Дар лунного грифона

Он вдохнул носом запах, исходящий от струящихся локонов. Закрыл глаза, наслаждаясь ароматом моря. Горячее дыхание опаляло висок синеглазой наложницы. Она дрожала от страха, ожидая, что с минуты на минуту пламя начнёт жадно пожирать её тело.

– Я слышал, что грифоны очень красивы и обладают властью над чувствами других, – продолжал говорить чёрный дракон. – Это так?

– Мы не обладаем подобной магией, Ваше Величество, – ответила дрожащим голосом Одарис.

– Если ты не способна управлять моими чувствами, то почему я не могу сопротивляться твоей красоте? – задал вопрос король. Он взял девушку за подбородок и заставил её посмотреть на себя.

Пиртерия тонул в морской пучине синих глаз прекрасной наложницы, которая стояла перед ним, трясясь от страха. Он ощущал её трепет, его тело дрожало вместе с ней. Он не понимал, что с ним происходит, но с того момента, как увидел очаровательную рабыню, не мог нормально спать. Даже еда начинала раздражать. В кубке с вином он видел её отражение, всё то же, с синими глазами и приятными чертами лица.

Король ненавидел себя за это, но отделаться от навязчивого образа не мог. Он въелся в подкорку так глубоко, что его невозможно вытащить, не снеся голову с плеч.

Лунный свет коснулся плеча девушки. Слабые переливы озарили лицо Пиртерии, который удивлённо смотрел на потрясающий эффект от лунного света. Мужчина поначалу решил, что магические браслеты не помогают. Взял руку девушки в свою ладонь, проведя свободной рукой над стальным украшением. Он ощутил магию, которая укрепляла чёрный металл, после чего удивление короля стало ещё больше.

– Как ты это делаешь? – прорычал Пиртерия. Его злило собственное непонимание.

– Я лунный грифон, это моя особенность. Мы реагируем на свет ночного солнца, – пояснила дрогнувшим голосом Одарис. В этот миг в её голове пронеслась мысль, что теперь Пиртерия точно спалит её дотла, превратив в обугленную головешку.

Но он продолжал медлить. Это заставляло наложницу дрожать сильнее.

– Я не причиню тебе вреда, лунный грифон, – последние слова дракон растянул, пробуя на язык. – Нельзя уничтожать столь прекрасный сапфир, сияющий в свете ночного солнца, – с некой издёвкой закончил король.

И тут же поцеловал.

Одарис было страшно и неприятно одновременно. С одной стороны, она понимала, что малейшее неповиновение вызовет волну ужасающих последствий, а с другой – к ней прикасался тот, кто отдал приказ уничтожить всех её близких. Тех, кто её вырастил и воспитал, кто любил и ценил…

Девушка-грифон неуклюже ответила на поцелуй. Она старалась не показать своего неумения, но от дракона, для которого страсть – смысл жизни, ничего утаить нельзя.

– Ты ещё не была с мужчиной? – Пиртерия прервал властный поцелуй и заглянул в синие глаза наложницы. По взгляду стало понятно, что ответ «нет».

Он победно улыбнулся, продолжая смотреть похотливым взглядом на свою жертву.

– Это не имеет значения, – выдохнула отчаянно седовласая красавица. – Сегодня я умру.

Пиртерию возмутил подобный ответ. От отскочил на пару шагов от Одарис, раздражённо прорычав. Отвернулся спиной, пытаясь сдержать гнев, рвущийся наружу. Он – король, для него своеволие наложницы подобно предательству.

– Ты мне веришь? Отвечай честно, – рыкнул он с плеча.

– Как я могу верить тому, кто убил моих близких? – искренне сказала Одарис. Слёзы снова навернулись на глаза.

Девушка вспомнила тот день, когда один из жителей поселения сказал, что видел на горизонте парус. Воодушевлению не было предела. Очень давно на острове не видели чужеземцев. Все до единого восприняли новость с радостью, которая превратилась в предвестие мучительной смерти и вечного рабства. Грифоны приняли за правило, что каждый должен жить в мире и согласии, не стоит убивать друг друга ради наживы, превосходства и прочих глупых идей. Жизнь бесценна, она – дар богов. И этот подарок нужно использовать по назначению, а не купаться в крови ради собственного удовольствия.

И лишь Аида росла с мыслью, что нужно бороться за место под звёздами. Именно за это земляному грифону часто доставалось от отца. Он учил её, что не нужно жить с гневом в душе. Но Аида всегда стояла на своём.

Как же сестра была права! Не стоило принимать чужестранцев с миром, не нужно этих танцев на берегу, уважительных поклонов, приглашений, длинных хвалебных речей. Всего-то надо меч, щит и встать плечом к плечу. Защищать жизни родных ценой своей, давая время старым и больным укрыться в пещерах, а молодым – шанс спастись от обоюдоострого клинка.

Одарис злилась. На себя. Она не слушала наставления младшей сестры, следовала советам отца. И что в итоге? Неизвестно, увидит ли она сестру когда-нибудь… Отец погиб, мать и брат казнены там же, на берегу. Их тела никто даже огню не предал. Просто оставили, как есть.

– Надо же! – король повернулся и посмотрел недоумевающим взглядом на Одарис, плачущую посреди комнаты. – Я чувствую твою магию!

Он подошёл ближе и схватил запястья девушки. Браслеты из чёрной стали протяжно запели, повинуясь прикосновениям чёрного дракона. Блокирующее заклинание продолжало действовать, но по-прежнему Пиртерия ощущал магические волны, идущие от наложницы.

– Ты должна уйти, – король многое понял про себя, но причину, по которой прогонял Одарис, не озвучил. Он просто схватил синеглазую красавицу за руку и повёл к двери.

Девушка от боли заплакала сильнее. Но вырывать руку из цепкой хватки не стала. Не оставаться же здесь, ощущая на себе ярость чёрного огня. Сильные пальцы мужчины оставляли на кисти девушки отметины, превращающиеся в синяки.

Пиртерия ногой пихнул двери со всей силы. Мощи дракона дубовые створки не выдержали: по дереву пошли сквозные трещины. Раздался скрип сломавшегося металла, из которого отлит затвор. Ещё один удар, и проход стал свободен, двери разлетелись на куски, задевая собой королевскую стражу и двух прислужниц.

– Эвия! Ко мне! – взревел король. По телу прошлась волна чёрного тумана. Магический резерв переходил допустимые границы. Но дракону словно было наплевать на себя.

– Да, Ваше Величество, – картинно поклонилась она. Лица своего по-прежнему не открыла.

– Оказать ей лучшие почести, дать самое лучшее питьё, еду и постель. Выполнять любую просьбу, которую только она скажет. Всё, что угодно, кроме выхода за пределы замка. И не беспокоить её, не приводить ко мне. Когда придёт время, я сам за ней явлюсь! Тебе всё ясно?! – громыхнул он придирчиво. Чёрные глаза опасно сверкнули в полутьме.

Озвучив приказ прислуге, король Пиртерия рывком заставил Одарис встать впереди себя. Наложница не понимала, что происходит. Ей было ясно только одно: она выжила сегодня ночью. И ещё много времени продлится её существование.

Но кое-что седовласая красавица узнала лишь спустя долгое время: королеве Селесте в эту злополучную ночь предстояло ощутить на себе всю мощь чёрного пламени дракона.

Глава 9

Добрую половину ночи мы провели с матерью в её комнате. Она нехотя рассказывала о том, как попала в рабство к жестокому и властному королю Пиртерии. Я не мог поверить в это. То, что испытала Одри, для меня оставалось немыслимым и поистине ужасным. Завоевать и подчинить себе все земли, убивая непокорных и тех, кто просто жил в мире и спокойствии, чтобы ради собственного удовольствия искупаться в крови… И сыном этого человека я являюсь?

Нет! Не надо мне такого родства! К дьяволу этого отца, который делал всё, чтобы его боялись и задыхались от страха при произнесении имени чёрного дракона.

Я никогда не любил людей, которые проявляли жестокость к другим, чтобы показать свою силу. Так делают лишь слабые духом и ущербные. Сильные люди – добродушные и уверенные в себе. Они не причиняют боль, не унижают, не убивают. Несут добро и свет, заставляя улыбаться и идти вперёд.

Теперь я понимаю, почему мать не хотела говорить о своём прошлом, и впадала в депрессию, стоило только мне задать вопрос об этом. Действительно немыслимо вспоминать о реках крови, которые лились из каждого уголка острова, видеть кругом трупы близких и друзей, а потом находиться в рабстве у того, кто убил всех этих людей. Я категорически отказываюсь называть их существами, потому что человека определяет не принадлежность к виду, а поведение в обществе.

Одри пережила тяжёлое время. Она до сих пор не может справиться с воспоминаниями. Долгожданная свобода, которую она получила, и жизнь в другом мире изменили её, но прошлое не отпускало ни на миг, а теперь… вернулась в тот же замок, где когда-то жила в качестве наложницы.

Рассказывая про ту ночь, когда в полнолуние её пришли отвести на смерть в покои короля, мама плакала, уткнувшись в моё плечо. Она вцепилась пальцами в жилет, и навзрыд ревела, не прекращая говорить о своих чувствах, которые обуревают до сих пор при первом упоминании о рабстве. Мы сидели на её кровати. Я погладил её по спине в надежде, что она немного успокоится, но плач становился сильнее, Одри начала всхлипывать. Её трясло.

Мне ничего другого не оставалось, кроме как остановить рассказ. Слишком тяжело слушать про мучения, которые не дают покоя моей матери на протяжении стольких лет. Она не зря хранила всё в тайне. Лучше бы я этого не знал.

Я с трудом отлепил от себя рыдающую маму и прилёг на постель, предварительно сняв с ног закрытые тапочки. Они слишком грязные, чтобы их брать с собой на чистые простыни. Здесь не Америка: улицы не чистят специальным средством, на внутреннем дворе не устелен асфальт, а дом не убирает горничная, которая получает за работу деньги. Придётся приспособиться к новой жизни.

Перестал думать о том, что по-прежнему нахожусь в бреду. Это реальность. Главным доказательством являются слёзы матери, насквозь промочившие жилет, и горячее дыхание, которое обжигает мне грудь и шею.

Мама обняла меня, положив голову на плечо. Она не переставала плакать, приговаривая, что только хотела меня защитить. Я гладил её по руке, приобняв в ответ. Пытался успокоить хоть как-то, но не получалось.

Я лежал, говоря успокаивающие слова, и думал, что зря считал её лгуньей, зря напирал, желая узнать правду. Отчасти узнал. Теперь не представляю, как буду спать ночами, размышляя о том, за каким таким «надом» она была мне необходима.

Под такие размышления в попытках найти ответ на новый, на сей раз единственный вопрос, я не заметил, как уснул.

Проснулся от того, что кто-то щекотал мне ноги. Я ощущал что-то влажное и тёплое. Открыл глаза, уставившись во всё тот же каменный потолок. Услышал скуление лабрадора и поднял голову, чтобы посмотреть и подтвердить свою догадку.

Это действительно был Бонди. Он лизал босые стопы. С чего они ему нравятся, не могу понять до сих пор. Я не поклонник расследований на тему поведения животных, но мне кажется, что пёс просто меня любит.

– Бонди, хватит! – засмеялся я, поджав ноги.