Женщина на пике мозга

По крайней мере, пока. Возможно, когда-нибудь я присоединюсь к театральным рядам одухотворенных женщин в кружевных блузках – если доживу и заработаю хотя бы минимальный капитал одухотворенности. Но до этого у меня есть еще лет 30 беззаботной жизни. А пока я скачала себе на iPhone увертюру из «Кармен». Очень бодрит, знаете ли. Особенно в метро в час пик.

Про мат

В жизни каждого человека рано или поздно (но обычно в районе 30-35-ти) наступает момент, когда он начинает говорить: «Во времена моей юности…» За этим началом может следовать какое угодно продолжение от «…женщины не носили таких трусов» до «…ели не плоды авокадо, а листья». В моем случае продолжение звучит как «…матом столько не ругались».

Мат был оружием запретным, а потому чрезвычайно мощным. Одним вовремя произнесенным матерным словом можно было нарушить душевный покой бесчисленного количества взрослых. Я узнала это в 9-м классе, когда при директоре ляпнула в чем-то провинившимся мальчикам: «Ну все, п****ц вам, мальчики». Я еще не успела начать курить, следовательно, не знала, что слово п****ц значит то, что оно значит. (В нашей школе обмен новостями из мира лингвистики происходил в зоне для курящих за гаражами).

Я навсегда запомнила выражения лиц директора, завуча и физрука – хотя в последнем сложно было заподозрить ранимого интеллигента. Учителя тут же провели со мной беседу. Затем учителя провели беседу с моими родителями. Затем мои родители провели беседу со мной по просьбе учителей. В общем, все побеседовали со всеми до состояния полного физического изнеможения.

В тот день я усвоила важный урок. Матом ругаться нельзя. При взрослых.

При ровесниках еще как можно – особенно если ситуация располагает. Например, когда Мишка из «Б» сначала обещал, что пойдет с тобой на дискотеку на День святого Валентина, а потом пошел с Надей из «В». Ну вот как еще эту ситуацию назвать? Только п****ц.

Спорадическое использование мата было еще и удобно. Подруги моментально понимали, что если уж ты употребила не банальную «хрень» или не старомодную «жопу», а самый настоящий «п****ц», значит, все серьезно. И относились к тебе с повышенным вниманием, подавая сигарету и банку апельсинового «Хуча» с той же скоростью и профессионализмом, с которыми стюардессы подают кислородную маску пассажиру, потерявшему сознание в полете.

Не представляю, что такого должна сказать современная девушка своим подругам, чтобы они поняли, что все серьезно. Потому что «п****ц» она употребляет в среднем 150 раз в сутки.

Мат из разряда запретных слов перешел в разряд слов-паразитов и междометий. Редакция журнала MAXIM, в котором я много лет проработала, располагалась рядом с несколькими факультетами Высшей школы экономики. Если вы вдруг не в курсе, это весьма неплохое учебное заведение, в котором учатся действительно прекрасные дети. Один из факультетов окончил мой брат, так что я знаю, о чем говорю. То есть это не просто московская молодежь, это изюминка сливок московской молодежи. И как же матерится эта изюминка!

Уши не просто вянут, они сворачиваются внутрь. Я постоянно сталкиваюсь с этими стильно и по-европейски одетыми ребятами в различных заведениях, раскиданных по району. Иногда они обсуждают Фейхтвангера, иногда дифференциальное уравнение в частных производных. Но, что бы они ни обсуждали, они матерятся. Такое впечатление, что с каждым из них Фейхтвангер поступил в десять раз хуже, чем со мной Мишка. А это, поверьте, невозможно.

И вот я стою позади очереди из матерящегося будущего страны и чувствую, что вот-вот, еще чуть-чуть и я скажу им: «Ребята, ну зачем вы так? Зачем столько мата? Ведь это вас не украшает, не делает крутыми. Это засоряет ваш язык и ваши мозги». То есть превращусь в ту самую тетечку, которая подходила к нашей компании в самый разгар веселья и пыталась притушить костер юности своими нудными нравоучениями. Обычно все вежливо отводят глаза, но стоит ей отвернуться, как компания взрывается праведным смехом. Незавидная участь, но, очевидно, таков природный цикл.

Но самое смешное, когда мат пытаются включить в свою повседневную непринужденную речь мои ровесники. Те самые, для которых мат был так же запретен, как и для меня. Выглядит это каждый раз неловко, будто человек пытается заново научиться ездить на скейтборде.

В таких случаях я вежливо улыбаюсь и не позволяю мышцам на лице дергаться – искусство притворства я освоила в совершенстве. Те несколько раз, когда меня спрашивали, не тик ли у меня, не считаются.

Я ни в коем случае не хочу сказать, что мат не заслуживает права на жизнь, напротив. Я и сама использую мат – но только если обстоятельства действительно достойны мата, а не в рассказе о том, как я провела выходные. Конечно, если в выходные я не столкнулась с Мишкой, Надей из «В» класса и тремя их детьми.

Да и вообще, я не из тех, кто блюдет чистоту языка. Я приветствую неологизмы, использую заимствования и считаю, что у феминитивов должны быть те же права, что у слов мужского пола. Но принять кэжуал-мат не могу. И, кстати, в моем ближайшем окружении мало кто использует мат. От своего многолетнего начальника, главреда MAXIM Александра Маленкова, я слышала матерное слово ровно один раз в жизни – а, поверьте, поводов у него и до этого было предостаточно.

Это я все к чему: если вы так же, как я, морщитесь, заслышав матерную тираду, если так же не понимаете, зачем вставлять матерные слова вместо «э-э-э-э-э», и не можете больше заходить в «Твиттер», потому что там мат победил все остальные слова, не беспокойтесь – это нормально. Но молодежи, даже самого интеллигентного вида, замечания лучше не делать. А то еще побьют.

Про то, как у меня появился автограф нобелевского лауреата

Дождливым октябрьским вечером я зашла в книжный магазин на Пикадилли и принялась бесцельно бродить между бесконечных полок. Побродив с полчаса, я мысленно выругалась, что заранее не составила список книг, которые хочу приобрести. Может, и не очень мысленно – не зря старушка в клеенчатой панаме так на меня посмотрела.

И вдруг меня осенило!

Осторожно обогнув старушку, я устремилась к кассе.

Я бы, конечно, могла сейчас приврать. Написать, что вступила в непринужденный разговор с кассиршей, которая была так очарована чистотой моего произношения, что немедленно пригласила меня выпить чаю со сконами с маслом у камина, который, разумеется, имеется в каждой английской квартире.

Ага, как же.

На самом деле разговор наш выглядел примерно так.

Продавщица: «Good evening»

Я:…

Продавщица: «Miss?..»

Я: «А! Это мне? Yes. I’m looking for a book… obviously (нервный смех) It’s named… Э-э-э… Как же?.. Точно! Birds! By polish author, Olga Something-chuk».

Как раз перед моей командировкой в Лондон муж прочитал новость про польскую писательницу Ольгу Токарчук, получившую Международную Букеровскую премию за свой роман Flights. А поскольку Международного Букера дают за английский перевод, он решил, что логично приобрести роман именно в Великобритании, которую многие называют родиной английского языка. Тем более что его жена (я) как раз туда отправлялась.

Глаза продавщицы засияли. Я было понадеялась, что приглашение на чай и сконы еще актуально, но дело было в другом.

Продавщица: «Flights! By Olga Tokarczuk! Oh, you’re lucky!»

С этими словами продавщица нырнула под прилавок, и уже через пару секунд в моих руках была копия романа в мягкой обложке. С автографом автора.

Оказалось, Ольга Токарчук была в магазине накануне. Она не любит автограф-сессии и выбралась в магазин чуть ли не впервые за многие годы, и неизвестно, когда выберется снова. Так что это удивительно, что я появилась здесь на следующий же день! Just wonderful!

Я прижала книгу к груди и энергично закивала (к счастью, для этого произношение не нужно).

Стоит ли говорить о том, с какой гордостью я по возвращении на родину вручила мужу не просто книгу, которую он хотел, но и книгу с автографом автора нобелевского лауреата?..

Стоит. Перед тем как достать книгу из рюкзака, я минут 15 рассказывала ему в лицах про свой визит в книжный, а когда наконец достала книгу, еще 15 минут не отдавала, исполняя с ней в руках победный танец.

Мужу книга не понравилась.

Про почти роман в аэропорту,

или Как я почти стала героиней романтической комедии

?

Я возвращалась из командировки в Лондоне, где под присмотром специально обученных людей наблюдала, как бреются чужие мужчины. Серьезно. Выезд организовала марка бритвенных принадлежностей, которую я называть не буду, но намекну, что лучше этой марки для мужчины нет.

Мы побывали на заводах марки в ближайшем Подлондонье, где добровольцы каждый день приходили и брились через стекло от серьезных ученых, с пристрастием записывающих, с какой щеки и под каким углом доброволец начинает бриться, с какой стороны раковины кладет бритву, сколько раз шмыгает носом после каждого цикла бритья. Вся эта информация позволит в дальнейшем делать все более и более совершенные бритвы, которые когда-нибудь – я в этом более чем уверена – захватят власть на земле.

Нашу пресс-группу поселили в шикарном бутик-отеле в Кенсингтоне. То есть холл, ресторан, лифты – все это было несомненно шикарным. Мой номер в мансарде размером с кухню в хрущевке был, пожалуй, поскромнее. Ну что поделать, это Лондон. Зато в ванной я обнаружила кучу маленьких баночек другой французской марки, которую я не буду называть. Скажу лишь, что… Ладно, это L’Occitane. Ну не придумали они себе узнаваемый слоган, что поделать. Так вот, в тот момент, когда я увидела эти баночки, я точно знала, чем будет забит мой потертый рюкзак.

Следующие дни командировки я старательно рассовывала баночки с шампунями, кондиционерами и телами для тела по карманам, так чтобы их не обнаружила горничная – и снабдила меня новыми полными баночками.

Но все хорошее когда-нибудь кончается, даже командировка в Лондон. И вот я уже стою в хвосте длиннющей очереди на досмотр в Хитроу.

Очередь движется драматично медленно: все дети в радиусе 15 метров уже успели по три раза поплакать, все взрослые поругаться, а я – прочитать все объявления, расклеенные на стене вдоль очереди. И тут до меня доходит смысл одного из объявлений. «Ледис энд джентльменс кайндли…» Пожалуй, не буду приводить его дословно. Смысл объявления таков: если вы не засунете все свои пузырьки в маленькие пластиковые пакетики, которые можно взять в начале очереди, мы за себя не отвечаем.

Страх потерять главные впечатления от Лондона – баночки L’Occitane – пронзил все мое существо. Ведь драгоценные баночки лежат в моем рюкзаке привольно и хаотично, не зная цепких объятий пластикового пакетика! А очередь между тем уже почти добралась до рамок досмотра. Действовать нужно было не медля ни фута (или в чем там англичане измеряют время).

Но сначала короткое отступление. Вы наверняка задаетесь вопросом, почему я не сдала баночки в багаж. Очень просто – я принципиально путешествую без багажа, с ручной кладью. Это дает мне возможность почувствовать себя вольным бэкпекером, человеком мира. Правда, санкционного сыра я набираю не как человек мира, а как вполне себе постсоветский человек. Поэтому на обратном пути я всегда выгляжу, как Нонна Мордюкова в начале фильма «Родня». Короткое отступление закончено.

Я обернулась к стоящему за мной человеку. Человек оказался вытянутым светлым пятном – я была слишком захвачена планом по спасению своих тюбиков, чтобы обращать внимание на детали внешности незнакомца.

– Пожалуйста, посторожите мой рюкзак. Я на минуту![2 - Здесь и далее диалоги велись на английском языке, которым я владею если и не в совершенстве, то сносно.]