Мой бедный богатый мужчина

– Это верно, – кивнула Лада, устраиваясь за письменным столом.

Ян Александрович, он же профессор Колдунов, справедливо считался одним из лучших хирургов города.

Раздался грохот древней каталки, толкаемой по кафельному полу коридора. Стукнула двустворчатая дверь, с силой распахнутая недовольным анестезиологом, и реанимационный пост заполнился людьми.

Лада вытащила из-под подушки пациента историю болезни и принялась листать ее, а Диана занялась перекладыванием больного с каталки на кровать. Помогавшие ей сестры приемного отделения и дежурный анестезиолог не скрывали брезгливости: по окончании процедуры они сразу кинулись мыть руки и после этого быстро убежали.

Только Колдунов, красивый синеглазый брюнет, продолжал устало сидеть, облокотившись на письменный стол Лады.

– Что, опять бомжика нам подогнали? – участливо спросила она. – Чем хворает человечек?

– Как обычно. В канаве подобрали, привезли к нам в приемное. Диспетчеры собирались его в тигрятник засунуть, пока не протрезвеет, но обратили внимание, что у него одна щека существенно больше другой. Меня позвали, говорят: посмотрите, Ян Александрович, флегмона там или, может, свинка? Ну, а какая ж свинка с одной стороны? Полусвинка, что ли? Прихожу смотреть, мужик, бедняга, лыка не вяжет, а лицо разнесло… Будто у него вторая голова выросла. Только мозгов в ней, к сожалению, столько же, сколько в первой. – Колдунов вздохнул, скорбя о глупости бомжа. – Думаю, человек набрался по самые брови, повздорил с коллегами и получил по физиономии. Ну а дальше понятно – иммунитет, подорванный пьянством и неправедным образом жизни, переохлаждение, вот гематома и нагноилась. Я обработал, теперь его можно было бы в отделение везти, но я решил лучше к вам. Не будете ругаться?

Лада Николаевна кокетливо повела плечиком. Впрочем, кокетливость эта была напускной, игрушечной – Колдунов, как многодетный отец, не состоял в реестре потенциальных любовников и интересных мужчин больницы. Счастливый в браке, одаренный многочисленным потомством, Ян Александрович никогда не заглядывался на женщин, будучи для сотрудниц добрым приятелем, но отнюдь не воздыхателем или ухажером.

– В отделении его быстро закопают, – продолжал он. – Раз документов нет плюс еще пьяный, антибиотики нормальные колоть не будут, да и где их взять-то, нормальные? А у него, кажется, пневмония начинается, надо полечить хотя бы денька три.

– Сделаем, Ян Александрович. Изыщем внутренние резервы. Витаминчики, глюкозка, то-се… Мужик-то, кажется, молодой, жалко, если помрет.

Колдунов с хрустом потянулся.

– Как приятно, Ладушка Николаевна, иметь с вами дело. А то большинство наших докторов исповедует принцип: убил бомжа – очистил город.

– Один вы, Ян Александрович, с ними целуетесь.

– А что делать? Терпимость к своим недостаткам – порок, а терпимость к чужим порокам – добродетель. Я просто пытаюсь уравновесить плюсы и минусы собственной личности.

Лада задумчиво кивнула, вытащила из кармана ручку и, не отрываясь от беседы с Колдуновым, принялась строчить в истории болезни стандартный приемный эпикриз: «Больной доставлен из операционной в состоянии медикаментозного сна…»

– Телефонограмму дали? Что говорить, если вдруг из милиции позвонят? Как обычно – избит неизвестными лицами?

– Угу. Лицами, пожелавшими остаться неизвестными… – Колдунов опять потянулся и несколько раз подряд энергично зевнул, прогоняя сон. – Но сдается мне, били они его все-таки не лицами, а другими частями тела, предположительно ногами.

Вполуха слушая колдуновские разглагольствования, Диана обихаживала больного: написала на прикрепленной в ногах кровати табличке: «Неизвестный», установила капельницу в штатив, проверила надежность повязки и привязала руки и ноги специальными ремнями.

Фиксация больного в реанимационном отделении не жестокость, а вынужденная мера – в бессознательном состоянии пациент может нанести себе вред, если оставить его руки свободными.

«Как-то не похож он на бомжа, – лениво думала Диана, разглядывая свежую, без расчесов и гнойников кожу, под которой прослеживались крепкие мускулы. – И на алкаша тоже не похож, лицо не одутловатое. Наверное, опустился совсем недавно… Это добиваться положения в обществе приходится годами, а упасть на дно можно в один миг. Жаль, тело красивое. Сколько ему лет, интересно?.. Никак не больше сорока, жить бы да жить. Впрочем, мы ничего о нем не знаем, кроме того, что он валялся на улице пьяный и избитый. Кто сказал, что напиваются только бомжи? А тело, ей-богу, ухоженное».

Она пригляделась к рукам: грязные, но грязь на них свежая, а не копившаяся годами. Ногти ухоженные, аккуратно подстриженные, а не обломанные. У бомжей не бывает таких рук. И ног таких, с аккуратными пятками, у них тоже не бывает.

Ох, напрасно доктора записали его в бомжи, на самом деле это приличный человек, оказавшийся в канаве из-за рокового стечения обстоятельств!

Сделав вид, что поправляет мнимому бомжу повязку, Диана осмотрела зубы и волосы. Стрижка очень короткая, почти под ноль, можно предположить, что мужика обрили в каком-нибудь санпропускнике. Однако Диана почувствовала, что над его головой поработал дорогой парикмахер. Ну а зубы… Бомж, даже просто малообеспеченный человек, не может содержать зубы в таком состоянии. «Нужно доложить докторам о своих выводах», – подумала Диана.

Но вдруг словно кто-то шепнул ей на ушко: «Это твой шанс. Не упусти его».

Глава 2

Диана Кутепова всегда спускалась в школьный гардероб по левой лестнице. Пусть для этого приходилось делать круг по всей школе, пусть пахло столовскими щами и на площадке вечно толкалась малышня, зато путь пролегал мимо стенда «Наши чемпионы».

Хватало мимолетного взгляда на фотографию Володи Стасова, чтобы сердце Дианы сладко и томительно сжималось, а в живот ей словно ударяла мощная морская волна.

Господи, как она его любила!

Наверное, с сотворения мира никто так не мучился и не страдал от любви, как девятиклассница Диана, навеки отдавшая свое сердце лучшему футболисту школы.

Ученик выпускного класса вряд ли подозревал, что на него обрушился столь мощный поток чувств, скорее всего он даже не знал о Дианином существовании. Но видеть его, наблюдать, как он тренируется в зале или играет в футбол на поле за школой, было для Дианы величайшим счастьем на свете. А уж если удавалось поймать его взгляд… Таких случаев было всего три, но каждый из них отпечатался в Дианиной памяти в мельчайших подробностях.

К несчастью, расписания уроков у девятого и одиннадцатого классов не совпадали, и видеть своего кумира Диане удавалось не каждый день. Что же ей оставалось? Долгие одинокие посиделки на скамейке в Володином дворе в надежде увидеть, как любимый идет домой, да школьные дискотеки раз в месяц, когда Диана безнадежно простаивала весь вечер в углу, ревниво отмечая, с кем Володя танцует медленные танцы.

Но самое страшное ждало впереди – еще одна четверть, и Стасов окончит школу, тогда ей вовсе не удастся видеть его…

Как же она будет жить?

Она вышла на трамвайную остановку. Начиналась мокрая питерская весна, грязный снег оседал на глазах, становясь похожим на куски пемзы, из-под него проступал серый асфальт, и небо тоже было мокрым и тяжелым, как асфальт. Но в лужах стучала капель, настойчиво пела какая-то птичка, от этого веселело на душе, и казалось, что все еще может случиться. Володя разглядит ее среди толпы обожающих его школьниц, поймет, какая она хорошая и как сильно любит его…

Диана промочила ноги, но упорно стояла на остановке, пропуская трамваи один за другим, – ждала, когда Володя выйдет из школы. Ей казалось очень важным, чтобы он увидел ее именно на остановке, а не в школьном коридоре.

Она посмотрелась в стекло киоска «Союзпечати» – толстощекая девица молочно-восковой спелости с крупной, но довольно стройной фигурой. Жакет, перешитый мамой из бабушкиного пальто, не мог, конечно, сравниться с импортными куртками одноклассниц, но сидел идеально, подчеркивая тонюсенькую талию, плавную линию бедер и длинные ноги.

Почти все девчонки в их элитной школе хорошо одеты. У Стасова, наверное, в глазах уже рябит от фирменных шмоток, и Дианина бедность выделит ее из толпы девчонок, заставит обратить на себя внимание.

«Он увидит, какая я аккуратная. Пусть все вещи у меня старые, но чистые и отглаженные. Он поймет, что я прекрасная хозяйка, и женится на мне, – мечтала Диана, разглядывая собственные ноги, облаченные в многократно заштопанные колготки и сапоги, от старости утратившие форму. – Ничего, скоро у меня будут новые сапоги, мама обещала. – Диана счастливо вздохнула, представив вожделенную обувь: черные невысокие сапожки на среднем каблуке с узким голенищем и острым носком. Они будут обалденно смотреться с жакетом. К ним нужна широкая юбка до середины колена, малахитовая или цвета бордо, а может, шотландка, но, сколько я ни хожу по магазинам, нигде не видела настоящей шотландки. Юбка-брюки тоже будет прекрасно смотреться, но жакет к ней лучше бы покороче. А вот джинсовая юбка – ни при каких обстоятельствах!»

Диана обожала одеваться. Сколько всего она бы купила, будь у нее вдоволь денег!.. Обладая отличным вкусом, она ухитрялась неплохо выглядеть и в том, что у нее было, все отмечали ее умение одеться и чувство стиля. Но вещей престижных фирм, которые могли бы поднять ее рейтинг в классе, у Дианы не было…

Володя должен бы уже выйти из школы, шестой урок давно закончился. Где же он? Пошел другой дорогой на тренировку? Неужели она сегодня не увидит его?

Ждать дальше было бессмысленно, но Диана продолжала упорно стоять в промокших сапогах, пропуская редкие трамваи, с грохотом подкатывавшие к остановке. Малодушно уйти домой не позволяла мысль: а вдруг именно сегодня? Именно сегодня так выглянет из-за туч и блеснет солнце, что Володя посмотрит на нее и поймет, что не может больше без нее жить!.. Да и просто Диане хотелось снова испытать тот душевный и телесный восторг, который всякий раз охватывал ее при виде Стасова. Она словно наркоманка нуждалась в этих удивительных ощущениях… Нет, нельзя упускать ни малейшей возможности увидеть любимого, ведь где она будет его искать потом? Просиживать часами в его дворе? А если он поступит в военное училище и переедет в казарму?

Наконец он появился, едва различимый в туманном питерском воздухе.

У Дианы привычно подкосились ноги, лицо обдало жаром, а в животе словно кто-то отлепил гигантскую присоску.

Красивый, темноволосый, большеглазый, с тяжелым подбородком и крупным прямым носом, Володя Стасов выглядел в свои семнадцать лет взрослым мужчиной. Невысокий, крепко сбитый, он обладал идеальным для футболиста телосложением и двигался удивительно легко.

Когда первая волна восторга отхлынула, Диана невольно залюбовалась им, а Володя, скользнув по ней равнодушным взглядом, запрыгнул в некстати подошедший трамвай…

Чертов трамвай, вечно он подкатывает когда не надо! Если бы его не было, Володя в ожидании мог бы заинтересоваться девушкой на остановке. И как знать…

Тут Диана снова увидела свое отражение в киоске «Союзпечати» и поняла, что такой девушкой Володя не заинтересуется, даже если трамвая не будет несколько лет. Долгое ожидание окрасило ее нос в красный цвет, глаза заслезились, а волосы растрепались и обвисли от сырости. В таком виде не стоило маячить перед глазами кумира.

Расстроившись, она побрела домой.

Сняв верхнюю одежду, осторожно заглянула в комнату: мама еще спала. Лучше было, конечно, погулять хотя бы часок, чтобы дать маме выспаться после суточного дежурства, но Диана так продрогла, что почти не чувствовала под собой ног.

Она сняла колготки и сразу постирала, чтобы успели высохнуть до вечера, если она вдруг соберется погулять с подругой.