцать. Не всегда я была на нем настолько помешана, что его это напрягало, но в какой-то момент все-таки отпугнуло. Какому парню понравится ходящая за ним по пятам малолетняя фанатка, тем более Кирилл далеко не рок-звезда, у которых это в порядке вещей.

Он больше мне не звонил. Украдкой вечерами я проверяла телефон перед тем, как убрать его на место в ящик стола. Отвечала бегло на сообщения Маши и Антона. Заверяла, что у меня все в порядке и носить пакеты апельсинов необязательно. От Морозова не было ничего. От Маши я знала, что в университете и профкоме вовсю идет подготовка к выездному лагерю. Прошел концерт талантов для первокурсников, и списки участников на выезд уже почти укомплектованы. Кирилл, можно сказать, один этим всем плотно занимался, я выпала из строя и все еще не знаю, удастся ли поехать. Мама категорически против. Олег в Германии поддерживает ее по всем фронтам, дважды присылал к нам домой своего приятеля-врача с прежнего места работы, проверить мое состояние.

У меня все нормально, но никто не верит.

Беру телефон и рассеянно пишу Маше, не желает ли она мне помочь разобрать вещи. Я бы отдала ей кое-что из одежды, книг и косметики с большим сроком годности.

Иванова: «Мама дала добро? Или меня не пустят на порог?»

Она пыталась меня проведать сразу после больницы, но мама была с ней, пожалуй, слишком резка. Встряска со спортзалом повлияла на маму слишком сильно, это ощущалось в усилившейся опеке. Хотелось сбежать в университет хотя бы на пару часов, вдохнуть немного свободы.

«Все нормально. Приходи».

Иванова: «Ура! Я тогда возьму Антона?»

Зеленского тоже не допустили до моего тела, поэтому пишу «Бери» и иду предупредить маму о неожиданных для нее гостях. Сегодня суббота, она как раз дома, именно поэтому разбор вещей у нас именно сегодня. Через пару дней мама должна улететь в Германию к Олегу. Посмотреть, как он устроился, оценить квартиру, в которой нам придется жить, и город. Подумать насчет моего обучения и просто побыть с мужем после долгой разлуки. На время ее отсутствия я, скорее всего, перееду к отцу. В принципе мне уже двадцать лет, и я могла две недели пожить одна, но отец тяжело переваривает информацию о Германии, и мне захотелось побыть с ним и сестрами перед отъездом. Мы видимся пару раз в месяц на выходных, но вот чтобы жить вместе какой-то, хоть и небольшой отрезок времени, будем все вместе впервые. С его новой женой никогда не возникало проблем, подругами мы с ней не стали, но также раз в месяц можем созвониться со стандартным набором вопросов «как дела?».

– Мам, к нам сейчас Машка зайдет, – говорю, входя в спальню родителей, где мама, так же, как и я, парой минут ранее, сидит и скептически рассматривает предметы своего гардероба.

– И как я могла это носить? – морщит нос и откидывает этническую длинную юбку в сторону. – Что ты сказала?

– Маша придет, – выдерживаю паузу и добавляю: – И, возможно, Антон.

– Как себя чувствуешь?

Закатываю глаза.

– Все нормально, меня уже выписали.

– Выписать выписали, а предписания о покое оставили. Ладно, мне все равно нужно отъехать в город. В холодильнике можете ничего не искать. Закажи пиццу. И сразу предупреди Иванову и Зеленского: два часа – это максимум, который они тут проведут. Иначе…

– Иначе что? – улыбаюсь, глядя на маму. – Антон выше тебя на две головы, если что. Нам уже не десять лет.

– Десять, двадцать, тридцать.… Даже когда у меня внуки пойдут, для меня ты навсегда останешься ребенком. Люблю тебя.

Мама дарит мне поцелуй в щеку и скрывается за дверьми ванной, оставляя после себя в спальне такой «порядок», как будто тут пролетело маленькое торнадо.

20 Глава

– Я тебе сейчас такое расскажу! Обалдеешь! – с порога начинает Машка. На ходу выпрыгивает из черных ботфортов, отдает свое пальто ошалевшему Антону и виляющей походкой идет прямиком на кухню. Чувствует себя как дома.

– Ого. Пицца! Я зверски голодная.

– Дома не кормят? – скептически выгибаю бровь.

Маша этого не видит, судя по звукам, открывает коробки с пиццей. Забираю вещи у Антона, вещаю на крючок Машино пальто и кожаную куртку Зеленского.

– Как дела? – спрашиваю у парня.

Его волосы собраны в небрежный пучок на макушке, на ногах тяжелые рыжие ботинки, которые он нагнулся расшнуровать. Из пучка призывно торчат выбившиеся пряди, и я не удерживаюсь, дергаю за одну.

Антон шипит и щиплет меня за бедро.

– У меня все супер. А ты как?