Принцесса

Она закрывала ворота и видела, как в темноту удаляется одинокая фигура.

– Лютик! – Лерка выскочила из комнаты как ураган, напрыгнула и повисла на Илькиной шее, размахивая во все стороны мокрыми распущенными волосами. – Приехал, любимый мой Лютичек! Приехал!

– Ну хорош уже! – Илька слегка прижал девочку, чтобы она перестала так активно трепыхаться, – выросла, коняшка, скоро меня перерастешь!

Лерка, и правда, была для своего возраста достаточно рослой, длинноногой, и совсем не походила на невысокого коренастого отца. Иногда их – Ильку и Лерку принимали за отца с дочерью, и даже Юльке казалось, что Лерка непонятным образом очень похожа на Ильку, только она не понимала чем.

– Лютик, я так тебя ждала! – Лерка стояла возле Ильки и размахивала тонкими руками. – А ты болел ветрянкой? – вдруг переключилась она, – а то у меня ветрянка, прикинь! Это снаружи кажется, что меня комары покусали, а внутри…

Лерка глубокомысленно замолчала, демонстрируя молчанием весь ужас ее "внутреннего" содержимого.

– Лютик, между прочим, уже час как под окнами стоит! – прервала бесконечный девчоночий писк Юлька, – ты что делала, спала что ли? Почему волосы мокрые?

– Я голову помыла, – девочка махнула рукой в сторону кухни, – в тазике. Ну не могу я больше с грязными волосами ходить! – добавила она, надувшись.

– К твоему приезду готовилась, – хмыкнула Юлька, посмотрев на Ильку, и он улыбнулся.

– А я тебе подарок привез! – он сунул руку во внутренний карман куртки и вынул оттуда фотографию.

Лерка сначала недоверчиво протянула руку, посмотрела, потом расплылась в улыбке и снова набросилась на Ильку с объятиями.

– Так, ну-ка покажите мне, что там у вас? – Юлька протянула руку к фотографии, – а то я вас знаю, опять поди какой-нибудь пейнтбольный турнир или клуб самоубийц?

Клубом самоубийц назывался новый модный аттракцион, куда Юлька позволила себя затащить в очередной приезд в город. Натерпевшись страхов, она кое-как выбралась из бесконечного лабиринта комнат и поклялась, что больше никогда в жизни не поддастся на уговоры. А эти двое, казалось, получали одно сплошное удовольствие, как и на пейнтбольном матче, после которого Лерка подсчитывала очки, а Юлька синяки на своем теле.

– Мамочка, это же минипиг! Понимаешь? Мини-майялино! Смотри! – Лерка совала матери фотов лицо, восторженно пища.

– Это поросенок! – Юлька с недоумением посмотрела на Ильку.

– Мама, это не просто поросенок, это очень маленький поросенок, меньше кошки! И Лютик обещал мне подарить его, да Лютик?

Илька кивнул, сдерживая улыбку.

– То есть вы за моей спиной решили завести свинью?! – Юлькин голос взлетел под потолок и вернулся обратно.

– Не свинью, а поросеночка! Мам, ну как можно не понимать! Он же клевый! Я буду за ним ухаживать, буду выгуливать его на поводке…

– Юль, не сердись, – Илька прервал счастливые взвизги Лерки, – просто Лера давно хотела, и вот я решил… В общем, до того, как можно будет ехать забирать, еще куча времени, они только позавчера родились.

– Ну-ну, – Юлька покачала головой, – а еще она хочет сделать татуировку дракона во всю спину и полетать на параплане. Когда?.. – взглянула она выжидающе, – ты же у нас этот… трахтибидох… Старик Хоттабыч…

– Нет, татуировки без меня, – Илька категорично взмахнул ладонью, демонстрируя серьезность слов, – параплан тем более!

– Спасибо, господи, за малые милости! – Юлька вздохнула, – ну что, ты голоден? Пошли ужинать!

Было весело. Всегда, когда приезжал Илька, было весело. Причем, он ведь совсем не из тех, кто душа компании и главный развлекатель, но в его присутствии Юльке всегда становилось легко, будто вокруг Ильки собиралась какая-то положительная энергия. Она не один раз замечала, что Татьяна Петровна рядом с Илькой отмякала, говорила другим голосом, и фразы были не отрывисты, а звучали как нормальная речь. Илька всегда был внимателен к Серегиной матери, да и к ее мужу, Нининому отцу, а Серегиному отчиму, относился с уважением. Он довольно часто, зная, что Юлька на работе, сначала заезжал к ним, привозил Нине какие-то книги, долго пил чай и расспрашивал о житье-бытье. Татьяна Петровна, обычно не жалующаяся, вдруг вспоминала, что пенсии нынче совсем маленькие, а дрова дорогие, что лето было жарким, значит зима непременно будет холодной и сухой. Все это Илька терпеливо выслушивал и даже поддакивал.

Когда Лерка, наконец-то угомонилась, Юлька вышла на кухню и поставила на плиту чайник. Илька сидел в углу дивана, вытянув длинные ноги на табурет, стоявший в отдалении, и только поворачивал голову, наблюдая за ее передвижениями.

– Как в целом-то дела? – спросил он.

– Да вроде все нормально, – Юлька высыпала в вазочку конфеты и достала печенье. Сама-то она давно не ела сладкого на ночь, но Илька любил, да и ему это нисколько не вредило. – Вот, нового сотрудника взяла на работу. Класс вчера открыли. Слава богу, никаких нареканий свыше, это уже само по себе хорошая новость.

– Это тот, что сегодня был – новый сотрудник? – Илька не ехидничал, ему правда было интересно.

– Ага, – Юлька налила в большую кружку свежезаваренный чай и поставила перед другом.

– Ухаживает? – это был не вопрос.

Юлька сначала не хотела отвечать, но потом передумала. Илька был из тех людей, кому можно доверить любую беду, и он поможет разобраться, что делать дальше.

– Ну, вроде того, – произнесла она уклончиво.

– Парень по виду очень целеустремленный, – задумчиво произнес Илька, надкусывая уголок печенья, – смотри, как бы проблем не было потом.

– Да ты что?! – она испуганно махнула рукой, – здесь и за меньшее на костре сжигали, а за служебный роман проклянут до седьмого колена.

– А просто за роман? – спросил Илька невозмутимо, – за неслужебный, – уточнил он.

– Знаешь, – Юлька села рядом, оперлась спиной о теплое плечо Ильки, – мне точно ничего не светит. Я же замужем. И неважно, что Сергей уже шестнадцать лет не появлялся, для местных он есть, а я его жена. Самое страшное знаешь что? – Юлька обернулась в пол-оборота и посмотрела прекрасными, чуть печальными глазами, – что я начинаю забывать, как он выглядит. Это ужасно! Я всеми силами удерживаю его образ в себе, а он словно выветривается, испаряется. Страшно терять чувства к человеку, которого когда-то одержимо любил.

– Не искала больше? – Илька развернулся к Юльке, обхватил ее обеими руками за плечи и сцепил ладони в замок на ее груди.

– Нет. В прошлый раз писала в Сургут, пыталась через милицию найти. Вроде нашла, работал в какой-то строительной бригаде, потом снялся с места и уехал с тремя товарищами. Потом, когда деньги пришли из Москвы, я обрадовалась. Но это же Москва… А на днях пришли из Питера.

– Знаешь, Иль, – Юлька обернулась к Ильке, голос ее дрогнул, глаза увлажнились, – мне кажется, его нет в живых.

– Ну что ты ерунду-то говоришь! – Илька произнес это уверенно-отрицающим тоном, – Юль, ну хорош выдумывать!

– Правда-правда! И, мне кажется, кто-то за него деньги присылает!

– Интересно, кто же?

– Ну, не знаю, может друг какой-нибудь…

– Да уж, ну ты фантазерка! – Илька провел ладонью по Юлькиному лицу, – хватит реветь, жив твой Серега блудный. Я вот больше допускаю, что влез куда не надо, может отсидел, теперь стыдно возвращаться, вот и скитается…

– Тебе бы лишь бы гадости сказать! – пихнула Юлька друга и встала, – ты его никогда не любил!

– Ну так он чай не девочка, чтобы я его любил, – насмешливо хмыкнул Илька.

Он мог часами смотреть, как Юлька разговаривает. Иногда он забывал слушать, что именно она произносит, потому что пристально наблюдал, как шевелятся Юлькины губы, как она смешно морщит нос и как жестикулирует. Ничего не изменилось. Она по-прежнему казалась воздушно-недоступной, какой-то волшебной, годы не добавили Юльке тяжести возраста, а только доработали, как хороший мастер доводит до совершенства скульптуру. В юности ее называли принцессой, сейчас перед ним была королева. Ильке казалось, что Юлька совсем не понимает, насколько она прекрасна, как и раньше, она была проста в общении, добра и мила со всеми.

Когда она приняла решение переехать в эту деревню, Илька не мог понять, зачем. Но не пытался отговаривать, потому что это было бесполезно. Юлька, как одержимая, собирала вещи, свои и малышки, игнорировала рыдания тети Даши и благодарно смотрела на Ильку, который, отвергнув идею рейсового автобуса, решил отвезти подругу сам. В те дни он совсем мало спал, переживая за всех, и за Юльку, которая очень похудела и выглядела изможденной, и за крошку Лерку, которая постоянно кричала, очевидно, чувствуя напряженность матери, и за родителей Юльки, которые ходили как потерянные. Но больше всех он жалел себя. Точнее не так, он не жалел, он сожалел. Сожалел, что такой трус, и не смог объясниться с Юлькой, что не мог быть таким же сильным, как Серега, и не взял любимую напором харизмы и физической силы. Что даже теперь он не может ее остановить. А мама, его любимая мама, она все видела и понимала. Она только гладила его по голове и ничего не говорила.

Когда Юлька уехала, он попытался не думать о ней. У него был университет, сессии, да, в конце концов, друзья, и Илька погрузился в студенческую жизнь. Заглушая ежедневный мысленный зуд о том, как там она, Илька учился, как одержимый, постоянно писал какие-то проекты, его одного со всего потока взяли на стажировку на завод, и главный инженер, крупный усатый дядька, неохотно, но признавал, что Илька, как только закончит, займет его место, а он уйдет на пенсию. Так и случилось.

В его жизни было много девушек. Разных – веселых и томных, разбитных и скромных, некоторых он забывал на следующий день, с кем-то продолжал общаться. Но, рано или поздно, все отношения сходили на нет. На него обижались, плакали, проклинали. Ильке было ужасно жаль этих девчонок, все они были по-своему хороши собой, но они были не она. Первый раз он сорвался спустя четыре месяца. Это была весна, воздух благоухал влажными запахами оттепели и Илька, выйдя из здания универа, вдруг вспомнил, как Юлька любит тюльпаны. Купив на ближайшем рынке охапку, он прыгнул в машину, бросил бумажный сверток на переднее сидение, и решительно выехал со стоянки. Настроение удивительно улучшилось, Илька изумлялся, зачем он сам себя столько мучил, если решение было вот оно, на самой поверхности!