Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке

Его равнодушный взгляд плавает по залу, будто ищет хоть что-то, на чём можно было бы задержаться дольше секунды.

Он немного худощавый, с вытянутым торсом, длинными руками и ногами. Он мог бы показаться даже неуклюжим, но почему-то не кажется. Кроме того, на ощупь он весь очень твёрдый и тёплый, и у него идеальный пресс…

Неожиданной вспышкой перед глазами возникает этот самый торс, только голый, а ещё татушка в виде символа бесконечности у него под сердцем!

Раньше её не было…

Вот чёрт!

От шока открываю рот, потому что вслед за этой картинкой прицепом тащится другая. Та, где… где мои губы целуют это самое место. Язык пробует его кожу на вкус и спускается ниже, к резинке серых боксеров, а потом… всё обрывается!

Нет, нет, нет!

Но почему?! Где в моем мозгу кнопка «воспроизведите далее»?!

Что ещё я вчера вытворяла?!

Мои щёки и уши загораются, глаза округляются. Прикрываю ладонью рот. Какой кошмар…

Голова Алекса плавно возвращается в положение «прямо», и глаза становятся цепкими, когда он застаёт меня с выражением идиотского первозданного шока на лице.

– Приве-е-е-ет! – слышу голос матери и заторможенно смотрю в камеру своего телефона.

После того, что я увидела в своей голове, мне хочется засунуть её в холодильник.

– Э-э-э… – бегаю глазами по пластиковым костям бронтозавра, пытаясь развидеть то, что предъявило моё подсознание. – Привет, мам… – выпаливаю на одном дыхании.

На ней белый пушистый халат, и она сидит на диване в гостиной нашего дома. За её спиной светится новогодняя елка. У нас гигантская разница во времени. Она выглядит так, будто только что вышла из душа и собирается лечь спать.

– Вы что, в музее? – удивляется, всматриваясь в картинку за моей спиной. – В музее? Серьёзно?

– А что такого? – дуюсь, хмуря брови.

– Да нет… кхм… ничего… – говорит мама в свой кулак. – А где Алекс?

– Здесь… – его уверенный собранный голос раздаётся прямо у меня над ухом. – Гуд морнинг.

– Гуд найт, – смеётся мама, присматриваясь к нам.

Вздрагиваю, когда его рука забирает у меня телефон и поднимает повыше, чтобы мы оба были в кадре. Вторая его рука ложится на мой живот, а его бёдра вплотную прижимаются к моим.

После увиденного в собственной памяти … я немного… на взводе, поэтому стараюсь отодвинуться подальше, но всё равно чувствую его так остро, что забываю открывать рот и что-нибудь говорить, поэтому Немцев делает это вместо меня. Болтает с моей семьёй, блеща хорошим настроением и остроумием. Распластав ладонь на моём животе и выписывая на нём круги большим пальцем.

Это… запрещённый приём.

Почему у него всегда всё так легко? Будто его в этой жизни ничто не в состоянии выбить из колеи. Он всегда собран. Всегда уверен в том, что и зачем делает. Меня восхищает эта его черта. Я бы хотела научиться жить так же.

– Хей-хей, как дела? – раздаётся голос папы «за кадром».

– Они в музее, – тактично замечает мама, глядя на него поверх своего телефона.

– Ясно, – бормочет отец, будто в этот момент окончательно потерял надежду.

– Привет, папочка, – повышаю я голос, чтобы до него докричаться.

Если и существуют способы напомнить мне о моём отличии от «нормальных» девушек, то это один из них. Пару недель назад папа намекнул на то, что у меня мало друзей, а когда я сказала, что предпочитаю его компанию любой другой, он опечалился. Но я считаю его почти самым умным человеком на Земле, так что было бы глупо менять его компанию на какую-то другую. Тем более если единственная достойная альтернатива живёт… на другом конце земного шара.

Это не меняет того, что я зануда.

Тоня, моя старшая сестра, занялась бы в Нью Йорке чем-нибудь более экстравагантным. Например, потащилась бы на выставку картин в стиле волосатой руки, торчащей из бамбукового стебля. Или отправилась на концерт какой-нибудь навороченной артхаусной группы.

– Как ты, Морковка? – интересуется папа, всё ещё не появляясь в кадре.

– Я, эм-м-м… круто! – отвечаю с утроенным энтузиазмом. Всё просто отлично, если не считать того, что вчера я, кажется… чуть не изнасиловала сына его партнера по бизнесу! – Отлично… а как вы? Тоня дома?

– Задержка рейса. Ждём.

Моя сестра часто летает в Китай вместе с мужем. Он пытается развернуть там новый бизнес, а она не может без него прожить и пары дней. Думаю, скоро они переберутся туда основательно. Тоня и китайский – слабо представляю.

– Ба! – слышу капризный голос племянника. – Ну сделай бутерброд…

Роберту семь, и, насколько я знаю, в доме своих родителей он даже яичницу жарит самостоятельно, потому что его воспитывают по какой-то специальной методике, будто готовят в президенты.

– И мне… – узнаю голос Майи, моей пятилетней племянницы.

– Слав, – злится мама. – Ну сделай ты им эти бутерброды, я же разговариваю!

– Никита, накорми детей, – издав свист, велит он.

– Эта услуга оплачивается? – интересуется мой одиннадцатилетний брат.

– Да, – усмехается отец. – Подзатыльниками.

– Как это знакомо, – бормочет у меня над ухом Алекс.

Его губы каким-то образом оказались прямо у моего виска, а сама я почти лежу у него на груди и чувствую тёплое успокаивающее дыхание у себя на коже.

Почему с ним всегда так хорошо? Тепло и надёжно…

На секунду мои веки опускаются, а когда понимаю, что творю, дёргаюсь и выпутываюсь из его рук.

– Ладно… эм-м… я пошла смотреть рептилий… – тараторю, поправляя волосы.

– Отдыхайте, – целует камеру мама.

– Алекс, гляди за ней в оба! – Папа появляется в кадре на секунду и исчезает так быстро, что я разочарованно вздыхаю.

Мама закатывает глаза и отключается первой.