Нищая братия скучающе изучает дислокацию – авось да пройдет какой – никакой податель благ.
И вот по улице Киачели показалась парочка: то ли брат с сестрой, то ли муж с женой – оба чернявые, невысокие, с горбатыми носами и в одинаковых джинсах – клоны, да и только.
По виду как раз разгар грызни. В сонной тишине до нищих явственно доносятся обрывки диалога:
– … Все люди как люди. Один ты пыльным мешком из-под угла небитый! Кто вчера работу прошляпил?! А? – наседает клониха на клона.
– Молчи, женщина, – неуверенно вздыхает усатый обладатель переломанного носа. – Разговорчики в строю.
– Только это и знаешь! – взрывается его подобие, зло поблескивая карими глазами из-под смоляных бровей.
Эльза, икая, ставит диагноз.
– Муж и жена скублятся.
Парочка тем временем поравнялась с мусорным баком. «Недобитый пыльным мешком» затормозил, уставившись на откормленных котов.
– Какие красивые! – и улыбается детской улыбкой.
Большой черный кот тут же стал тереться об его голубые джинсы.
– Это Ермолай, – словоохотливо объясняет кошачья принцесса, тыкая пожелтевшим ногтем в сторону черного. – А этот желтый – Спиридон.
– Ну, что встал, пойдем! – тянет за рукав жена, с явным отвращением поглядывая на когорту кошек. – У нас такого добра пруд пруди во дворе.
– Погодит ты, – не спешит глава семьи, почесывая рукой за ухом Ермолая. Кот блаженно жмурится и еле слышно мурлычет.
– Пфуф, – злится жена, – потом руки после него надо мыть.
– Вот жизнь – индейка, – с прищуром поглядывает на нее Нина, лукаво улыбаясь. – Муж животных любит, а жена – нет.
Кошконенавистница наконец-то удостоила ее взглядом, подозрительно хмыкнув.
– С чего вы взяли, что мы муж и жена? Что, на лбу написано?!
– А хотя бы и на лбу! – неспеша тянет Нина, всей пятерней утирая нос. Потом с достоинством поясняет. – Я, вить, цыганка – беженка из Абхазии, без картов все скажу. – Постепенно оживляется. – Ты, вот, хоть и бурчать любишь, а счастливая. Муж у тебя – добрая душа, всех жалеет, долго жить будет, кошатник.
Парочка слушает с нарастающим любопытством. Напротив, у церковной ограды тоже от нечего делать внимают четверо невольных слушателей.
Нанули, почесывая огромный бюст, цедит сквозь оставшиеся прокуренные зубы:
– Началось! Вот умеет лапшу на уши вешать! А нам теперь фига с два что перепадет.
Как бы в подтверждение его слов будущий долгожитель лезет в карман, достает, не считая, мелочь и протягивает Нине.
– Возьмите, тетя.
– Спаси тебя, Господи, сынок, – улыбается бомжиха и, поворачиваясь к жене, продолжает. – А ты меньше грызи его, что он безработный. Тебе и так мелкие деньги со всех сторон идут. Жадность фраера губит.
Я тебе легенду расскажу, – не дожидаясь согласия, начинает повествование. – Ходил, значит, Иисус Христос по земле, проповедовал. Подошел к колодцу, а там две девушки стоят.
– Да знаю я это, – нетерпеливо прерывает ее владелица мелких денег, – это в Евангелии написано про самаритянку- блудницу.
– Да что ты знаешь, грамотейка? – повышает голос бомжиха. – Ни хрена ты не знаешь кроме своей работы. Одно дыр-дыр, а толку – пшик! Не знаю я никаких самаритянок! Тут вот как было. Мне ишо моя бабушка, Царство ей Небесное, рассказывала. Ты слушай, не перебивай!
Попросил, значит, Иисус Христос воды напиться. Одна грубо отказала, а другая, кроткая, Его напоила. Выпил Господь воды и говорит той, хамоватой:
– Бог даст тебе хорошего покладистого мужа, а тебе, – обернулся к доброй, – плохого и драчливого.
Та, что напоила, удивилась:
– За что же мне такое?
Он объясняет грубиянке:
– Ты только с хорошим уживешься, а она со своим добрым характером любого вытерпит…
Так что не долбай своего мужа за то, что он не такой, как все, не умеет деньги делать.
– А жизнь сейчас какая! – не унимается спорщица, пропуская мимо ушей легенду. – Дикий капитализм!
– Знамо дело, не коммунизм! – Иронизирует бомжиха, хитро улыбаясь. – Господь-то, Он обо всех думает в любое время и обо мне, грешнице, и вот о Ермолае, к примеру, – она кивает на вконец разомлевшего кота. – Я, вить, Ермолая за полтора лара выкупила, от смерти спасла.
– Как это? – заинтересовался кошатник.
– А так это, – ему же в тон отвечает Нина. – Сижу я как-то здесь. Смотрю, мимо мужик идет и кота мяукающего тащит.
– Куда ты его, мил человек? – говорю. А он, знай себе матюгается. «К Куре, говорит, топить его буду. Он у меня колбасу сожрал». «А сколько твоя колбаса стоила?» – кричу. «Лар и пятьдесят на базаре за руставскую палку отдал.» Я скорей в карман, а там только лар мелочью. Еле уломала его подождать. Я, говорю, наклянчу и дам. И, правда, через минут десять все собрала и кота оставила у себя.
Так что Богу всех жалко. Главное, никогда надежду не терять. У меня вот 17-ть лет детей не было, а в 44 я девочку родила. Она сейчас в Америке в няньках сидит. Я молюсь, может она там замуж выйдет. А че, – глядя на парочку снизу верх и заслоняясь рукой от солнца, – все бывает.
Тут жена с удвоенной силой дернула мужа за рукав, и они пошли дальше. Нанули не очень уверенно заученно затянула при их приближении.
– Помогите, чем можете.
И тут же получила тычок от Эльзы:
– Вот тварь Нинка! Вечно всех клиентов перебьет своим языком.
Сцену эту так же наблюдали две пожилые прихожанки, сидевшие на лавочки у церкви. Они остались ждать вечерней службы, вот и коротали время за тихим, богоугодным разговором. Одна, помладше, в модных очках заметила:
– Нина – не Божий человек. Сколько здесь сидит – ни разу в церковь не зайдет, а уж про Причастие я вообще молчу. Говорят, у себя в Абхазии она целое поместье имела, на сбор мандаринов людей нанимала. А сейчас ее вот как Господь смирил.
– Нда, – кивнула ее наперсница в голубом газовом платке. – Все-таки, какое искушение эти нищие! То друг друга из-за денег ведрами бьют, то прихожан проклинают. Бездна грехов им же не есть числа. И, видно, в грехах зачаты. Ты только на этого урода Шакро посмотри! Налицо все признаки дебилизма: обезьяний лоб, выдвинутая вперед челюсть. Только и знает, что на барабане димпитаури (9) выбивать. Катастрофа какая-то… И, самое печальное, никак их отсюда убрать нельзя…
В этот момент со стороны бака донеслось радостно призывное.
– Эй, вы! Идите сюда! Мне тут одна женщина кусок сулгуни (10) дала!