Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке

Резко развернувшись, прикрываю телесный пуш-ап свитером и вскрикиваю:

– Я голая!

– Ты в белье, – хмурится он, глядя на мои плечи. – Это не то же самое.

На мне трусы и лифчик.

Какого чёрта он так делает?

– Выйди! – с отчаянием требую я.

– Чего я там не видел? – продолжает Немцев рассматривать ту часть меня, где нет лица!

Его слова ударяют по моим нервам своей двусмысленностью.

Мы никогда раньше не водили двусмысленных разговоров. Он сказал так специально, чтобы меня смутить. И зачем? Ведь мы же договорились, что ничего не было.

– Алекс! – рычу, указывая пальцем на дверь. – Проваливай!

– Ч?рт… – бормочет, протягивая руку и бесцеремонно выхватывая у меня свитер.

– Отдай!

Но мой протест ничто в сравнении с выражением его лица – он улыбается как безнадёжный олигофрен в третьем поколении. Тупо пялясь на отпечатки своего рта, разбросанные повсюду на моей груди.

Медленно подняв глаза к моему лицу, поч?сывает затылок.

Резко отвернувшись, хватаю с умывальника другой свитер и натягиваю его на себя, но это меняет ситуацию ровно на ноль целых и одну сотую, потому что он еле прикрывает пупок, и я всё ещё в трусах, а Алекс вдруг оказывается за моей спиной. Поймав мой настороженный взгляд в зеркале, наклоняется и берёт меня в кольцо из своих рук. Открыв кран, подставляет ладони под струю горячей воды.

Я сглатываю и не могу пошевелиться. Колени вдруг становятся чертовски мягкими, потому что горячее дыхание Немцева щекочет мою шею. Он касается своей одеждой моих спины и бёдер. Я чувствую тепло его тела, мне хочется закрыть глаза, и в этот миг мозг услужливо подкидывает воспоминания…

Нет!

«Я верхом на нём. Сдираю с него футболку. Он поднимает руки, помогая, и набрасывается на мою грудь. Втягивает в рот сосок прямо через ткань кружевного лифчика, в котором я была вчера! Дёргает чашку вниз и набрасывается опять! Сначала на один сосок, потом на другой, пока я… как ненормальная прижимаю к себе его голову…»

Это кошмарное воспоминание теплом просачивается под кожу и собирается между ног тягучей болью…

Замерев как истукан, жду, пока он вымоет свои и без того чистые ладони и испарится к чертям, чтобы я… могла подумать о том, чем он, ч?рт его дери, думал, когда позволил мне на себя забраться! Он не выглядел жертвой… совсем не выглядел…

Закрыв кран, Алекс отстраняется и спокойно вытирает руки полотенцем. Так тщательно, будто искупал их во фритюрном масле.

– Алекс… – рычу с угрозой. – Кончай!

– Что мне делать? – клоунски выгибает он брови.

– Проваливай! – указываю пальцем на дверь.

– Где мне кончать? – паясничает. – Прямо здесь? – указывает руками на кафельный пол.

– Хватит! – Топаю я ногой, собираясь то ли реветь, то ли смеяться.

– Хочешь, чтобы я кончил сейчас? Или, может, сначала поедим?

– Дурак… – Схватив свою юбку, запускаю в него, чувствуя, как к горлу подкатывает дикий смех.

– Я обычно не кончаю до ужина… – Уворачивается и пятится к двери. – Но могу кончить перед завтраком…

– Алекс! – смеюсь, запрокинув голову.

– Можем кончить вместе…

– НИКОГДА! – визжу, швыряя в него полотенце.

Увернувшись, подходит к двери и разворачивается, будто без этого наговорил слишком мало!

– Тебе нужно быть поаккуратнее с пивом, – задирает вверх свою толстовку.

Моя челюсть падает вниз, а краска смущения заливает лицо цветом перезрелого помидора .

Его плоский, покрытый светлыми шелковистыми волосками живот выглядит так, будто его… обстреливали шарами для пейнтбола, но это был всего лишь навсего мой рот.

– Оденься потеплее, – говорит, лукаво улыбаясь и возвращая толстовку на место. – Мы пойдём пешком.

Глава 5

В воздухе кружат крупные снежные хлопья, добавляя повсюду магии. Этому рождественскому городу и этому подсвеченному с размахом вечеру. Через два дня сочельник, и я очень рада, что попала сюда именно в это праздничное время. Уже совсем скоро Кевин останется дома один, и я решаю внести пункт о просмотре этого фильма в список наших с этим невыносимым человеком дел.

Оглядываюсь по сторонам, беспричинно улыбаясь и забыв на этот вечер обо всех своих терзаниях и бедах.

У меня дух захватывает!

Кажется, мне здесь действительно нравится.

Навстречу идут два Санта-Клауса, переговариваясь на испанском.

Запрокинув голову, рассматриваю фасады из красного кирпича и выкрашенные в чёрный пожарные лестницы, которые опутали их от самой крыши. Настолько знакомые виды, будто я здесь всю жизнь прожила. Вс?-таки эта нация умеет спекулировать на каждом клочке своей собственности. Почему я не была здесь раньше? Кажется, потому, что мой отец терпеть не может перелёты длительностью более восьми часов. В самолёте он обычно становится капризным как ребенок, поэтому они с мамой уже лет семь проводят годовщину своей свадьбы в Дубае, лететь куда-то дальше Арабских Эмиратов он принципиально отказывается.

Это немного омрачает ситуацию, и моя беспечность на секунду притупляется.

Вчера в самолёте я нервничала и думала о том, что мне будет кошмарно сложно начать новую жизнь так далеко от дома и родителей, но как только я сошла с эскалатора и увидела…

Повернув голову, смотрю на точ?ный профиль Алекса.

У него на голове бейсболка с эмблемой «Нью-Йорк Янкиз» и капюшон толстовки. Выглядит он глубоко задумчивым.

С тех пор как я увидела его вчера, мне уже всё без разницы. Если он поблизости, я смогу ассимилироваться со скоростью света хоть в Ираке. Именно поэтому мне просто необходимо, чтобы всё стало как раньше! И я хочу, чтобы он тоже это понял и перестал на каждом шагу ставить мне палки в колеса. Неужели он не понимает, как легко можно всё разрушить нашими… сиюминутными прихотями. Да, ч?рт возьми, теперь я прекрасно знаю, что он тоже этого хотел.

Обрывки моих воспоминаний вихрем проносятся в голове, глаза опускаются на его губы. Я так и не вспомнила наш первый поцелуй, и это выводит меня из себя больше всего.