Прости за мою любовь

– Как твоя голова?

– Нормально.

– Тебя выписали?

– Да.

– Значит, скоро увидимся?

– Что? – широко распахиваю глаза. Он зовет меня встретится?

– В универ, говорю, придешь? У меня связь такая плохая, ты чего постоянно переспрашиваешь?

Сейчас я бы хотела, чтобы связь была просто отвратительной и вызов сам собой сбросился. С чего я вообще решила, что Морозов захочет со мной встретиться? Я опять сама себе придумываю ситуацию, на что-то надеюсь и опять падаю на землю, когда суровая реальность сбрасывает меня с моих же розовых облаков.

– Я вообще чего звоню-то, – между тем продолжает Морозов, не дождавшись ответа на свой вопрос. Видимо, ему надоело мое молчание. – Насчет лагеря надо решить. Я вожатым быть не собирался, для меня это все ново. А ты, говорят, уже имеешь такой опыт. Поэтому предлагаю тебя либо меня посвятить чуть-чуть в наши планы, либо взвалю сейчас все вопросы на твои плечи, а сам буду заниматься чисто организацией.

– Ну уж нет! – громко возмущаюсь, даже сажусь вертикально на кровати. – Ты хочешь отдать мне двенадцать детей на четыре дня, а сам отсиживаться в домике администрации?

– Отличный план!

– Отстойный план.

Какое-то время мы наперебой спорим о лучшем воспитании «наших детей». Затем молчим, каждый переваривает полученную информацию. Я накидываю идеи для вечерних интерактивных мероприятий, первого знакомства с подопечными детьми. К вечеру обычно и «дети», и вожатые выжаты как лимоны дневными активностями. И многих хватает только на то, чтобы поесть, одеться и спуститься вяло подергать конечностями на традиционной дискотеке. Но всегда нужно что-то дать своим в отряде для сплочения. Иногда первокурсники дружат после этого лагеря своим отрядом до выпуска и дальше. Перемешиваются разные люди, только что встретившие впервые, ведь многие в отряде не с одного факультета. Все группы выделяют по два-три своих первокурсника, и мы забираем их в лагерь. Перемешиваем и комплектуем отряды. Возможно, они бы даже нигде больше не столкнулись друг с другом, кроме как в этом лагере или, например, в столовой университета. В универе несколько корпусов, и пара находится в других районах города. Этот лагерь не просто очередная прихоть нашего студенческого профкома, это возможность для первокурсников завязать нужные знакомства и связи для дальнейшего обучения и будущего.

Мы с Морозовым прощаемся спустя полтора часа беспрерывного разговора. Как раз, когда домой возвращается мама. Договариваемся встретиться в понедельник после пар в столовой и пройтись по плану организации.

Видимо, вопрос с тем, еду я в лагерь или нет, решился сам собой в положительную сторону. Я еду. У нас с Кириллом будут общие дети, пусть им всем по восемнадцать, путь их двенадцать штук, пусть всего это на четыре дня. Но это отличный шанс показать Морозову, что я могу находиться рядом с ним и вести себя адекватно.

22 Глава

Сентябрь выдался хмурым, обещанного бабьего лета никто не увидел. В парке с деревьев слетали листья, оголяя ветки, застилая дорожки золотистым ковром.

Я бреду воскресным утром по парковой аллее и носком черных ботинок поддеваю опавшие листья. Больничный подошел к концу. Прогулка на свежем воздухе для меня в радость после нахождения в четырех стенах. Поэтому первым делом после быстрого завтрака я придумываю себе причину сбежать из дома. Закрыть абонемент в бассейн вполне весомый повод.

Беру в ближайшей кофейне кофе на вынос и наслаждаюсь спонтанной прогулкой. Голубое здание бассейна располагается у самого университета. Я выбираю для себя дальнюю дорогу и собираюсь пересечь весь парк, чтобы добраться до своей цели. Навстречу мне попадаются бегуны, хозяева собак и просто люди, спешащие по своим делам.

Взбежав по ступенькам к стеклянным дверям спортивного комплекса я ненадолго задерживаюсь на входе, отправляя бумажный стаканчик в урну.

– Даша?

Утреннюю тишину, сдобренную моим умиротворением, нарушают. Я вздрагиваю. Не думала, что могу встретить знакомых здесь так рано, особенно утром в воскресенье.

– Ты что здесь делаешь? – звучит до боли знакомый голос, который еще вчера излучал в телефонной трубке добродушие, а сейчас режет металлом.

Я спешно оборачиваюсь, округлив глаза. Морозов стоит на верхней ступеньке крыльца. Подозрительно сощурив глаза, сверлит меня тяжелым взглядом. В одной руке держит точно такой же стакан, от которого я избавилась минутой ранее, вторую засунул в карман серой ветровки. Одет в черные джины, черные кроссовки, край черной кофты торчит в вырезе ветровки. Он явно вышел не на пробежку. Бассейн он посещал в другое время. Я это знала. Наше расписание отличалось.

– Привет, – пищу я.

– Привет. Ты не ответила на вопрос. Что ты здесь делаешь, Даша?

В ужасе на него смотрю. Смысл ситуации доходит до меня медленно. Ведь в том, что я пришла в бассейн утром в воскресенье, нет никакого преступления. Казалось, это так. Но в нашей ситуации все выглядело немного по-другому, и когда я поняла, как все смотрится с его стороны, быстро выпаливаю:

– Это не то, что ты думаешь!

Клише, конечно. Мы оказались в одном месте в одно время по чистой случайности. Я за ним больше не слежу, я так больше не делаю. Долгие месяцы пытаюсь жить нормально, и у меня это выходит. А тут получается, вчера мы мило побеседовали, перебрасываясь шутками и планами на лагерь, а уже сейчас я стою на крыльце бассейна в то же время, что и он.

Морозов криво усмехается на мое замечание и медленно отпивает из стаканчика.

– Кирилл, это правда не так, как раньше.

Я сокращаю разделяющее нас расстояние и останавливаюсь прямо перед ним. Мне важно заглянуть ему в глаза и не увидеть там разочарования. Он смотрит на меня снисходительно, от прежнего дружелюбия, которое проскользнуло между нами вчера, не осталось и следа. Не доверяет. Осторожничает. Думает, не подпустил ли он меня опять слишком близко. Нужно разрушить этот стоявший между нами барьер. Я сама его построила. Возвела Кирилла в культ и преклонялась перед ним своей любовью. За годы борьбы с собственными чувствами стала сильнее и научилась их скрывать. Сейчас мне не за что краснеть.

– Прости, я понимаю, как это выглядит. Ты в праве мне не верить. Но я ни о чем таком не думала. В смысле… блин… – Слова подбирались тяжело. Сердце отчаянно билось о ребра, а разум говорил не сдаваться. Приказала им заткнуться. – Все в прошлом. Ты можешь быть спокоен. Я не буду тебя больше доставать. Я вообще скоро уеду. Давай просто попытаемся общаться как раньше. До всего этого, – неопределенно взмахиваю руками, – как друзья.

– Как друзья? – прищуривается Кирилл.

Это все, что он услышал? Я нервно переступаю с ноги на ногу. Да уж. Какие из нас могут быть друзья…

– Да, – киваю, как болванчик.

Дует ветер, подхватывает мои распущенные волосы и бросает мне в лицо. На секунду я зажмуриваюсь. А когда открываю глаза, замечаю, как Морозов поднимает руку, как будто хочет отвести спутанные пряди, но спустя секунду быстро опускает. Наверное, показалось.

– Ладно, подруга. Тогда расскажи, какими судьбами тут оказалась. Любишь поплавать с утра пораньше?

Кирилл мягко улыбается, больше раздраженным он не выглядит, не уверена, что он поверил, но я попыталась. Слова это одно, нужно доказать делом. Он подносит стаканчик к губам, я улавливаю тонкий запах кофе и перевожу дух. Мы стоим очень близко. Вторгаемся в зону комфорта друг друга. Но, кажется, его это не сильно волнует, поэтому я остаюсь на месте. Тоже несмело улыбаюсь. Перехватываю развевающиеся на ветру волосы и перетягиваю их резинкой, которая всегда при мне, на запястье правой руки.

– Плавать я люблю. Особенно утром. Но сейчас я здесь по другой причине. Хочу закрыть абонемент.

– Зачем? Если любишь плавать.

– Я на больничном была. Пока физические нагрузки не рекомендуют, а потом уеду.

– Куда?

– В Германию. Помнишь моего отчима? Он там сейчас работает. Поедем с мамой к нему.

Мы одновременно с Кириллом шагаем в сторону входа в спортивный комплекс. Надоело мерзнуть, порывы ветра усиливаются. Морозов придерживает тяжелые стеклянные двери, пропуская меня первую внутрь.

– Я был в Берлине и Мюнхене в составе туристической группы. Родители подарили тур на окончание школы. Мне там понравилось. Атмосферно. Вы на новогодние праздники поедете?

Я помню эту поездку Кирилла. Он тогда завел инстаграм и выкладывал фотографии, как девчонка. Слишком часто, по двадцать штук за день. Он тогда привез брелок из Парижа с изображением Эйфелевой башни, который до сих пор болтается на моих ключах от дома. Я надеюсь, он никогда его не увидит, а если и увидит, не узнает. Четыре года прошло, а я до сих пор сжимаю в кармане напоминание о нем.

– Да, на новогодние. – Не знаю, зачем вру. Но сказать о том, что, скорее всего, уеду, минимум на год язык не поворачивается. – А ты пришел поплавать?

– Я так рано с кровати встать не могу, не то что куда-то плыть, – смеется Морозов, – я здесь с сестрой. У нее секция по плаванью. Кто придумал их делать в такую рань? Издевательство над детьми и их родителями.

Неопределенно пожимаю плечами и тоже смеюсь. Вот такое общение с Кириллом мне очень нравится. Вот этого мне не хватало последние два года. Я даже готова забыть о своих чувствах и правда стать ему опять подругой, лишь бы быть рядом. Смотреть, как он смеется, пьет кофе и лохматит свои непослушные волосы. Дотронуться нельзя, а смотреть никто не запретит. И знать, что он меня не ненавидит.