Женщина на пике мозга

Женщина на пике мозга
Мария Микулина

Новая книга юмористических эссе писательницы, в прошлом редактора журнала MAXIM, а в настоящем сценаристки первого оригинального проекта Netflix в России.Забавные истории о том, как у автора долго что-то не получалось – модельная карьера, пинетки, полюбить оперу – а потом что-то получилось. А значит, и у вас получится! Кроме модельной карьеры.Эта книга будет интересна 20-ти, 30-ти и 40-летним женщинам. Возможно, даже 50-летним (особенно Ольге Петровне Микулиной). И мужчинам любого роста.

Женщина на пике мозга

Мария Микулина

© Мария Микулина, 2023

ISBN 978-5-0060-0823-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия

Я приближалась к своему 35-летию и бесконечно ныла. Знаете, такое типичное предденьрожденное нытье: «Чего я достигла?» «Куда я иду?» «Нет, правда, куда я иду? „Яндекс. Карты“ зависли».

Мой друг и коллега Слава устал слушать мое нытье – мы тогда вместе работали в редакции журнала MAXIM, и прятаться в мужском туалете дольше пары часов Славе было неудобно. Славе не оставалось ничего другого, как меня поддержать. Он и поддержал – прислал заметку, посвященную исследованию специалистов из Центра экономики и статистики во Франции.

Специалисты выяснили, что пик человеческого мозга приходится на 35 лет. Заметку Слава сопроводил комментарием: «Да, может быть, тебя никто не любит и не уважает… Зато смотри, скоро ты вступишь в расцвет своей мозговой деятельности!»

Так родилось название этой книги. Содержание же ее родилось без особой причины и в разные годы. Поэтому я не отвечаю за качество глав, написанных не в 35 лет, а в 34, когда мой мозг был не на пике, и в 36, когда мой мозг начал увядать, подобно прекрасной розе.

Височная доля мозга

(лат. lobus temporalis)

Образование коры больших полушарий, отделенное латеральной бороздой головного мозга от теменной и лобной долей. Отвечает за слуховую информацию, способствует пониманию языка. В этой части книги собраны истории про музыку, слова и разговоры.

Штраус и я

Одним холодным апрельским днем я попала в полупустой зал Мариинского театра. Давали «Женщину без тени» Рихарда Штрауса – оперу с барочными формами в самом тяжелом смысле слова «барочными». При этом давали, как часто бывает в современном мире, в современной постановке. То есть на сцене было минимум декораций, а те, которые были, отличались вызывающей неказистостью.

Так, всю заднюю часть сцены (арьерсцену, если мне не изменяет интернет) занимали поставленные друг на друга старые стиральные машинки. Они указывали на профессиональную принадлежность одного из героев – красильщика тканей. Из-за левого занавеса на сцену выглядывал нос обшарпанного автомобиля. Создавалось впечатление, что участник кордебалета так спешил на работу, что не справился с управлением.

К середине первого действия красильщик тканей начал собираться на рынок. Он сообщил жене, что пойдет пешком. Как принято в опере, сделал он это небыстро. Минут пятнадцать пел: «Пойду пешком, поберегу осла!» Жена красильщика не ускоряла процесс, вторила: «Иди пешком, побереги осла!» Наконец, оба укрепились в мысли, что красильщик пойдет пешком и тем самым побережет осла. И тут красильщик сел в машину, припаркованную на сцене, и уехал. Да, постановка была современной, но оригинальное либретто никто не отменял.

Я честно досидела до конца оперы. Чтобы вы понимали всю глубину моего зрительского подвига, спешу сообщить, что опера длилась около пяти часов и ни один буфет Мариинки в тот день не подавал алкоголь. Никакой. То есть совсем никакой: когда я заказала чай и выразительно подмигнула буфетчице, она, хоть и подмигнула в ответ, всего лишь налила мне чай покрепче.

Это была моя последняя на долгие годы попытка раскрыть собственные оперные чакры. Я не могла больше врать себе. Многочасовые посиделки в зале, забитом прекрасными одухотворенными женщинами в районе 60-ти, которые восхищенно внимают ариям толстых теноров в костюмах героев-любовников, не для меня.

В свою защиту могу сказать, что честно пыталась. В районе лет эдак 25-ти, во время первого замужества. Видимо, в голове у меня был некий образ правильной взрослой замужней женщины, и этот образ почему-то включал любовь к опере. Балет я отбросила сразу, балет для слабаков; только опера, только хардкор.

И вот мы с первым мужем начали наше оперное паломничество. Верди, Пуччини, Бизе. То есть, говоря языком истинных любителей оперы, легкая опера, практически попса. Я пыталась приучить уши к чему-то более серьезному, тому же Штраусу, но увы. Меня по-прежнему тянуло пуститься в пляс – метафорический, разумеется, в театре не приветствуют танцующих зрителей – лишь при звуках одной оперы. Но признаться, что ты любишь «Кармен», все равно что расписаться в своем оперном невежестве. Эту оперу сочли пошлой во время ее премьеры в 1875 году, да и в наши дни среди истинных ценителей жанра она заслуживает лишь снисходительные улыбки. Всемирная популярность «Кармен» не идет на пользу ее репутации: ведь как что-то настолько популярное может быть по-настоящему прекрасным. В конце концов, опера была придумана не для того, чтобы получать удовольствие, а для того, чтобы страдать.

Нужно отдать должное бывшему мужу: он полностью поддерживал мое стремление духовно обогащаться и старательно гнал со своего лица выражение паники, когда я сообщала, что приобрела очередные билеты в Музыкальный театр Станиславского и Немировича-Данченко. Отличный театр, надо сказать. Да-да, тот самый, на Большой Дмитровке, напротив отдела по борьбе с тавтологией под названием «Совет Федерации федерального собрания Российской Федерации».

И вот мы надевали самую приличную из имеющейся у нас одежду, подобно утопающим, хватали друг друга под руки и к 19:00 уже мусолили программки. У бывшего мужа случались срывы. Так, он заснул ближе к концу «Лючии ди Ламмермур» Гаэтано Доницетти. Пропустил буквально полчаса, но важных. А я не решалась пнуть бывшего, так как боялась, что он закричит – это тоже не приветствуется в театре. Поэтому он мирно проспал момент, когда Лючия в припадке безумия убила мужа (своего, не моего), и проснулся лишь после того, как Эдгар заколол себя кинжалом и раздались аплодисменты. Аплодируя, муж наклонился ко мне и недовольно прокомментировал: «Ну не знаю, конец, по-моему, смазали».

Мы с бывшим мужем ходили в оперу не только пока состояли в браке, мы ухитрились сходить и после развода. Правда, всего один раз. Ставили «Итальянку в Алжире» – комическую оперу Россини, причем в постановке-лауреате «Золотой маски». Я очень хотела пойти, очень. Проблема заключалась в том, что развелись мы недавно и я, будучи инициатором разрыва, испытывала постоянное чувство вины[1 - Совершенно зря, надо сказать. Бывший муж, будучи высоким красавцем с золотыми кудрями, скандально недолго оставался один после нашего разрыва. Никогда не переоценивайте силу своего влияния на мужчину. И на женщину. И на кота (тем более на кота!)]. Оно заставляло меня плакать почти круглые сутки, надоедать всем своими рассказами о том, какой прекрасный человек мой бывший муж, и заодно похудеть на 5 кг (а вот это было кстати).

Плакать я начала еще на выходе из метро «Пушкинская». В фойе я практически рыдала. Бывший с извиняющейся улыбкой оглядывался по сторонам. Потом к слезам прибавилась икота. При этом я постоянно приговаривала: «Ты такой хороший, прости меня».

В таком состоянии мы провели половину первого акта. Опера, напомню, комическая, и мой плач составлял интригующий контраст со смехом остальных зрителей. К середине первого акта у меня кончились бумажные платочки. Тут мы вынуждены были покинуть зал, расталкивая зрителей и шепча извинения – билеты бывший купил отличные, прямо в центре партера. За минуту я своими слезами окропила треть театральной тусовки Москвы.

Мы расположились у высокого столика в хорошо знакомом нам за годы брака буфете и начали постразводный обмен любезностями. Я гундосила: «Ты такой чудесный, я такая сука», а бывший вежливо отвечал: «Маш, хорош».

Начался антракт. К нашему столику подошли две интеллигентнейшие женщины в блузках с рюшами.

– Молодые люди, к вам можно? – весело поинтересовались они.

Бывший дружелюбно ответил:

– Конечно, если мы вас не напугаем.

Я скорбно взглянула на женщин, глаза мои вновь наполнились слезами. Но женщины не считали опасность. Они поставили на стол по бутерброду с сырокопченой колбасой и по чашечке кофе. Глядя на колбасу, я продолжила:

– Я никогда не могла оценить тебя, а теперь уже слишком поздно.

Женщины напряженно переглянулись.

– Я никогда не видела твою настоящую душу…

Женщины испуганно переглянулись.

– Возможно… если бы… секс…

Одна из женщин громко вздохнула.

Не выдержал и бывший.

– Я вызову тебе такси.

С разводом я потеряла постоянного партнера по опера-спаррингу. Пару раз я пыталась приобщить к опере свою подружку Майю. Ладно, не пару, один раз. Скорее она пыталась вернуть меня в лоно оперы и заодно приобщиться сама – ведь это Майя купила нам билеты. Мы устроились в партере и обсуждали, как после представления пойдем в наш любимый бар пить дайкири. Я протянула Майе программку, которую приобрела в фойе, пока она пудрила носик (то есть пИсала).

– «Богема»? – в голосе Майи слышалось неподдельное возмущение. – Что за хрень?! Я брала билеты на «Травиату»!

На нас обернулась благовоспитанная пара из первого ряда.

– Успокойся! – я старалась шептать тихо, но убедительно. – Это почти одно и то же. И там, и там в конце главная героиня умирает от туберкулеза.

Это немного успокоило Майю. Но не помешало ей комментировать события на сцене, навлекая на нас все новые возмущенные взгляды других зрителей.

– Конечно, она тебе дарит муфту, ты ж умираешь, она ее сейчас себе обратно и заберет, – проворчала Майя на сцене драматического прощания подруг Мими и Мюзетты.

Я вспомнила, как Майя подарила мне дорогие сережки перед моим первым прыжком с парашютом. Хм-м-м…

В тот же вечер, когда мы заказали по второму дайкири, я нашла в себе смелость сказать: «Несите сразу третий». А еще я сказала себе: «Хватит». Хватит притворяться, что мне нравится опера, что я предпочту три часа арий трем часам сериала Fleabag (как раз получится сезон). Я уже вышла из возраста, когда заставляешь себя делать что-то, чтобы понравиться самой себе. Занавес.