Рядом с вами

– Хорошо-хорошо, не беспокойтесь. Я вам позвоню. Надо с мужем поговорить. – И поскорее захлопнула дверь.

Вечером Кети рассказала все Бесо, который как нельзя кстати был в относительно адекватном состоянии. Он тоже сперва не понял, в чем смысл столь необычного предложения, глубокомысленно повертел так и этак бумажку с номером, даже на свет зачем-то посмотрел. Потом изрек:

– А что? Это вариант неплохой. Корова, говоришь, есть? Деревенское мацони – это вещь. Завтра я съезжу в Цхнети, на дом посмотрю, туда-сюда. И вообще проверю, кто чем дышит. Ты же знаешь, – он постучал себя по лбу с залысинами, – мозг! – Кети успешно подавила усмешку. – А то вдруг получим от мертвого осла уши, а не бабушку с мацони…

Так в семье Кети утвердилась Тасико. Она взвалила на себя все хозяйственные заботы почище любой домработницы и скоро стала совершенно незаменима. Молоко, сыр и яички, доставленные из ее хозяйства, очень живописно вписались в интерьер полупустого холодильника.

Кети на первых порах напряженно приглядывалась к дармовой помощнице, перепрятав от греха подальше уцелевшие от запоев Бесо несколько колец – весь золотой запас семьи. Она никак не могла понять, зачем Тасико эта добровольная женская каторга? Причем на конкретный вопрос сама «рабыня Изаура» отвечала что-то совершенно несовременное:

– Устала от одиночества. К тебе, Кети, просто сердце потянулось. Вот и все.

Это было особенно странно слышать: в наше-то волчье время – и вдруг такой подозрительный альтруизм.

Потом Кети перестала ломать себе голову и зажила дальше. Нашла работу и стала без волнений оставлять детей на совершенно постороннего человека.

Так прошло несколько лет. Однажды вечером Тасико стало плохо с сердцем. Кети бросилась к ней, оседающей на пол у раковины.

– Эй, кто-нибудь, быстро звоните в «скорую»!

Но через пять минут стало ясно, что «скорая» уже не поможет.

Кети дрожащей рукой закрыла Тасико глаза.

На другой день они с Бесо поехали подготовить дом Тасико к похоронам. Требовалось сделать уборку и переставить мебель. Среди вещей попалась на глаза потрепанная тетрадь советского образца. Кети раскрыла ее, пробежала глазами по неровным выцветшим строчкам и уже не смогла оторваться.

«…Господи, как мне жить теперь? За что?!!!! Почему это должно было случиться именно со мной?!»

Кети перевернула еще несколько листов, и картина прояснилась. Шестнадцатилетнюю Тасико соблазнил один студент, который приехал в гости к соседям. Провел романтично время и отбыл преспокойно в город, увозя с собой приятные впечатления. О том, что Тасико беременная, он даже не узнал. Сама будущая мать осознала шокирующую новость, когда уже невозможно было что-либо изменить.

«…Мне страшно подумать, что сделает отец, когда все узнает. Господи, сделай так, чтоб я не проснулась завтра утром. Так будет легче для всех. Что тебе стоит, Господи?»

Отец-таки узнал. Чтобы скрыть позор от соседей, запер дочь до родов дома, а для общего сведения объявил:

– Тасико сошла с ума, на людей кидается. Поэтому держим взаперти.

Когда родилась девочка, старший брат Тасико тут же вывез ее в город и сдал в детдом.

Тасико еще долго не выпускали на улицу, чтобы люди привыкли к факту ее «болезни». Отец все продумал. Даже если бы Тасико стала разыскивать ребенка, все вопросы можно было списать на бредовую идею.

«Где же она, моя доченька?! Только и успела на нее полчаса посмотреть. Все искала приметы, как бы ее от других отличить. Так нет, тельце чистое, беленькое. Одна крошечная родинка между средним и указательным пальцами. Как мне ее найти в этом людском море? В чьи руки попадет моя девочка? Дай Бог, чтобы в хорошие! А если нет? Тут свои родные со мной что сделали… Зачем столько злых людей на свете???»

Еще шелест страниц, и мелькнули даты смерти родителей.

«Я ждала смерти больного отца как избавления. Пока смотрела за ним, вся злость ушла куда-то и осталась только огромная усталость. Умирая, он сказал: «Прости меня. Я тебе жизнь поломал». Господи, найду ли я когда-нибудь свою девочку? Хоть бы отдать ей ту часть любви, которая во мне, и умереть на ее руках!»

Еще несколько листов и скупые строки:

«Сегодня моего брата зарезали в драке. Была у меня слабая надежда, что он скажет, в какой детдом отвез мою кровиночку. Но этого я уже никогда не узнаю…»

Потом шел подробный перечень детдомов, которые напрасно обошла Тасико, так и не найдя никаких следов.

Затем подчеркнутые строки и восклицательные знаки.

«Слава Тебе, Господи! Это точно она! Я сидела в автобусе, а моя девочка взялась правой рукой за поручень прямо перед моими глазами. У нее родинка между пальцами!!! Я пошла за ней, трясясь от страха, что она заметит меня! Оказывается, все эти годы мы жили почти рядом. Она в Багеби, а я в Цхнети…»

На могиле у Тасико стоит камень с надписью:

«Маме от дочери. Лучше поздно, чем никогда!»

Семейное насилие

– Вот говорят – семейное насилие. Верно говорят. Это самое насилие я постоянно терплю, – рассказывает Элисо. – Вообще же о нас прямо сериал можно снимать. Ну, начну от Ноева ковчега… Шестнадцать лет я замужем, и каждый день – как на линии фронта! Когда Заур меня привел, сразу было видно, что характер у него тяжелейший. На панихидах к своим родственникам начинал приглядываться: «Почему ты на него посмотрела? А этот зачем так нехорошо тебе улыбнулся?» На пустом месте криминал выищет – и все, вечер гарантированно испорчен!

Заур был такой же, как многие парни его возраста: курил травку, не работал. Так мы прожили несколько лет. Я родила Дато. Работала в одной фирме, имела хорошую зарплату. Заводить других детей мы не собирались. Я сначала думала: вот ребенок родится, и муж изменится. Какой там, еще хуже стало! С нами произошло, как в той поговорке: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Дато серьезно заболел. Пробовали лечить, но безрезультатно. Мой муж смотрел на это, смотрел, а потом сгоряча дал обет: если сын поправится, бросит не только травку, но и курево. Он считал, что это за его грехи ребенок отдувается.

Странно, но факт: у Дато относительно скоро все наладилось. Зауру пришлось идти в церковь и выяснять у мамао[13 - Священника (груз.).], как выполнить свое обещание. Тем более что на свои силы он не очень-то надеялся. Бросить курить не у всех получается.

Священник отнесся к нему с пониманием. Причастил его, и с того дня как отрезало. Заур до сих пор не курит. Я сама была поражена не меньше мужа. После этого Заур зачастил в церковь. Потом меня и своего младшего брата потащил.

Фирма моя закрылась, а искать другую работу муж мне не позволил, хотя у меня были неплохие варианты. Я ж говорю, что ревность его по сей день душит. Пошли скандал за скандалом. Посуды мы перебили – не счесть. Я даже собрала чемодан, схватила Дато в охапку и ушла к своему дяде. Заур помчался за нами. В дверь ломится – попробуй не открой! «Э-э, – думаю, – еще перережут друг друга, что я потом делать буду?» Пришлось вернуться.

Потом у нас как-то все стало меняться. Можно сказать, все это началось с того, что однажды мы поехали не в ту сторону. Дело было так. Едем мы как-то по делам. Видим – на противоположной стороне стоит матушка.

– Давай, – говорит Заур, – круг дадим и подвезем ее, куда скажет.

– Почему бы нет, – отвечаю.

Так и сделали. Притормозил он около нее и дверь открыл:

– Садитесь, матушка. Куда вам?

Настоятельница (мы по кресту на груди поняли) села и назвала место. И хотя для нас это был большой крюк, Заур стал ее бойко уверять, что нам именно туда и надо. Матушка, кажется, нас раскусила, но не стала заниматься разоблачениями. Пока ехали, разговорились на разные темы, обменялись телефонами. Короче говоря, когда доехали до ее монастыря, было впечатление, что знаем друг друга сто лет. Потом эта матушка стала для нашей семьи кем-то вроде Ангела Хранителя. После той встречи на дороге у Заура получилось то, о чем он давно мечтал: дела с работой улучшились, и он начал понемногу жертвовать на монастыри. Стал ездить по святым местам и, конечно, таскать нас за собой.

Потом родились у нас подряд четверо младших. Приключений хватало с лихвой. Но чуть что – мы обращались за помощью к матушке, и все оборачивалось наилучшим образом. Вот хотя бы тот случай взять, когда я последнюю, Саломе, рожала. Что-то пошло не так. Чувствую, мне все хуже и хуже. Ползаю за врачом и умоляю его так, как ребенок конфету клянчит, давление мне измерить. А ему плевать, только отмахивается: «У вас все хорошо». Деньги свои уже взял, остальное ему по барабану.

Заур красный, взъерошенный под окном роддома бегает и кулаком оттуда грозит: «Не дай Бог с моей женой что-нибудь случится, я с тобой потом разберусь!» А я уже приготовилась умирать. Представила себе душераздирающую картину, что будет в этом мире без меня: мой муж сопьется, а дети станут босяками. Сижу и плачу из-за своей впечатлительности. Тут дверь открывается и заходит матушка (догадался Заур самую умную вещь сделать – ей позвонить). Села она рядом со мной и говорит: «Тебе никакая операция не понадобится, все будет хорошо». И правда, все потом ее молитвами обошлось.

Таких историй у нас было вагон и маленькая тележка. То проблемы с домом, то осложнения у детей – всего не упомнишь. Но стоило позвонить ей и попросить помолиться, как все тут же налаживалось.

А так на нас даже самые близкие люди смотрят как на ненормальную, безответственную парочку. Для всех неразрешимый ребус: зачем надо было заводить кучу детей в нестабильной стране?

Тем более, зная, какой тяжелый и бескомпромиссный характер у Заура, не понимают, как я с ним до сих пор не развелась.

Взять хотя бы вопрос одежды. Когда я была беременной вторым, Торнике, понадобилось мне куда-то съездить по одному важному делу. Заур, что называется, рогами уперся:

– Я тебя никуда в джинсах не повезу! Или – или.

Пока я спорила и доказывала, что прилично, а что нет, он молча завел машину и уехал. С тех пор пришлось мне на брюках поставить крест.