Оценить:
 Рейтинг: 0

И охотник вернулся с холмов

Год написания книги
2022
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 19 >>
На страницу:
2 из 19
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Впрочем, Оксфорд вообще город претенциозный. Его так и распирает от собственной крутизны. В детстве я на это не обращал внимания. Вообще не замечал, пока не стал тут учиться. Жизнь города с двенадцатого века была подчинена жизни университета и как тогда, так и теперь полностью зависит от него. Большинство жителей Оксфорда либо работают в универе, либо как-то иначе связаны с ним, сдают комнаты студентам или что-то еще.

Оксфорд – чудаковатый высокопарный старикан, с нежностью хранящий свои древние традиции. Например, такие, как соревнования по игре в лапту или освященная обычаем драка между студентами Тринити-колледжа и Баллиоль-колледжа. Эта байда началась еще в шестнадцатом веке и так и не закончилась. На смену смертоубийству и мордобою пришел обычай, сидя на заборе, распевать непристойные куплеты в адрес противника. Кстати, подборки этих песенок входят в памятку студента, которую раздают первокурсникам Баллиоля и Тринити. Такова преемственность поколений. И если ты на нее забиваешь, то какой же ты после этого хардкорный студиозус.

В сводах университетских правил, составленных еще в Средние века, есть такие, которые в наши дни никто не соблюдает, но и не отменяет при этом. Типа того, что студент должен являться на экзамен не только в мантии и академической шапочке, но и с мечом у пояса. А если он приехал на коне и в доспехах, считай, заработал бонус и преподы обязаны выдать ему кувшин эля.

В оксфордских статутах шестнадцатого века прописано, что, ежели студент провел на экзамене больше четырех часов, полагается поднести ему кружку пива и порцию копченой телятины, дабы поддержать его силы. Говорят, несколько лет назад один чувак решил проверить, действует ли это правило, и потребовал свое законное. Ему действительно принесли сэндвич и банку колы, но на другой день отплатили той же монетой и отчислили из универа за явку на экзамен без меча.

Профессор Уотермид как-то при мне сказал: «Оксфорд не имеет никакого отношения к реальной жизни», и по сути он был прав. Но Оксфорд и этим гордится. Его оторванность от жизни не просто один из признаков его элитарности – это его символ, своего рода фишка, знак качества. И что ни говори, этому городу я за многое благодарен. Если Эдинбург растил меня, как добрая нянька, то Оксфорд ставит теперь на ноги, как какой-нибудь сенсей по боевым искусствам. Бывает, пинками, порой весьма болезненными. Но что поделать, это жизнь. А еще, спасибо Оксфорду, год назад я попал в «Орден». И с тех пор вообще все для меня сильно переменилось, считай, перешел на другой уровень.

Так вот, вернемся к Осборнам. У меня, конечно, есть причины не любить Майкла, но не любить Майкла – сложная штука. Он доброжелательный, очень спокойный и все время посмеивается над собой. Попробуйте ненавидеть человека, который самого себя выбрал объектом своих же шуточек. Ничего у вас не получится. К тому же и вид у Майкла самый миролюбивый, совершенно не располагает к враждебным чувствам.

Первый раз я увидел его на вокзале, куда он пришел меня встретить. Мне было семь лет, и я был очень сердит на Майкла Осборна, хотя в глаза его до того дня не видел. Я сидел на чемодане и дулся, пока он не подошел ко мне и не посмотрел на меня сверху. Он показался мне очень высоким. Так, в общем-то, и есть: Майкл выше моего отца на полголовы.

– Ты Валли, – скорее констатировал он, чем спросил.

Я покосился на него снизу. Большой нос, очки, кривая ухмылка, кудрявые рыжие волосы шапкой. Вся свирепость моя прошла неведомо почему.

– Грести умеешь? – поинтересовался он.

– Хм, – ответил я.

Еще бы я не умел грести. Я все выходные и праздники торчал на озере с дедом, а отец говорил, что, когда я научусь не ронять весло и не ныть, он возьмет меня с собой сплавляться по горным рекам.

Теперь же я и сам перерос Майкла на палец – вот ирония жизни. Да и ныть давно разучился.

Майкл – это мистер Осборн, а есть еще миссис Осборн. Джоан. Очень красивая женщина. Очень умная. Даже не знаю, что еще сказать о ней. Миссис Осборн, да… Она такая. Мы с ней мало похожи, хотя Майкл считает иначе.

Миссис Осборн – профессор лингвистики, преподает в нескольких колледжах. Она на очень хорошем счету. Отличный преподаватель, студенты ее любят. Постоянно они толклись в этом доме, еще при бабушке, и в Эдинбурге, в ту пору, когда Джоан там жила с нами и читала лекции в университете, а Лукас был размером с батон. Я вот думаю – она прирожденный препод. Сколько себя помню, она всегда старалась научить нас чему-нибудь прекрасному. Читать мы все начали рано: я, и Лукас, и младшие Оливия и Том. Дуг говорит, что это заслуга Джоан, ну и я с ним согласен.

С тех пор как Джоан взяла Лукаса под мышку и уехала с ним из Эдинбурга, мне, конечно, доставалось меньше, чем другим. Но часть каникул я всегда проводил в Оксфорде, с бабушкой Маргарет, Джоан, Майклом и младшими. И там Джоан, как могла, использовала любую возможность, чтобы чему-нибудь меня научить. Когда у нее было на это время, конечно.

Вот бабушка Маргарет вообще никогда не пыталась меня ничему учить. Она много со мной разговаривала, гуляла, рассказывала разные забавные вещи. Как она жила на ферме в Уэльсе, когда была ребенком, как пряталась от взрослых в пустом аистином гнезде. Мы с бабушкой часто ходили в парк, в ботанический сад, гуляли вдоль канала, кормили оленей в парке Модлен-колледжа и гусей на променаде Месопотамия. У бабушки был пес Вурзел, бультерьер. Я знал его с тех пор, как знаю себя, потому что Вурзел у бабушки появился намного раньше, чем все ее внуки. Я любил бросать ему мяч, а он любил его приносить, и часть наших прогулок была посвящена этим играм. Я старался зашвырнуть обслюнявленный мяч как можно дальше, но Вурзел всегда находил его, приносил, сияя розовой улыбкой, и совал прямо мне в руки.

Иногда мне жаль, что бабушка не записала те истории о своем детстве. Они здорово меня смешили. Но я был маленький и не очень-то это ценил, теперь же многое позабылось, а спросить не у кого. Я все хочу поехать в Уэльс и найти ту ферму, пусть она давно продана другим людям и там, наверное, уже ничего не осталось от прежней жизни. Но хотя бы просто посмотреть.

Я лежал в кровати, полудремал-полудумал, слушал, как воет ветер, как треплет кроны секвой и платанов за окном. Я люблю ветер и зябкий холод, люблю их особый неуют. Они пахнут приключениями. Я бы хотел в такую погоду, завернувшись в плащ, ехать на коне сквозь туман через пустошь или въезжать в незнакомый город, – чтобы ни огня, и только случайный прохожий. «Что вы ищете, милорд, в такую непроглядную ночь в этой чертовой дыре?»

Мне снилась чушь. Наш манор на озере Лох-Фада, но будто и не он. С прямым выходом через музей прямо в комнату Чарли Бармаглота в общаге, где он жил в прошлом году. И почему-то там ходит медведь или большая собака. И Стивен Да-и-Нет кричит: «Ты готов? Матч уже начинается, беги в раздевалку, быстро». А за окном проливной дождь, и поле раскисло. Гонять мяч в такую проклятую погоду – редкая разновидность мазохизма. И все же, когда все заварилось и ты включился и пошел в грязи по уши рубиться вусмерть с пемброками[10 - Студенты Пемброк-колледжа.], – это великий драйв. Ни с чем не сравнимый.

После матча ты весь избитый, загвазданный глиной с макушки до пят и сил нет пошевелить пальцем. И ты счастлив. Оттого, что наколотили пемброкам и что два гола из шести твоя личная заслуга, а еще два забиты с твоей подачи. И все тебя поздравляют. А ты стоишь мокрый, одеревеневший, дождь вместе с потом и грязью течет по тебе, разбитые колени саднит, руки стынут, два пальца выбиты, все тело немеет от холода, и нет слов, чтобы описать, какое это восхитительное чувство.

Я окончательно проснулся и еще несколько минут не вылезал из-под теплого одеяла, слушал, как шумит ветер за окном, и размышлял, что бы ответил Одинокий Рыцарь случайному прохожему. Что он и в самом деле делает в этой чертовой дыре, да еще и ночью?

Вдруг пожалел, что матча не будет, что это только сон. Ветер с улицы пролез в щели, сильно несло из-под двери. Лукас и Том уже ушли в школу, и Лукас оставил открытым окно на лестнице. Он всегда так делает, они тут все помешаны на здоровье. По утрам Лукас приседает и прыгает с гантелями, я сам видел. Я бы так не мог. Гантели и гимнастика по утрам – это как-то очень скучно. Как он ухитряется в свои шестнадцать – ума не приложу.

Спорт для меня – это не какие-то унылые упражнения, чтобы поддержать жизнь тела. Футбол, и теннис, и тому подобное, не говоря уж про истфех, прежде всего – игра, битва. И оно мне этим и дорого. То, что будоражит кровь. Когда все твои нервы и силы подчинены воле к победе. В повседневной жизни у меня такого не бывает. Ни в учебе, ни в чем другом, даже когда надо бежать на время или прыгать через планку. Никогда в таких вещах я не стремился быть впереди. Даже в компании с девчонками скорее тушевался, старался оставаться в тени. Только в битве хотел быть первым. В сражениях надо побеждать. По крайней мере стремиться к этому. Ну типа как в компьютерных игрушках. Иначе какой смысл?

Я сунул ноги в джинсы, они были ледяные. Натянул свитер, прошел босиком до двери. В мансардном этаже ванной нет – чтобы в нее попасть, надо спуститься на третий, а еще лучше на второй, там вода горячее. Лестница узкая и очень крутая, когда приходят иностранные студенты, они всегда спрашивают у миссис Осборн, как это ее дети еще не свернули себе шеи. «Для Англии это нормально», – объясняет она с улыбкой.

И верно, никто из нас пока шею себе не свернул. Друг другу мы с Лукасом когда-то пытались, без всякой лестницы, но обошлось.

На втором этаже ванная оказалась занята. Если это Оливия заперлась в ней, то, во-первых, почему она не в школе, а во-вторых, с мечтами о теплом душе можно попрощаться, сестрица наверняка истратит всю горячую воду. Я подумал и забил на мытье. Спустился вниз, на кухню, размышляя по дороге о том, насколько я вырос из этого дома с тех пор, как приезжал сюда ребенком. Еще до всякого Майкла, когда здесь просто жили бабушка Маргарет и Вурзел. Лестница стала мне мала, перила, по которым я когда-то съезжал, теперь почти на уровне колена. Викторианская эпоха. Эти титаны были карликами. В Эдинбурге, в нашей с отцом берлоге на Драйден-плейс, куда просторнее. А по сравнению с манором в Троссаксе жилище Осборнов – просто кукольный домик. Хотя там полдома занимает музей, и все же.

Запах кофе становился все сильнее по мере того, как я приближался к кухне. Босые ступни слегка прилипали к паркету, отдирать их при каждом шаге – забавное ощущение.

Кухня тут просторная, хотя, конечно, меньше, чем в Троссаксе. Полуподвал. Каменный пол холоден, как лед. Длинный стол светлого дерева, на нем деревянное блюдо с яблоками и корзинка с крекерами. На углу столешницы строй бутылочек от молочника.

Миссис Осборн что-то готовила у плиты, но услышала, как я вошел, и, не оборачиваясь поздоровалась:

– Привет!

По голосу было понятно, что она улыбается.

– Доброе утро.

– Кофе будешь?

– Ты уже сварила?

– Только что. Еще горячий. Яичницу?

– Не надо, я в столовой поем.

– Все равно делаю для Майкла.

– Тогда буду. Спасибо.

Я стянул крекер из корзинки, потом второй.

В гостиной здесь есть камин, но пользоваться им давно запретили. У деда в Королевской Рыбалке сейчас наверняка полыхает, потрескивает в очаге большое полено и языки пламени пробегают по сухой коре. Было приятно думать об этом. Я потянулся за третьим крекером.

– Ты не опаздываешь?

– Нет, мне сегодня к одиннадцати, я встречаюсь с куратором.

– Кто твой куратор?

– Уотермид.

– Это серьезно, – вздохнула она.

– Он мне нравится.

Я налил себе апельсиновый сок в стакан и кофе в большую керамическую чашку с щербинкой на краю. Сел, поджал ноги, поставил их на край стула. Так немного теплее.

– Почему ты не надел носки?

– Потому что они все разные. Откуда ты знаешь, ты же стоишь ко мне спиной?
<< 1 2 3 4 5 6 ... 19 >>
На страницу:
2 из 19

Другие электронные книги автора Мария Пастернак