Рядом с вами

Или взять, к примеру, воскресный поход в церковь. Как бы я ни ныла, что устала и мне лень вставать на час раньше, он и слышать ничего не хочет: воскресную службу пропускать нельзя.

И я через «не могу» начинаю собираться. Ему-то что, стоит себе в церкви весь в молитвенном настрое, ну максимум возьмет на руки самую младшую, а остальные меня поминутно дергают: то им одно надо, то другое.

Или вот еще причина для споров. У Заура с работой то пусто, то густо. Он может, например, кому-то деньги пожертвовать, не думая о завтрашнем дне. Я с ним ругаюсь:

– Так нельзя, у тебя пятеро детей! Надо все рассчитывать.

То ли он на Бога надеется, то ли живет эмоциями – не поймешь. Не любитель разговаривать. Пожаловалась я как-то матушке на Заура: рычит он на меня постоянно, все время меня контролирует и мораль читает. И вообще, я никакой любви от него не чувствую.

А она только отмахнулась, сказав что-то в таком роде: слова, мол, ветер, если б ты знала, в какую горячую калошу я сажаю своих послушниц, чтобы они были еще лучше! Так что делай свое дело и не забивай голову ерундой.

Вот что значит духовный человек. А то ходит тут моя подруга, эмоции разбрызгивает:

– Как можно так жить, он тобой как хочет, так и крутит! Ты и так с этими детьми, как солдат сил быстрого развертывания, на себя в зеркало лишний раз посмотреть не успеваешь. А твой феодал еще мораль читает: «Утренние молитвы читала или нет?»

Это она как-то наш разговор застала, не так поняла, вот и клеймит теперь Заура «православным тираном» и всяким таким. Хорошо, что она все остальные его выходки не видела.

Я ей пыталась объяснить:

– Ты хочешь – верь, хочешь – нет: если я завожусь и утреннее правило не прочту, у меня весь день наперекосяк идет.

Но она свое твердит:

– Надо звонить в «горячую линию» по насилию в семье. Не семнадцатый век! Нельзя мужиков на голову сажать!

Вот и делись после этого с подругой. Ей я стараюсь говорить, что у нас все прекрасно. Как-то мне тошно от ее сочувствия. Тут и так столько проблем. Главная – нестабильность материальная. Не знаю, что будет завтра. Ведь мы в основном живем на то, что мой дядя из России пришлет. Но и несмотря на это финансирование, живу я в вечном страхе. Попробуй что не по нему сказать, психанет и все крушить начинает. На днях два окна разбил. Мне тоже иногда достается под горячую руку. Ходила я к мамао жаловаться. Ну, поговорил он с ним, прочистил мозги. Заур неделю ходил, мне в глаза заглядывал. Потом опять двадцать пять. Не могу же я каждый раз к мамао бегать жаловаться. С одной стороны, нам явно Бог помогает, а с другой – очень тяжело. И так жить не могу, и разводиться не хочу. Не представляю своей жизни без Заура. Наверно, смешно звучит, но он для меня гарант спокойствия. Я часто одна с мальчишками справиться не могу, когда его дома нет. А ему стоит лишь рыкнуть, и все становится на свои места.

Все твержу себе, что это у меня крест такой. Но уже и нервы не выдерживают…

Наперекор стереотипам

– Мы ушли! – крикнул из прихожей свекор, и, как подтверждение, последовал щелчок замка.

Нана только покачала головой, выражая непонимание и удивление одновременно. Нодари-бидзия и Гулико-дейда, как Нана называла родителей своего покойного мужа, на старости лет, кажется, дружно тронулись умом. Последний месяц они зачастили в какие-то странные «гости», хотя до того мирно кряхтели дома и дальше ближайших магазинов никаких вылазок не совершали. А тут визит за визитом, блеск в глазах, нервозность в движениях, какие-то заговорщицкие перешептывания, перемигивания. Ни дать ни взять – теракт готовят с требованием поднятия пенсий.

Все это, конечно, очень неудачное сравнение, но факт оставался фактом: старички что-то затевают.

Нана, в отличие от них, уже давно ничего не хотела и ни в какие авантюры не пускалась. Просто тянула ежедневную лямку трудоголика, разрываясь между работой в детсаду и двумя детьми.

Свекор со свекровью, которых она так и не научилась называть «мама» и «папа», всячески пытались ей помочь. Само собой, души не чаяли в двух внуках. Нодар, в прошлом инженер, ухитрялся находить учеников по математике и корпел вечерами, разбирая тесты для выпускных экзаменов. Гулико тоже вносила свой неоценимый вклад в семейный воз, но немного в другом эквиваленте.

Известие о смерти единственного сына, убитого в поезде при невыясненных обстоятельствах, сильно надломило Гулико. Вначале она изводила себя и других неразрешимым вопросом: «За что, Господи?» Естественно, как-то она обратилась с этой головоломкой к первому попавшемуся священнику. Тот задал только два встречных вопроса.

– Кем вы работали?

– Гинекологом, – с нескрываемой гордостью произнесла Гулико. Она была настоящим профи и дело свое любила без памяти.

– Сколько абортов сделали? – тут же последовало продолжение.

– Пятьсот, – не задумываясь, ответила она и тут же осеклась.

Священник развел руками:

– Что же вы еще хотите после стольких убийств невинных младенцев?

Гулико, бывшая в свое время членом партии и имевшая немало вполне заслуженных регалий, просто онемела. С этой стороны она никогда не рассматривала свои профессиональные действия. Всю ночь она проплакала, переваривая этот шок. На другой день спозаранку она, опираясь на руку Нодара, направилась к тому же священнику за ответом.

– Что же мне делать?

И получила расплывчатый совет: мол, надо каяться, молиться и совершать добрые дела.

Дома супруги стали обсуждать конкретное значение сакральной фразы. Тогда Нодар предложил свой вариант:

– А если открутить этот процесс назад?

– Как назад? – Гулико слегка вынырнула из океана уныния.

– Ты можешь помочь людям в лечении бесплодия. А я лично перекопаю интернет и найду тысячу и один народный метод для этого дела. Причем лечить ты будешь бесплатно.

Гулико ухватилась за эту идею с тройной энергией.

Нодар до рези в глазах исследовал неимоверное количество сайтов на своем стареньком компьютере… Гулико приступила к лечению соседей в радиусе нескольких улиц.

Дело явно задумывалось под счастливой звездой. Слава множилась и разрасталась. Гулико удостоилась народного титула «тибетской травницы с грузинским уклоном». Без внимания ее тоже не оставляли, несли кто что мог: начиная от кондитерских изделий и заканчивая десяткой-другой лари. Все воздаяния вливались в семейный бюджет.

Нодари поднапряг свой талант шахматиста и изобрел еще один источник заработка. Предложил уличным торговцам хранить в своем подвале их фруктово-овощную продукцию. Цена – лари за ночь, независимо от количества тары. Сам хозяин переселился ночевать в холодный подвал, чтобы, не дай Бог, чего-нибудь не стибрили соседские мальчишки. Зимой в подвале стоял жуткий холод, но Нодар мужественно охранял вверенную ему собственность, высунув кончик увесистого носа из спального мешка. И, как следствие этих героических действий, получил от соседей титул «Заслуженный полярник Республики Грузия».

Так, в мирных трудах, катилась жизнь титулованной четы на закате дней. Хотя бывали у сладкой парочки и нешуточные кризисы.

Гулико, знавшая Нодара со школы, иногда взбрыкивала и начинала на пустом месте выискивать следы супружеской неверности. Как-то она даже выгнала мужа из дома, приревновав его к бывшей однокласснице, случайно встреченной на улице.

После возвращения домой Нодар был с позором выставлен за дверь, сопровождаемый визгливым напутствием:

– Не вздумай оставлять здесь свои вставные зубы, Касабланка!

К вечеру, остыв, Гулико лично отправилась на поиски изменщика и обрела его в Кировском парке сидящим за нардами. Нодар был водворен в родные пенаты, чему сопутствовало объявление на тональность ниже утреннего:

– Мы должны умереть на одной подушке в один и тот же день!

Вот на основании всех этих психологических нюансов Нана и решила, что у старичков очередное весеннее обострение, и спокойно занялась стиркой.

Свекор и свекровь явились домой чрезвычайно довольные и, видимо, решили, что пора раскрывать карты.

– Завтра к нам в гости придет Омари, – торжественно объявил Нане свекор, нервно протирая очки.

Гулико не менее возбужденно чертила зигзаги на кухне между столом и раковиной, развернув фронт работ, равный разве что новогоднему. В заготовках уже угадывались сациви, пхали с орехами и прочие вкусности.

Долгожданный гость оказался слегка затюканным компьютерщиком в толстенных очках. Сними он их – выглядел бы точно каким-то беззащитным увальнем.