Роман на лестничной площадке

– Я не понял одного: кто и почему его избил? – напомнил о разговоре Кент. Он был сейчас очень серьезен, даже напряжен. В конце концов, по понятиям конторы – это самое настоящее ЧП: избит один из старших. Разборы здесь неминуемы.

– Я сама не поняла. Он с суда возвращался. Женьку судили. Стоял на остановке на Верхней Террасе. Подошли к нему человек десять. Спросили, из Нового ли он города. Он сказал, что да. Вот и избили. Жалко ужасно, – рассказала Наташка с сочувствием.

Я не знала, кто такой был этот Женька, поэтому промолчала. А также все думала: как Алик мог добраться до дома, когда его избили десять человек до сотрясения мозга? Это какую силу воли надо иметь.

Наташка, попрощавшись, ушла по своим делам, а мы всей компанией сели на лавочке у подъезда, надеясь разузнать еще какие-нибудь подробности у местных.

Вскоре к нам подошел парень с гитарой. Среднего роста, крепкий шатен в коричневых брюках и черной водолазке, поверх которой была накинута кожаная куртка. Гитару он держал за гриф, положив корпус на свое плечо.

– Привет, Мишка, – поздоровались Лешка и Димка.

– Привет, – кивнул он, пожимая им руки.

– Что у тебя новенького? – поинтересовалась Алька.

– Да ничего. Слышала, что с Аликом?

– Ага.

– Я сначала думал, что это Флинт, – стал рассказывать Мишка. – Напились сегодня с Вестой и Бертом, навешали ему. А потом оказалось, что это не он.

– Ты сегодня в новой куртке. Откуда взял? – поинтересовался Мальборо, ощупывая предмет. У самого Димки была простая ветровка цвета хаки. Позволить купить сыну кожаную куртку его родители были не в состоянии.

– Нашел. Сейчас иду, тоже два мужика привязались. Ты че, мол, в такой куртке ходишь? Мне гитарой бы их по башкам, да гитару жалко было. Ну я их ногами раскидал. Пальцем не тронул даже. Слышь, Алька! И вы тоже все. Восемнадцатого к нам в школу приходите. У нас там выступление, – пригласил Мишка.

– Че там? – Мальборо закурил, наконец.

– Сначала твист, девчонки там по-старенькому дрыг-дрыг. Да этот… каратист из Ташкента. В нашем классе учился, – уточнил зачем-то Мишка. – Сильный, только меня почему-то боится. Правда, было дело. Как появился он у нас, сразу стал за Ольгой увиваться. Я сначала терпел-терпел, потом однажды стою у окна, он выходит из класса. Ну я ему и говорю: «Я с тобой ссориться не хочу, ты лучше по-хорошему от Ольги отвяжись». А он подошел потом к Весте. Сережка ему тоже сказал: «Слышь, знаешь кто Ольга? Нет? Его невеста, так что не лезь». С тех пор больше не лез.

– А дальше там что будет? – возобновила тему разговора Монтана.

– Дальше? На гитаре будут двое играть: один поет, второй подыгрывает. Потом мы с Вестой брейк танцуем. Потом еще мы впятером рэп танцуем.

Из подъезда вышел мужчина с черными усами, чуть лысоватый, в полосатых брюках и тапочках, и закричал нам:

– Подъезд изгадили, теперь за скамейки взялись? Везде все исписано, обплевано.

– Не мы же плюем-то, – стал защищаться Мальборо.

– Сегодня не вы, а завтра вы, а подъезд все равно изгажен. Вот заставлю ваших родителей все красить и чистить! – не унимался мужик.

– Идем в подъезд, – предложил Мишка на правах хозяина и зашел первым, а мы за ним.

– Опять подъезд пошли гадить! – сердито буркнул дядька и последовал за нами, намереваясь, кажется, отслеживать наше поведение.

В каждом подъезде перед лестницей на первый этаж есть небольшое пространство, слишком маленькое, чтобы назвать его вестибюлем или прихожей, но и не совсем крохотное, чтобы в нем не развернуться. Часто под пролетом, идущим наверх и образующим своеобразный козырек, установлены батареи. Иногда там получаются даже целые кабинки для вахтеров, сторожей, уборщиц. Мы сейчас заняли именно это пространство. Кент оттеснил меня поближе к батарее, а сам сел на ступеньку. Алька заняла место возле меня, а Мишка со своей неразлучной гитарой выставил ногу на ступеньку возле Лешки, положил на нее инструмент и стал бренчать какую-то бодрую мелодию в испанском стиле. Мальборо уселся ступенькой выше и внимательно следил за движениями Мишкиных пальцев по грифу. Дядька, надзирающий за нами, расчувствовался, что вместо вандализма мы занялись музицированием, пробрался на площадку первого этажа и теперь слушал Мишкину игру, оперевшись локтями на перила. Время от времени он выдавал реплики наподобие:

– Эх, где мои семнадцать лет? Сыграй что-нибудь такое задушевное! – по моим предположениям, он был немного пьян.

– Сыграй тоже что-нибудь, Сашк, – попросила меня Монтана совершенно невинным тоном.

Я совершенно не собиралась этого делать, так как мои знания ограничивались несколькими аккордами. Но я действительно добросовестно выучила их и иногда пыталась подбирать под них песни. Монтану я готова была сейчас прибить за такую подставу, поскольку великим музыкантом себя никогда не считала. Но деваться было некуда.

– Ты что же, играешь? – спросил Мишка.

– Немного. Я всего пару месяцев назад научилась, – ответила я.

– Ну-ка, – он дал мне гитару.

Я перебрала струны и не очень уверенно начала вступление. Первая песня, которую я выучила, – «Дом Солнца». Она была немного сложновата для новичка и тремя блатными аккордами не ограничивалась, но настроение задавала. И я надеялась похвастаться этим знанием.

Но начать петь я не успела.

Распахнулась дверь, вошел парень лет восемнадцати или старше, за ним пара девчонок, намазанных и расфуфыренных, за ними еще двое – еще взрослее. Оказалось, это Мишкины знакомые. Пока они здоровались с первым вошедшим и хихикающими девицами, два последних остановились рядом со мной. Один из них протянул ко мне руку, пытаясь ухватить за подбородок, и сказал:

– Оо, какая симпатичная.

От обоих несло. Я отпихнула его руку и взглянула на второго. Тот уставился на меня и долго смотрел, потом сказал с наездом:

– Ты че тут расселась?

– Хочу и сижу, – спокойно отрезала я. Это получилось дерзко, с вызовом. Я не думала в этот момент о последствиях и не хотела осторожничать. Этот урод пытался задеть меня перед моими друзьями, и я хотела сохранить лицо.

Он схватил меня за плечо:

– Ты че сказала?! – хватка у него была железная, я попыталась вырваться, но не получилось.

Мне показалось, что он собрался замахнуться на меня, и я машинально зажмурилась. Было не столько страшно, сколько противно и унизительно.

Я не успела понять, что произошло дальше. Он рухнул, как подкошенный, без сознания у моих ног. Девки взвизгнули тихонько. Я, все еще дрожа от негодования, открыла глаза и увидела перед собой Лешку, который уже положил руку на плечо второго моего обидчика. Хоть он и был младше него, но ростом и сложением его превосходил, поэтому выглядел внушительно и сомнений в своей силе не оставлял.

– Проблемы? – спросил он спокойно. Голос его резал внезапно наступившую тишину, как лезвие ножа.

– Твоя что ли? – спросил тот, трезвея на глазах и понимая, что неправильное поведение может привести к тому же результату, что у его дружка. Приложив ладонь к груди для убедительности, тут же заверил: – Никаких проблем, братан. Мы просто неправильно оценили ситуацию. Прошу прощения.

Пока он пытался привести в чувство своего друга, Кент подошел ко мне еще ближе, передал гитару Мишке и, обняв за плечо, увел меня по лестнице на площадку первого этажа, откуда предусмотрительно уже исчез дядька с усами. Я даже не пыталась пока осмыслить произошедшее, понимая только, что Лешка спас меня сейчас, и доверилась ему полностью.

– Наверх? – спросил Мишка, поняв его намерения. Закинул на плечо гитару, попрощался со своим знакомым и его подругами, и поднялся к нам. За ним засеменила Алька, пребывая в неописуемом восхищении. Завершал процессию Мальборо. Он обернулся на остающихся под лестницей парней, словно хотел проверить, нет ли там еще опасности. Ничего подозрительного не обнаружив, Димка пошел за нами пешком по лестнице до знакомых мне уже лавочек в пролете между вторым и третьим этажами, спокойно закуривая по дороге очередную сигарету.

Мишка пошел дальше, на девятый этаж, ему нужно было зайти домой, а мы остались на лавочках – я с Лешкой на одной и Алька с Димкой на другой.

Монтана все еще не спускала с Лешки восторженных глаз, но, по счастью, не находила пока слов, чтобы выразить свои чувства. Димка возился с кроссовком, у которого развязался шнурок. В его понимании ничего необычного не случилось, все было в порядке вещей.

Кент развернулся ко мне и взял меня за плечи, как раз за то место, которое хватал мой обидчик. Я поморщилась, понимая, что синяков не избежать. Лешка, заметив это, спросил с тревогой:

– Больно?

– Пройдет, – покачала головой я. Мне сейчас важнее было осознание того факта, что он меня спас. И я всматривалась в его лицо, пытаясь разгадать его мысли. Не сердится ли он на меня, что я так дерзко вела себя и спровоцировала фактически драку? Не сожалеет ли, что пришлось ударить из-за меня человека, пусть и пьяного, пусть и хама? К своему облегчению, признаков сожаления или злости я не находила. Зато видела бесконечную тревогу в его потемневших глазах.