100 грамм предательства

В висках начинает пульсировать. Встряхиваю головой, моргаю несколько раз.

Всё хорошо… Дыши… Это ошибка. Конечно, чудовищная ошибка!

Но все строчки почему-то ядовито-красные…

Вчитываюсь в каждую, когда понимаю, что именно произошло. Судя по данным, я потеряла критические сто грамм!

Трясущимися пальцами щёлкаю по вкладке «Параметры» и листаю ленту вниз, в надежде отыскать ошибку в цифрах, но график упрямо показывает, что информация верная.

В чём же дело?

Снова прокручиваю ленту вверх-вниз, и громко ахаю, когда натыкаюсь на примечание, отпечатанное мелким шрифтом в самом низу.

С 1 марта текущего года нормы были снова изменены. Дальше можно не читать, ведь на дворе уже июнь…

Выходит, никакой ошибки, просто Регентство в очередной раз порезвилось с показателями. А это значит, сегодняшние сто грамм оказались роковыми.

– Оставайся на месте, Кара, Полиция Внешности очень скоро навестит тебя! Приятной Утилизации!

От щебетания Зефирки у меня мороз по коже, неужели это конец?..

Да, именно так.

Пройдёт каких-то десять минут и за мной обязательно придут, как когда-то за Джуси. Чуть ли не каждую ночь я просыпалась от крика, потому что во сне меня объявляли испорченной, потом лежала, не в силах больше уснуть.

А теперь в оцепенении продолжаю пялиться в экран, будто от моего взгляда ненавистная строчка сменит окраску, а мои показатели увеличатся.

Неожиданно с лица Зефирки сползает улыбка, словно кто-то невидимый потянул за уголки губ вниз да так и оставил, приколов края булавками. Её круглые щёчки как-то разом обвисли и от подобного зрелища мне становится не по себе.

Может, у испорченных эйдос превращается в чудовище?..

– Кара, слушай внимательно… – от былого восторга в голосе Зефирки не остаётся и следа, напротив, сейчас он звучит серьёзно и даже сурово: – Ты меня не знаешь, но я твой друг и хочу тебе помочь.

Нет, это не мой эйдос. Что за дурацкая шутка?..

– У тебя очень мало времени, – продолжает вещать Зефирка-самозванец. – Входная дверь заблокировалась, как только тебя признали испорченной, поэтому уходить придётся другим путём.

– Уходить?.. – я таращусь на экран.

– Если не хочешь исчезнуть навсегда, как другие.

От слов «исчезнуть навсегда» меня бросает в пот, я нервно оглядываюсь на дверь, ожидая, что в эту самую секунду ворвётся Полиция, но электроключ продолжает сиротливо темнеть в углу.

– Кто ты?!

– Не сейчас, – тон Зефирки смягчается. – Времени нет, но я обещаю: если ты выберешься, мы встретимся и обязательно поговорим. А теперь ты должна поторопиться, иначе Полиция схватит тебя…

– Что… что я должна делать?

Всё тем же суровым тоном Лже-Зефирка продолжает меня инструктировать:

– Оденься, открой фудбокс… – короткая пауза, – и на панели управления нажми комбинацию кнопок: С5 Б7 Д3! – собеседник услужливо повторяет её дважды. – Теперь повтори ты!

– С5…Б7Д… …3.

– Отлично! Как только задняя стенка фудбокса поднимется вверх, ты увидишь ленту, по которой еда доставляется в твой отсек. Так вот, ныряй вовнутрь! Там довольно узко, но ты худенькая, пролезешь. Когда доберёшься до первой развилки, поверни налево, через три поворота направо и до конца, а потом сразу снова налево. Ты должна попасть в такой же спальный отсек, как и твой. Он нежилой, так что и фудбокс, и входная дверь будут не заперты.

Сама не верю, что иду на поводу у неизвестного, но перспектива исчезнуть, как Джуси, слишком меня пугает. Так что больше не трачу время на раздумья – в конце концов, если это какой-то тест для испорченных, терять всё равно нечего.

Перво-наперво решаю проверить входную дверь. На всякий случай. На цыпочках крадусь к выходу и прикладываю ладонь к электроключу. Вместо золотистого свечения вокруг ладони расплывается красное сияние.

В доступе отказано.

Кто бы со мной не говорил, он сказал правду, а это значит, времени у меня остаётся все меньше и меньше. Быть может, Полиция уже на подходе к моему отсеку? Страх липкими щупальцами ползёт вдоль позвоночника и подбирается к горлу.

Стараясь глубоко дышать, бросаюсь к комоду, распахиваю дверцу и, не церемонясь, вываливаю немногочисленные вещи на пол. Весь мой гардероб состоит из пары рабочих брюк, кофт и футболок серого цвета и нескольких выходных платьев такого же мышиного оттенка. Зимние вещи уложены в ящике под кроватью, но в них сейчас надобности нет.

Хватаю брюки с кофтой, нижнее белье нахожу в нижнем ящике.

– Дальше все будет зависеть только от тебя, – продолжает вещать тайный покровитель. – Как только покинешь отсек, веди себя естественно и сможешь выбраться на улицу… К десяти утра приходи на площадь Мира – мы сами тебя найдём!

Мы?

Ладно, сейчас не время думать об этом. В рекордные сроки натягиваю на себя вещи, но носки отыскать не получается, вечно они теряются в самый неподходящий момент, так что сую босые ноги прямо в ботинки.

– Кара, оставайся на месте, Полиция Внешности очень скоро навестит тебя! – снова щебечет Зефирка ангельским голоском.

Смотрю на экран – лучезарная улыбка уже вернулась на место. Я осталась совсем одна… Но киснуть некогда, нужно убираться отсюда.

Бросаю прощальный взгляд на отсек, где прожила последние два года.

Серые стены с неизменным портретом очередного Регента на самом почётном месте…

Моновизор пылится в углу – толку от него никакого, только рекламу крутит да рассказывает, как хорошо живётся в городе.

Старенький комод, перепавший мне на распродаже.

Поцарапанный стол у окна да книжный стеллаж.

Прямо над кроватью – постер некогда любимой рок-группы, который я так и не удосужилась снять.

И этаким завершающим штрихом разбросанные по полу шмотки. Вот и вся моя характеристика. Я – безликая серость. Ничего примечательного и выдающегося, впрочем, как и у большинства дефектных.

Кидаюсь к фудбоксу, надеясь, что он откроется. Кто его знает, может быть, меня уже вычеркнули из списка жильцов, и заблокировали не только входную дверь?

Мимоходом задумываюсь, кого поселят здесь после меня. Кто будет спать на моей кровати, есть за моим столом, пользоваться моей ванной и прикладывать свои ладони к сканеру? Хотя не всё ли равно?

Дёргаю ручку фудбокса вверх, но ничего не происходит. Неужели я опоздала? Или говоривший со мной ошибся? Нет, не могу поверить, что чудесное спасение не состоится.