Хеллоуин для генерала

– Са-а-авин… – Аглая выпростала руку, провела пальцем по нахмуренным бровям, – спрашивай сразу, что тебе нужно. Не надо подтанцовывать.

– Почему думаешь, что мне что-то нужно именно от тебя? – Савин чуть приподнялся, удобнее пристраиваясь между ног ведьмы, мягко качнулся вперед, – кроме очевидного?

– Ай… – она невольно прогнулась, подстраиваясь, глаза опять заблестели довольно и сладко, – неутомимый какой… И возраст не берет тебя, да Савин?

– Хорошо отвлекаешь, – не отвлекся Савин, – качественно… Продолжим разговор?

– А не боишься, Савин, – неожиданно ведьма, зашипев по-кошачьи, толкнула его в грудь и перекатившись по кровати уселась верхом, выглядя невозможно довольной при этом, как наездница, которой удалось приручить и объездить дикого мустанга, – не боишься… – она качнулась на пробу, и Савин дернулся от кайфа, сильнее стиснул жесткие пальцы на гладких бедрах Аглаи, – не боиш-ш-ш-шься-я-я… Что я тебя сейчас заворожу… И здесь оставлю… Ублажать меня? А-а-а?..

Она была податлива, как пластилин, текла и плавилась в его руках… И до того хорошо было все, до того сладко, что даже дурацкий разговор, ненужный, неправильный, нисколько не мешал. Не тормозил.

Савин смотрел на нее снизу вверх, на рыжий всполох кудрей, на прикушенные от удовольствия и необходимости сдерживать крики губы, на нежную кожу груди, уже расцвеченную красными пятнами от его поцелуев…

И все думал, правильно ли он тогда поступил?

Двадцать лет назад?

Казалось ведь, все время казалось, что правильно…

Она собиралась поступать в Москву. Хотела танцевать, все задатки были. Все время говорила ему об этом, строила планы.

Планы, в которых ему не было места.

А он…

Он уже дал согласие на работу.

И, вообще-то, ехал в родной город, чтоб жениться и увезти ее с собой.

И весь этот жаркий, сумасшедший месяц он все думал, думал, слушал ее, смотрел в ее глаза, блестящие от удовольствия, от предвкушения того будущего, которое она уже себе нарисовала, в которое уже поверила…

Он должен был ей сказать, поставить перед выбором. Хотя бы обозначить его, этот выбор.

Но не смог.

В их последний вечер Савин поцеловал жадно и больно ничего не понимающую рыжую ведьмочку, оделся и сказал, спокойно и деловито:

– Я уезжаю завтра. По работе.

– По… какой работе? – испуганно и непонимающе спросила Аглая.

– Мне предложили, на границе с Китаем, – больше он ничего не мог сказать, да и то, что сказал, правдой не являлось.

– Но… А как же…

– Никак. – Отрезал Савин и развернулся к прихожей, чтоб обуться. И руки чем-то занять. И глаза. Чтоб не смотреть на нее, растерянную и не осознающую еще ситуацию.

– Но… Толик…

– Ты – в Москву езжай, поступай.

– Нет.

Савин поднял взгляд от тщательно завязанных ботинок на Аглаю.

– Да.

– Нет.

Она встала с дивана, кутаясь в простыню, серьезная и собранная.

– Я с тобой.

– Нет.

– Да.

– Нет, я сказал, – повысил он голос, встал, взял куртку, – ты мне там не нужна. Я вообще приехал только потому, что обещал. Ну и в кровати ты – зачет, конечно, – тут он скользнул нарочито похабным взглядом по ее тонкой фигурке, – но дальше наши пути расходятся. У меня – работа впереди, мне надо хоть как-то из всего этого, – тут он выразительно обвел взглядом обстановку небогатой хрущевки, – вырваться. Карьера военного – это шанс для меня. А у тебя – Москва. Не дури, ведьмочка, думай о себе. Так будет лучше.

Он развернулся и вышел из квартиры.

Пока по лестнице вниз бежал, сердце билось о грудную клетку, словно тормозило.

Все ждал, что догонит. Или, может, заплачет… А он услышит и вернется…

Не догнала. Не заплакала.

Савин вышел из подъезда и двинулся в сторону выхода со двора. Спиной он чувствовал взгляд Аглаи. Она, наверняка, стояла у окна и смотрела, как он уходит. Смотрела – и ничего не сделала, чтоб остановить…

А значит, он принял правильное решение.

Тогда он именно так и думал.

И все двадцать лет так думал.

А вот сейчас, глядя на рыжую свою ведьмочку, почему-то остро пожалел о том своем верном решении. Потому что… Столько времени потеряно. Столько времени…

Ничего, теперь наверстает. Теперь-то он ее не отпустит никуда.

12

– Что ты здесь забыла, Агаш?

Аглая поморщилась. Дурацкое имя. Надо же, вспомнил, как звал ее. Знал, что не нравится, что бесится она от старорусского звучания, и упорно называл…

– А ты еще не все про меня вычислил?

Она рассмеялась, отстранено отмечая, что Савин, утолив первый телесный голод, опять стал самим собой. То есть, хитрым и въедливым засранцем, очень себе на уме, несмотря на раздолбайство. Всегда это в нем сидело, сочеталось причудливым образом… И вот, с возрастом, наконец-то вылезло. Победило.