Роксана расплывается в улыбке.
– Видела бы ты лицо Маркуса, когда он это прочел, – прыскает она. Я не могу ей не ответить. Мы хихикаем. Мне легче. Я должна держаться за эти воспоминания. Не за те, что остались во мраке, а за такие… светлые, жизнеутверждающие.
– Я принесу тебе поесть. Я быстро вернусь, – она указывает на меня пальцем и строго добавляет, – а ты лежи и не три кожу.
Роксана открывает дверь. Напротив нее стоит Маркус. Видимо, он все время там стоял. Я сдала себя с потрохами. Дверь закрывается, и я облегченно вздыхаю. Сначала наберусь сил, а уж потом… потом я устрою ему сладкую жизнь.
***
Видимо, я немного задремала, потому что резко открываю глаза, когда хлопает дверь. В руках Роксана держит поднос, на котором сиротливо стоят кашка и сок. «И это все???Они решили меня голодом заморить? Или боятся, что я сбегу?»
– Тебе нельзя сразу есть много еды, – улыбается Роксана.
– Мой желудок с тобой не согласен.
Странно, но чувство юмора меня не покидает никогда, а вот подруга… она куда-то исчезла.
– Эй, что-то не так? – обеспокоенно спрашивает Роксана. Я мотаю головой.
Кашка вкусненькая. Желудок доволен. Я запиваю все соком и понимаю, что сил не осталось.
– Спасибо, – шепчу я. Роксана присаживается на краешек кровати. Она хочет поговорить, я это ощущаю.
– Послушай, я не специалист в таких вещах, но, если ты захочешь рассказать, я выслушаю. Думаю, тебе станет легче.
Я молчу, перевариваю ее слова.
– Спасибо, – наконец-то выдавливаю из себя. – Можно только не сейчас? Я устала.
– Конечно.
Роксана садится на диванчик около кровати. Видимо, она останется со мной. Я взвешиваю все за и против. Понимаю, что лучше она, чем Маркус.
Мне тоскливо. Понимаю, что без подруги я потеряла частичку себя. Внутри пустота. На ней я и сосредотачиваюсь. Она подобно черному водовороту затягивает меня внутрь. Гигантский черный глаз смыкается вокруг меня, унося в сплошную тьму.
***
Мне жарко. Ужасно жарко. Боль лижет мои ноги, резко забираясь все выше и выше. Я всхлипываю. Я не хочу снова это ощущать. Я сгораю снова и снова. Руки и ноги налиты свинцом. Я не могу пошевелиться. Я хочу открыть глаза, но не могу. Они зашиты! Рот зашит! Я умираю, умираю!!!
– Льдинка, тише, – откуда-то доносится голос. – Она бредит.
Я пытаюсь держаться за этот голос, но он замолкает. Мне жарко.
– Я ничего не знаю. Я не знаю, – всхлипываю я. Зачем я это говорю? Да, они снова меня мучают. Снова ужасные веревки стягивают мои запястья. Что-то горячее прижимается к животу. Они ставят на мне клеймо раскаленным железом. Я кричу. Жарко!
Я раскрываю глаза. Вокруг нет темноты. Все белое. Зрение плохое. Комната расплывается и кружится. Это все неправда. Я в безопасности. Я здесь. Здесь. Все закончилось. Но тело помнит каждый удар, каждую боль от ран.
– Нет! Пожалуйста, не надо! Я ничего не знаю!
Мне так больно. Я слышу, как хрустят мои кости. Как сломанные ребра впиваются во внутренние органы. Боль неимоверная. И, кажется, я наконец-то теряю сознание.
***
Солнце светит на меня. Вокруг спертый теплый воздух. Я вдыхаю его, и легкие будто сжимаются, иссушиваются. Я приоткрываю глаза, чтобы увидеть уставшее лицо Маркуса. Я брежу. Его здесь нет. Что-то прохладное ложится мне на шею. Это как глоток воды из родника. Я тянусь к этой прохладе, к этому источнику живительной влаги. Кто-то стонет. «Это я?»
– Малыш, ты здесь… со мной, – шепчет Маркус. В его голосе слышна боль, будто он чувствует ее за меня. – Все закончилось. Тебя больше никто не тронет. Я не позволю. Слышишь?
Я хочу послать его очень далеко. Так далеко, чтобы оттуда он не возвращался еще лет сто. Но что-то екает в груди. Мне не хватало его. Я понимаю, что он спас меня трижды. Я обязана ему жизнью. Пусть и одинокую, но он подарил мне ее. Трижды.
Не было бы снега, не было бы морозных ночей, не было бы одиноких вечеров у камина, не было бы картин. Я никогда бы не узнала этот мир. Я бы никогда не испытала свободы. Каждый миг, каждую минуту… они все мои. Это мое. Он дал мне это.
Прохладные пальцы скользят по моей щеке. Приятное ощущение. Мне представляется заснеженная поляна, но там я уже не одна. Там кто-то есть.
«Почему я не могу тебя ненавидеть…»
– Ты самое светлое, что я видел в своей жизни, – доносится до меня. Меня уносит течением… дальше, дальше, дальше.
ГЛАВА 5
Я открываю глаза и часто моргаю, привыкая к яркому свету. Зрение восстановилось, что не может не радовать.
Я лежу на боку в комнате. Кроме меня сейчас здесь никого нет. Это хорошо. Я медленно сажусь и обвожу глазами помещение. Оно небольшое. Максимум три на четыре метра. Все белое. «Как в психушке». Рядом с кроватью стоит небольшой диванчик и столик. Напротив, на стене, картины с морем.
Все прекрасно, только мне ужасно хочется в туалет. Слева от меня в дальнем углу дверь. Я осторожно спускаю ноги с кровати. Комната стоит на месте. «Вот и чудненько». Обматываюсь простынкой, которая меня покрывает. Она тащится за мной, словно шельф свадебного платья или… саван. Я добираюсь до ванной, кажется, через несколько часов.
Справив все свои нужны, я подхожу к раковине. Прохладная вода приятно освежает лицо. В зеркало смотреться страшно. Я колеблюсь, но все-таки поднимаю голову.
Такого я не ожидала. Кожа белая, ровная, даже немного румяная. «Учитывая, что меня недавно поджарили, это неудивительно». Я провожу пальцами по щекам, по губам. Я будто заново изучаю себя. Только глаза у меня чужие, будто смотрят в душу. Они шепчут: боль, боль, боль… Мне становится холодно, но я продолжаю смотреть на себя. Это его кровь вернула мне вид столетней давности. Что еще изменилось? Я поднимаю руки и рассматриваю себя. Кости больше не выпирают, кожа красивого оттенка. Я выгляжу живой, если можно так меня назвать. Даже под этой полупрозрачной простынкой я вижу свое тело. «И, видимо, не только я могла его видеть». Мое тело подтянуто, красиво, маняще. «Скромности мне не занимать».
Внезапно осознаю, что моя подруга вернулась. Она стоит в дверном проеме, в пеньюаре и потягивает коктейль. Она подмигивает мне. Я расплываюсь в улыбке, потом начинаю смеяться. Мне становится так легко, но это все нервы. Я схожу с ума. Я сейчас по-настоящему схожу с ума. Опираюсь руками на раковину и опускаю голову. Вдох-выдох. Нельзя рыдать. «Сколько можно, Марианна?» Но я себя не слышу. Слезы просто капают. Кап-кап. Я дышу, а слезы текут по щекам, щекоча кожу.
Мое прекрасное время самоуничтожения подходит к концу, когда хлопает входная дверь и мгновенно распахивается дверь в ванную. В зеркале я вижу Маркуса. На его лице мелькает чувство облегчения. «М-м-м… он думал, я сбежала». Это льстит мне.
Дальше я вижу злость в его взгляде.
– Ты должна лежать, – рыкает он.
– Я себя выписала, – шепчу я. Получается хрипло и неуверенно. Отвожу взгляд, чтобы не видеть, как он злится. Хочу розовых пони и радугу, а не его кислую рожу. Я выпрямляюсь и двигаюсь ему навстречу.
– Прекрати на меня пялиться, – шепчу недовольно я, замечая, как его взгляд скользит по моему телу.
– Нет ничего, что бы я не видел, – хмыкает он. Ах, он…
– Раздевайся, – произношу я.
– Ты еще слаба, – неуверенно отвечает он.
Хах! Вот, значит, как! Моя подруга тихо хихикает в сторонке.