Алекс и Адель. Рождество в Нью-Йорке

Шумно вдохнув, тянет:

– М-м-м… ты пахнешь карамельками… с самого, мать его, детства…

– Ты не в себе… – говорю, борясь с комом в горле.

Даже пьяные, его руки для меня лучше любых на свете.

Чувствую его тело, не могу пошевелиться.

В следующий момент он снова падает на матрас, только на этот раз вместе со мной!

Успеваю лишь взвизгнуть и в тот же момент оказываюсь под ним. Его колено жёстко разводит мои ноги, бёдра втрамбовываются между моих, а рука сжимает запястья над головой.

– Алекс! – визжу, вертясь под ним.

– Привет, – тихо произносит Немцев, склоняя голову и потираясь своим носом о кончик моего.

Дыхание с примесью мяты касается моих губ.

– Не надо… пожалуйста… – шепчу я, закрывая глаза.

В ответ на этот жалобный плач мой лучший друг накрывает мои губы своими.

Глава 8

Его язык с жадным напором раскрывает мои губы и пробирается внутрь, а потом выманивает мой станцевать с ним пошлую сальсу. Я забываю о своём желании сопротивляться… Я вообще обо всём забываю! Даже дышать…

– М-м-м… – проходит сквозь меня стон Алекса, и я отвечаю собственным стоном, потому что не могу… не могу не ответить!

Мне всегда будет его мало… Где бы он ни был… Всегда будет мало…

Хочу его трогать…

Пытаюсь высвободить руки, но он не позволяет.

Его тело на моём тяжёлое, и это так потрясающе, что я поджимаю пальцы на ногах, пока его пальцы сильно, грубо и с варварской настойчивостью сжимают мои запястья. И вся эта неот?санная мужланская попытка подчинить взрывается внутри восторгом! Таким, от которого я издаю протяжный жалобный стон. И этот пьяный неандерталец реагирует мгновенно – безумным напором своего языка.

Боже… его язык…

Он не джентльмен! Алекс Немцев не джентльмен! А я никакая не леди, поэтому выгибаюсь и дрожу с головы до ног, когда он вжимается своим твёрдым пахом между моих ног один – а потом второй и третий – раз… Выпустив мою руку, сжимает ладонью моё бедро, продолжая толкаться в меня своей твёрдостью опять и опять, пока под веками у меня не начинают плясать фейерверки и я не впиваюсь пальцами в его плечо.

Я никогда не трогала мужскую эрекцию, а если и трогала, то помню это чертовски смутно! Но то, что я чувствую, обжигает с головы до ног, а ещё пугает. Моё тело реагирует как предатель. На его запах, его голодный поцелуй, на этот каменный бугор в его штанах.

Выпустив мои губы, Алекс делает шумный вдох, прижавшись носом к моей щеке.

– Я освежил твою память? – шепчет, водя по ней носом и рвано дыша.

– Слезь с меня… – шепчу, силясь сделать собственный вдох. – Пьяный идиот.

– А ты меня заставь, – бормочет этот дурак, водя носом уже по шее.

Чтобы его сдвинуть, мне потребуется суперсила!

– Ты серьёзно? – возмущаюсь, саданув ему в плечо свободной рукой. – Это твоё примитивное мужское эго проснулось?! – ?рзаю под ним, пытаясь увернуться от настырных тёплых губ, но кажется, делаю только хуже, потому что у него эрекция и она прямо у меня между ног!

Ч?рт!

Ч?рт!

Ч?рт!

– Твою ж… не вертись… – стонет, приподнимаясь на локте.

Его лицо искажено такой страдальческой гримасой, что я кусаю губу и выпаливаю:

– Убери от меня эту здоровенную штуку.

Он расплывается в нахальнейшей усмешке.

– Вчера ты ей очень обрадовалась. – Его рука снова сжимает моё бедро. – М-м-м… охереть как обрадовалась… рассказать как?

О нет…

Смотрю на него в панике, лепеча:

– Только попробуй…

– Ты так обрадовалась, что…

– Алекс! – Извиваюсь, прекрасно зная, что он собирается рассказать.

Обрывки моей памяти кружат в голове как цунами! Я помню… помню…

– Что, твою мать, каждый мой сантиметр языком пересчитала, – рычит, снова вколачивая в меня свои бёдра. – Ах да. Этого же не было. Ха-ха.

– Иди к своим… подружкам. Сколько их у тебя? Понедельник, вторник, среда… – ругаюсь, продолжая вырывать свои руки.

Алекс шумно дышит мне на ухо, и я вдруг слышу смешок!

Обессиленно выдыхаю, закрывая глаза.

– Очень смешно… – бросаю в сердцах. – Тебе бы только смеяться…

– А у нас что, конец грёбаного света? – злится, вскидывая голову и опаляя моё лицо взглядом зелёных глаз.

Увидев отчаяние на моём лице, он ругается сквозь зубы и, зло зыркнув, проговаривает:

– Ничего не было, Зануда, успокойся. Вообще ничего не было.