Рассказки

– К-ка-какие такие… т-твари?

– Дети! Тупица!

– Ах, дети… Они же спят спокойно…

Тут Глад по свирепому виду хозяина понял, что такое объяснение его не спасет.

– Это ты их выпустил, гадкий Глад?

– Я… мне…

– Молчать! Отвечай, а то я убью тебя. Ты с ними в сговоре?.

– Ну что ты, господин…

– Молчать! Ты должен был их стеречь. А ты что делал?

– Я и не…

– Молчать! Ты им помог бежать, пока я спал. Я тебя…

Гнус размахнулся. Глад зажмурился и пролепетал:

– Я глаз не сомкнул, я стерег, я… я…

Тут терпение Гнуса лопнуло, жажда расправы выплеснулась через край. Со словами: «Ты более ничтожен, чем я!» – он схватил схватил с чурбака подсвечник со свечой и со всей силой запустил в обидчика. Зеркало с болезненным звоном треснуло, оставив густую паутину едва уцелевших осколков, и Глад исчез навсегда.

Через минуту Гнус был уже за дверью, выходящую на Темную улицу. Кутаясь в черные лохмотья и косо глядя на восходящее солнце, он глухо пробормотал:

– Куда же они могли деться?

Не находя ответа, он бросил беспомощный взгляд себе под ноги и увидел на сырой от дождя земле следы детских ног.

– Туда! – уверенно прогнусавил он и устремился в начало улицы, куда убегали оставленные следы.

Но вскоре они перешли на тротуар и пропали из поля зрения Гнуса. Он был в растерянности. Диким зверем метался обманутый старик по всем окрестностям, вынюхивая упущенную добычу, и не находил ее. Наконец он оказался за городом в пустынном поле.

Начинало смеркаться. В воздухе заметно похолодало. Гнус понял, что заблудился, и от безнадежности побрел в первую попавшуюся сторону, пока вплотную не подступил к высокой скалистой горе. Он не нашел ничего лучшего, как взобраться по ней наверх и осмотреться с высоты. Нужно было торопиться, чтобы успеть до наступления ночи.

Но не успел он сделать и шагу, как наткнулся на знакомые отпечатки детских ног у самого подножия горы на узкой дорожке, ведущей вверх. Кровь закипела в жилах старика. Он злорадно потер свои сухие костлявые руки и припустился быстрее. Неудержимая злость и холодный попутный ветер придали необыкновенную легкость и проворность его старым костям. Не обращая внимания на мелкие и крупные каменные препятствия по пути, он быстро достиг вершины и остановился в недоумении.

Открытые настежь двери старинного замка с черепичной крышей, зубчатыми башенками и высоким полукруглым крыльцом приглашали его в гости. Он с недоверием принял приглашение и, поморщившись, вошел внутрь.

В мрачном и унылом жилище никого не оказалось. Вероятно, дети, не удовлетворенные неласковым приютом, уже ушли. Гнус собрался последовать их примеру, как вдруг его внимание привлек единственный предмет в доме – стол с двумя круглыми блюдами и пустым местом между ними. Он сразу же сообразил, что здесь произошло.

– Ах, вот где оно было! – проревел он и стал рвать на себе остатки седых клоков на морщинистой плеши. – Оно было здесь, а эти мерзкие дети похитили его. Да, да, это они. А может… может, им помог этот гадкий Глад? Я убью его, если он не скажет… Ах, да… нельзя убить то, что уже уничтожено.

Гнусу пришлось покинуть злосчастный дом. Сумерки сгущались все сильнее, и он уже не надеялся увидеть что-либо с горы. А когда вышел на крыльцо, обнаружил, что стало по-зимнему холодно и с неба посыпались редкие снежные хлопья.

Закутавшись потеплее в свое отрепье, он, кряхтя и охая, спустился вниз и остановился в нерешительности возле огромного камня у самого подножия горы. И вдруг он заметил, как в ночном мраке с поля двигались в его строну две тени – одна в чем-то розовом, другая в голубом. Они шли медленно, едва переставляя ноги. Гнусу хватило времени, укутавшись поплотнее, спрятаться за камнем и ждать, что же будет дальше. Правда, его сгорбленную спину и без того было трудно разглядеть в потемках. Да и ночным скитальцам явно было не до случайных попутчиков.

– Я очень устала, Восток, – еле слышно произнесла тень в розовой одежде.

– Потерпи, Весна, сейчас доберемся до дома и там заночуем.

Гнус узнал голоса детей и пригнулся еще ниже к темной холодной земле.

– Ой, что это? – вдруг спросила Весна и показала на странные следы возле самого камня, за которым прятался Гнус.

Он с головой ушел в свое черное одеяние и сжался в комок.

Восток подошел ближе и, глядя на хорошо проступавшие на нетронутом снеге маленькие кружочки с тоненькими лучиками, уверенно произнес:

– Это колесо оставило свой след. Он ведет в обратную сторону, и его скоро заметет снегом.

– И нас тоже заметет, – обреченно заметила Весна.

Им ничего не оставалось, как бросить поиски и отправиться на ночлег в гору, в мрачный безлюдный дом.

А Гнус, сидя в укрытии, решил, что ему будет разумно оставаться на том же месте.

– Пусть себе идут, – размышлял он вслух, когда шаги детей смолкли в ночной тиши. – Никуда от меня не денутся. Завтра они пойдут за колесом, а я за ними.

Не напрягая больше сил, он повалился на мерзлую землю. Вскоре перекатистый старческий храп огласил заснеженное подножие высокой горы.

«Откуда такой холод? – недоумевал Эн, торопясь с работы домой на своем автомобиле, который то и дело застревал в глубоких лужах. – Еще с утра было настоящее летнее тепло. А сейчас…»

А сейчас наступила глубокая осень. Вечер, клонясь ко сну, наполнился не только сырым промозглым воздухом, но и проливным дождем и резким злым ветром. Темнело на глазах, и Эн гнал на большой скорости. Но машина, будто вовсе не желая никуда спешить, подчинилась капризам погоды и встала на полдороги, намертво увязнув в осенней грязи.

В это время Эна вышла на крыльцо, чтобы встретить мужа. Ежась от холода в тоненьком пальто, она сжимала в руках теплый шарф и шапку, предназначенные для Эна. Но он все не появлялся, а меж тем холод все нарастал, мрак становился все гуще и зловещее. Напрасно женщина вглядывалась в темную даль дороги, залитой дождем, и вслушивалась в завывания ветра: ни души не было на холодной безлюдной улице. Но она все же двинулась в путь.

Вскоре вечерние сумерки сменились ночной мглой, вместо дождя посыпались с неба хлопья снега, ветер уступил место жестокой вьюге. Эн, не надеясь больше на свой автомобиль, вышел из него и пошел пешком вперед навстречу ненастью, полагая, что выбрал правильное направление. И действительно, среди снежной мглы он вдруг заметил темно-коричневое пятно, издали напоминавшее дверь их дома. Он поспешил к нему и тут же заметил, что пятно тоже движется, и услышал едва доносившийся сквозь завывание стихии знакомый голос:

– Эн… Эн…

Сердце Эна забилось в волнительном предвкушении встречи, но радость была недолгой: темный силуэт исчез под пеленой вьюги, а следом пропал и голос. Напрасно он кричал в ночную тьму: «Эна!» – беспросветный холодный мрак не давал ответа.

Однако сама Эна слышала зов мужа и пыталась его отыскать в этом снежном безумии. Ей казалось, что голос доносился откуда-то справа, и она уверенно поворачивала все время туда, совершая бесчисленные круги вокруг одного и того же места.

Неизвестно, чем бы закончилось это кружение, если в какой-то миг она не услышала совсем близко:

– Эна, дорогая!

Она бросилась в объятия мужа. Задыхаясь от волнения, Эна надела на него шарф и шапку, а потом рассказала, как отправилась на его поиски. Сначала она одна шла по пустынной улице, а потом вдруг услышала чей-то жалобный плач. В вечерней тьме она увидела на дороге промокшую от дождя маленькую девочку. Малышка плакала и горестно звала:

– Киса, киса…

– Кто ты такая? Что ты здесь делаешь? – спросила Эна и взяла ее на руки.