– Я вообще про тебя ничего не знал, – спокойно ответил Савин, откинулся на подушку, поискал взглядом воду.
Аглая, мягко перевалившись через крепкий сухой торс своего первого мужчины, потянулась под кровать, где, как она точно помнила, валялась бутылка с водой.
Толстопуз накануне развлекаться изволили и закатили ее туда.
Ожидаемо бутылки не нащупывалось, а вот увесистая лапа с пока еще втянутыми когтями по тыльной стороне ладони хлопнула.
Аглая, припомнив, как совсем недавно скрипела и раскачивалась кровать, от души постыдилась перед Толстопузом. Неправильно место дислокации он выбрал. Хотя, с другой стороны… Сам виноват, нечего теперь дуться.
Кстати, надо будет проследить, чтоб жывотное (строго через Ы, чтоб вы понимали) не увлеклось и не начало творить свою мстю в ботинки Савина.
Такие конфузы уже случались прежде, Толстопуз категорически не одобрял всех представителей противоположного пола, которые переступали порог комнаты Аглаи. Даже Васе-дурасе брюки как-то попортил. В наглую встав к нему спиной и по-боевому оттопырив хвост.
Савин, судя по уже вовсю гулявшим по ее талии и спине лапам, запросто собирался и по третьему кругу утолять телесный голод, причем, в этот раз, похоже, ей светило медленное и сладкое смакование. Возможно, десерт… М-м-м… И чего ж мы такие голодные?
Никто не кормит славных генералов? А как же наши жены?
– Ты женат, Савин?
Ладони на мгновение замерли на пересчете острых позвонков, затем опять мягко продолжили подготовку к десерту.
– Был. Валя умерла, давно.
Голос у него был спокойный, обыденный такой. Но Аглае почему-то не хотелось поворачиваться и смотреть в глаза своей первой любви.
Шлепнув для острастки по мощной пушистой лапе Толстопуза, она все-таки отрыла бутылку с водой и извлекла ее на свет.
– И дети есть? – передала свой трофей Савину.
– Да.
– Дочка?
– Да.
Он не спросил, откуда она знает, а она не стала раскрывать тему. Просто припомнила, как, двадцать лет назад, стоя у окна и глядя на удаляющуюся фигуру своего первого мужчины, она искренне, от всей души, пожелала ему успехов во всем, к чему он так сильно стремился. И чтоб не вставали на пути невыполнимые задачи, и чтоб семья была полная. И дочка. Красивая и чуть-чуть взбалмошная. Такая, какая могла бы быть у них.
Сбылось.
Ну, кто бы сомневался.
– Ну так давай, Савин, рассказывай, зачем ты здесь? Сотрудников своих ищешь?
А вот теперь в глаза ему стоило посмотреть.
Ух, тяжелый же взгляд ты приобрел, Савин! Пронизывающий.
Как твои подчиненные такое выдерживают, а, генерал?
Аглая улыбнулась, села на кровати по-турецки, ловко завертела на голове волосы в большую шишку, обмоталась простыней, изящно задрапировав все стратегически важные места.
Сейчас надо поговорить.
Как раз, когда мужчина настроился на сладкое, имеет смысл его чуть-чуть устаканить. И расспросить… Слишком много сладкого, опять же, вредно.
Переесть можно. Несварение будет, ай-ай…
– А ты, я смотрю, в курсе, да? – прищурился Савин, закончив прожигать ее испытующим взглядом и решив все-таки провести опрос по всем правилам.
– Ну не то, чтобы… Ходили тут всякие… Искали…
– А как ты поняла, что… От меня? Может, я вообще ни при чем?
– Савин, – Аглая наклонилась к нему, доверительно прошлась пальчиком по голой груди генерала, – ты, похоже, совсем меня забыл… Я же ведьма. А это – моя вотчина. Я тут все вижу. А уж конторских на раз вынюхиваю.
– Может, хватит чушь нести? – Савин тоже сел, отпил воды прямо из горла бутылки, глянул жестко, – ты меня, похоже, тоже совсем забыла. Я не верю в ведьм. И в чертей. И в привидений.
– А зря… – Аглая проницательно осмотрела его, а затем сказала то, что первое пришло в голову, не задумываясь. – Черти вокруг тебя, Савин. Ты их просто пока не видишь. И близко подпускаешь. А, когда в себя придешь, поздно будет.
– Чего несешь? – Савин, который как раз в этот момент опять пил из бутылки, поперхнулся и закашлялся, – какие черти? Мои сотрудники, что ли, черти?
– Нет, – покачала головой Аглая, – твои сотрудники… Просто люди. Зря сюда полезли. Тут уже чисто. Никто ничего отсюда больше не возьмет чужого.
– А кто брал? Ты знаешь?
– Ох… Сразу видно, ищейка конторская, – расхохоталась Аглая собачьей стойке Савина, – знаю. И говорю – больше никто ничего не возьмет. А люди твои пусть тут не ходят. А то, знаешь, место тут нехорошее. Галлюцинации всякие могут начаться…
Тут сбоку от них что-то громыхнуло, Савин подпрыгнул на кровати, моментально устремив в сторону шума небольшой карманный пистолет. И, пока Аглая гадала, откуда он его вытащил, учитывая, что в постели-то голый сидел, Толстопуз, растопырившись больше обычного, встал в боевую стойку.
А это, надо сказать, зрелище не для слабонервных.
Хорошо, что Савин к тому моменту уже опознал в рыжем шаре жывотное, а не неизвестную науке хрень (хотя, насчет последнего даже сама Аглая была не до конца уверена), и опустил свою игрушку.
Убрал матово блеснувший пистолет, задумчиво оценил размеры Толстопуза, перевел взгляд на Аглаю, молча сидящую и не мешавшую мужчинам знакомиться.
– Это, я надеюсь, не галлюцинация? – мотнул он подбородком в сторону рыжего шара.
– Я тоже надеюсь, – пробормотала Аглая, наблюдая, как Толстопуз перекатывается в сторону входной двери, туда, где стояла обувь генерала, – хотя, иногда сомневаюсь…
Савин проследил, как Толстопуз, сдувшись наполовину, вдумчиво обнюхивает его обувь и громко сказал:
– Нассышь – пристрелю нахрен.
Толстопуз оторвал розовый нос от ботинка и коротко мрявкнул.
А затем молча отошел в сторону и с достоинством уселся возле своей миски, для верности поблямкав по ней лапой.
– Ого… – оценила Аглая, – пойду-ка я ублажу жывотное.